— Это дело нам не по зубам, — шепнул ему Экхардт. Громко шепнул, чтоб остальные тоже слышали. — Выполним наш долг. Свяжемся с наивысшей инстанцией.
— С архиепископом, да? — спросил католик О'Хаггерти и был вознагражден сочувственным взглядом начальника.
— С президентом? — высказал предположение республиканец Кольтелуччи.
— С Федеральным бюро расследований, — медленно, значительно пояснил капитан. — С ФБР… Слышали о такой организации? Ответа не последовало, да Экхардт его и не ждал.
* * *
Когда мистер Смит извлек из мусора третью газету, такую же загаженную, как две предыдущие, Старик не выдержал:
— Неужели так уж необходимо воровать макулатуру из помоек? Диалог происходил на одной из многочисленных вашингтонских аллей.
— Нельзя назвать воровством изъятие предметов, от которых отказались их владельцы, — ответил Смит, с интересом шурша страницами (к некоторым игриво прилипла яблочная кожура). -А владельцы от них отказались, — иначе газеты не лежали бы в этих сияющих черных мешках. Вот если бы я стащил газеты из киоска, тогда это можно было бы квалифицировать как воровство.
— Что ты там читаешь?
— Чтобы понять ментальность тех, кто делает наше пребывание на Земле таким неприятным, нужно изучать прессу. Люди читают газеты для развлечения, а для нас это — работа.
— Ну и какие открытия ты совершил? — скептически осведомился Старик.
— Да вот, проглядел несколько передовиц и пришел к определенному выводу. Люди очень хорошо разбираются в том, что имеет к ним непосредственное отношение, а во всех прочих материях полнейшие профаны. Фальшивые деньги, например, их очень интересуют, потому что угрожают личному процветанию, а это оскорбляет их чувство законности. Поэтому люди изобрели сложнейшие методы выявления фальшивых купюр. А фальшивыми считаются все деньги, в том числе и божественного происхождения, если их произвели не на монетном дворе.
— Чувство законности? Так они законопослушны?
— Нет. У меня создалось ощущение, что люди возмущаются, когда фальшивые деньги используются в нечестных операциях. Очевидно, нечестные денежные операции следует проводить только легитимными банкнотами.
Старик насупился:
— Пока я витаю мыслями в облаках, ты времени даром не теряешь. А почему ты сказал, что они разбираются только в вещах, которые их непосредственно касаются?
— Тут есть статейки на зарубежную тематику: перемены в австрийском правительстве, кризис израильского кабинета, визит Папы на Папуа и прочее. Такое ощущение, что писались эти тексты людьми самоуверенными и обладающими исчерпывающей информацией, но не умеющими этой информацией правильно воспользоваться. Часто встречается выражение «официально не подтвержденная». Не знаю, что это значит. Что-то новенькое.
— Я вижу, ты лучше следил за событиями последних столетий, чем я, — расстроился Старик. — Я, например, и не знал, что у Австрии есть правительство, что в Израиле есть какой-то кабинет и что… Что такое «папа на папуа»?
— Папа на Папуа. Завтра будет на Фиджи, послезавтра на Окинаве и Гуаме. Во вторник возвращается в Рим.
— Не смейся надо мной. Папуа — это где?
— Северная Гвинея, к северу от Австралии.
— А зачем Израилю понадобился кабинет?
— У всех есть кабинет, чем же израильтяне хуже?
— Разве им мало того, что они избранный народ?
— Хотят подстраховаться. Теперь избранный народ сам избирает. А тут без кабинета никак.
— Мне нужно столько всего узнать. — По задумчивому лику Старика пробежало облачко. — А пришел ли ты после прочтения грязных газет к какому-нибудь практическому выводу касательно нашей с тобой ситуации?
— Да. Мы должны изменить внешнюю оболочку.
— Почему?
— Нас слишком легко опознать. Вот мы сейчас гуляем по тенистым аллеям мимо неогеоргианских особняков, словно добропорядочные граждане. А ведь мы с тобой беглые преступники.
— Преступники? — вскинул брови Старик.
— А ты думал. Мы — фальшивомонетчики, скрывающиеся от закона.
— Ну-ну, продолжай.
— У меня по изучении финансового раздела возник план.
— Так вот почему ты так долго не размыкал уст? А я иду и удивляюсь — ты вроде бы никогда, даже в прежние времена, молчаливостью не отличался.
— Время дорого. А план мой таков. Я превращаюсь в азиата…
— Это еще зачем?
— Американцы ужасно озабочены конкуренцией со стороны азиатов. Когда я ориентализируюсь, ты поднатужься и произведи на свет побольше азиатских купюр, которые называются «иены».
