Надя поднялась и вышла.
Наталья Ивановна постояла у дверной притолоки. Поправила рубашку. Выглянула в коридор.
Надя сидела на диванчике и плакала. Ее голова тряслась, она закрывала рот ладонью.
– Santa Esperanza, – позвала ее Наталья Ивановна. – Я пошутила. Мне совсем плохо.
И села на пол.
Надя подбежала к ней, села рядом.
– Я соврала, – сказала она. – Сашенька правда умер.
Они ненадолго обнялись.
в долине роща расцветает,и соловей весну встречаетТуганов учился в девятом классе. У него был друг Рябинин из десятого. Здоровый такой парень, всегда румяный, красавец, на всю школу знаменитый: играл на соло-гитаре в группе «Вавилон».
Туганову очень нравилось, что Рябинин с ним дружит.
Один раз в середине мая Рябинин позвал Туганова покурить на большой перемене. Вышли во двор, обошли школу, на заднем дворе зашли за сарайчики. Закурили.
– Тут смешное дело, – сказал Рябинин. – Надьку знаешь?
– Нет, – сказал Туганов и испугался, что Рябинин его сейчас побьет за какую-то девчонку, а он ни сном ни духом. – Нет, нет, какая Надька, ты что?
Рябинин засмеялся и дал Туганову щелбана, но совсем не больно.
– Не ссы! – сказал он. – Всё идет по плану! Надька Москаленко, а? Ну?
– Нет.
– Пошли, покажу.
Докурили, зашли в школу, поднялись на третий этаж. Рябинин шепнул:
– Да вот она, вот! У окна!
Надька Москаленко была небольшого роста. Короткая и прилизанная светлая стрижка, прямо как шапочка.
– Видал?
– Ну. И что теперь?
Но зазвенел звонок, и Рябинин убежал.
У Рябинина было семь уроков, но Туганов его дождался.
– И что теперь? – снова спросил.
– Бери, – сказал Рябинин. – Твоя!
Туганов не понял и поэтому промолчал.
– Твоя! – повторил Рябинин. – Она у нас в группе на подпевке. Мы с ней лучшие друзья, и всё, клянусь! Она девочка! Она мне сказала: «Хочу, чтобы это сделал он».
– Кто? – спросил Туганов.
– Ты! – сказал Рябинин. – Влюбилась в тебя, как кошка. Сам не знаю, почему. Типа, любовь зла… Шучу, конечно! – Рябинин еще раз дал Туганову легкого щелбана. – Все мозги прокапала: познакомь, намекни, объясни. Сама стесняется.
– Она, по-моему, жирная, – сказал Туганов.
– Дурак! – сказал Рябинин. – С жирными приятнее. Но не в том дело. Она тебе сразу даст, это раз. Будет к тебе бегать по первому свисту, это два. Не ссы! Скажи честно – зассал? Маленький мальчик зассал с большой девочкой почикаться?
– Сам ты зассал! – обиделся Туганов и повернул на перекрестке к своему дому.
Но на следующий день нагнал эту Надьку после школы и сказал:
– Привет! Домой? Давай провожу.
– Давай, – сказала она и сразу взяла его под руку.
Потом стояли у ее подъезда.
– Может, пригласишь? – сказал Туганов.
– Пошли, – она легко вздохнула и улыбнулась через силу.
У Туганова всё захолодело в животе. Они поцеловались в лифте и, за руки держась, подошли к двери, и вдруг она позвонила в дверь. Туганов прямо выдохнул. Дома у нее оказались мать и сестра. Они втроем жили в однушке. Сестра и мать спали в комнате, а Надька – на кухне. Кухня, правда, была большая и с электрической плитой. Мать у нее курила сигареты без фильтра из погрызанного мундштука и всё время подметала пол, пока они сидели на табуретках и пили чай. А сестра расчесывала сибирского кота и совала Туганову под нос: «Смотрите, молодой человек, какой он мя-ягкий!» Сестра была старше лет на десять или даже больше.
Когда Надька его провожала до лифта, они снова поцеловались и договорились, что она к нему придет завтра в семь вечера. Потому что завтра была пятница и его отец с матерью уезжали на субботу-воскресенье в пансионат «Сосны», как всегда.