— Но они же все равно будут фальшивыми.
— А как иначе? Или ты предпочитаешь воровство? Не будем же мы зарабатывать деньги в поте лица. Каков я тебе в качестве бэйбиситтера? — И мистер Смит зашелся надтреснутым колокольчиком.
— Излагай свой план, — поморщился Старик.
— Свои дензнаки туземцы изучили в совершенстве, — продолжил Смит, справившись с приступом веселья. — Но с японскими банкнотами они знакомы плохо, японских закорючек читать не умеют. А если я еще и выглядеть буду чистым японцем, ни один банковский клерк не заподозрит подвоха.
— Что ты собираешься делать с японскими деньгами после того, как я их создам?
Мистер Смит посмотрел на непонятливого собеседника соболезнующе.
— Я их поменяю в банке.
— На что?
— На настоящие доллары. Старик замер как вкопанный.
— Гениально, — прошептал он. — Очень нечестно, но гениально.
В этот момент из-за угла вылетел автомобиль с синим фонарем на крыше; заскрежетал тормозами, развернулся, ободрав бока сразу нескольким припаркованным машинам, и перегородил мостовую. Старик и мистер Смит инстинктивно подались назад, но и с тыла, уже прямо по тротуару, несся полицейский мотоциклист, а за ним еще один. Затем примчался второй автомобиль, тоже с истерическим воем и скрежетом. Оттуда посыпались люди, все в штатском. Те, что постарше, были в шляпах. Размахивая оружием, люди подхватили Старика и мистера Смита, потащили их к машине и заставили положить ладони на капот, а сами принялись деловито прощупывать просторные одежды арестованных.
— Что я тебе говорил? — заметил мистер Смит. — Надо менять внешность. Не сейчас, так чуть позже.
— Что такое?! — прикрикнул на него главный из людей в штатском.
— Да, чуть позже, — согласился Старик.
Их рассадили по машинам и отвезли на городскую окраину, к какому-то гигантскому зданию.
— Это что, полицейское управление? — спросил Старик.
— Госпиталь, — ответил старший из фэбээровцев, капитан Гонелла.
— Ах, госпиталь.
— Ведь ты, папаша, совсем чокнутый, — промурлыкал Гонелла. — И твой дружок тоже. Попробуем доказать, что вы ни хрена не соображали, когда печатали денежки. Действовали в состоянии умопомрачения. Дадим вам шанс. Только уговор: мы поможем вам — вы поможете нам. На все вопросы доктора отвечать без утайки. Я тебе не подсказываю, что ему говорить. Просто играй по правилам. Тебя спросили — ты ответил. Ясно? И покороче. Можешь нести любую чушь, тут это в порядке вещей, но не утомляй доктора… Ладно, я не имею права на тебя давить… Только вот еще что. Без этих ваших исчезновений, договорились? У нас в ФБР такие фокусы не проходят. Не знаю, как ты это проделываешь, и не хочу знать. Но с исчезновениями завязал, понятно? Пока все.
Задержанных препроводили к регистрационной стойке, где восседала до смерти перепуганная матрона — не то старшая сестра, не то что-то в этом роде. Мистер Смит и матрона воззрились друг на друга со взаимным ужасом, впрочем, вполне объяснимым. Пластиковая табличка, прицепленная к халату дамы, извещала, что зовут ее Газель Маккабр. Она обшарила Старика и Смита инквизиторским взглядом выпученных глаз противоестественно светлого оттенка — казалось, веки из последних сил удерживают в орбитах два рвущихся на волю вареных яйца. Единственной подвижной деталью на сморщенном, застывшем личике был рот. Он алел незаживающей язвой и непрестанно подергивался, словно мисс Маккабр никак не могла извлечь из дырявого зуба остатки вчерашнего обеда.
— Значит, так! — рявкнула матрона (фельдфебели обоего пола почему-то именно этими словами всегда начинают беседу с нижними чинами). — Кто из вас Смит?
— Он, — кивнул на соседа Старик.
— Отвечайте по одному!
— Я, — сказал Смит.
— Так-то лучше, молодой человек.
— Я не молодой человек, а фамилия выдуманная.
— В полицейском протоколе вы значитесь как Смит, и теперь у вас нет права менять показания. Если не хотели быть Смитом, раньше нужно было думать, пока не попали в компьютер. Отныне и по гроб жизни вы останетесь Смитом. Вероисповедание?
Смит надолго закис в мучительном хохоте, ритмично трясясь всем своим тощим телом.
— Я жду, Смит.
— Католик! — прохрипел весельчак и весь вытянулся, словно собрался позировать Эль Греко.