Туганов накрыл стол в гостиной. Кофе, конфеты, четыре куска торта. Полбутылки вина взял в холодильнике. Бокалы поставил. Сыр нарезал. И хлеб тоже.
Надька долго ходила и рассматривала картины, книги и фарфоровые статуэтки – они стояли в специальной стеклянной витрине. Потом Туганов показал ей родительскую спальню и папин кабинет. А потом свою комнату. Там уже была постелена чистая постель и махровое полотенце под подушкой. И край одеяла отогнут. Это его Рябинин научил. Надька стала обниматься. Она прижималась грудью и толкалась носом ему в шею. Туганов сказал: «Давай сначала поедим?» Она сказала: «Давай потом поедим».
Потом они договорились погулять завтра вечером. Он ждал ее с без пятнадцати восемь до половины десятого. Потом позвонил. Подошла сестра и сказала, что Нади нет, и трубку бросила. Туганов пришел домой и еще раз позвонил. Подошла ее мать и сказала, что Нади нет, хотя был уже одиннадцатый час.
Потом он ее видел в коридоре, но только шагал к ней, она поворачивалась и почти что убегала. Догонять не хотелось. Туганов ждал, что Рябинин что-то скажет. Но тот молчал, и вообще у них начинались выпускные экзамены, у Надьки, кстати, в том числе…
Лет через пятнадцать они вдруг столкнулись на том самом бульваре.
– Вот! – сказал Туганов, указывая на скамейку. – Вот на этом самом месте я ждал тебя один час сорок пять минут! – и уселся, изобразив влюбленного мальчика, который вглядывается в конец аллеи.
Надька села рядом.
– Почему ты исчезла? – спросил он.
– Я так решила, – сказала она. – Я же не знала, какой ты на самом деле. Просто мальчик в школьной форме. Красивый. В смысле, мне жутко нравился. Но я не знала, честно. И Рябина ничего не сказал, гад.
– Какой я? – спросил Туганов. – Чего ты не знала? Что не сказал?
– Что твой папа генерал, помощник министра обороны.
– Ну и что?! – чуть не закричал он. – Какая разница?! Я ведь не понтовался!
– Неважно, – сказала Надька. – Я, как у тебя побывала, решила – всё. Я тут ни при чем. Это не для меня. А когда что-то не для меня, я предпочитаю скрыться…
– А чего тогда сразу не убежала? – обиженно спросил Туганов.
– Ну, извини, – засмеялась она.
– Очень глупо, – сказал Туганов. – А давай дружить дальше! Вот как будто я тебя ждал-ждал и дождался. О, Надька, привет! Пошли в кафе! И ничего я не такой-растакой… Отца со службы поперли, когда шеф помер. Он застрелился – в газетах было, читала?
– Нет, – сказала Надька.
– Вот… – вздохнул Туганов. – Мать замуж вышла и тоже умерла, отчим меня из квартиры выписал, у бабушки живу, институт не закончил, в кафе тебя позвал, а у меня денег нет тебя угостить, и вообще давай начнем всё сначала, Надька?
– Нет, – сказала Надька. – Это тоже не для меня.
прощай, ничего не обещайОна приходила к Недоглуздову по утрам. Зимой и летом, весной и осенью. И когда птички поют, а рассвет золотит латунную люстру на потолке, и когда в окне виден желтый круг фонаря и слышно, как сосед во дворе отгребает снег от своей машины. И когда первый тополь зеленеет, и когда он роняет багряный свой убор. В дождь, в мороз, в любую погоду.
Она обязательно приходила. Без звонка – у нее был свой ключ. Входила в комнату на цыпочках, сняв туфельки на пороге. Проскальзывала в полуоткрытую дверь, бежала к нему легкими шагами, почти вприпрыжку, а потом садилась на краешек кровати и легонько щекотала его за ухом. Он просыпался и видел, что она здесь, и улыбался ей.
Правда, когда она пришла к нему первый раз, он даже испугался. Сел в кровати, стал отмахиваться, бормотать: «Кто вы такая? Зачем? Откуда?»
Но потом привык и даже полюбил ее веселые, ни к чему не обязывающие визиты.
Она ни разу его не обманула – так, чтоб обещать и не прийти. Или чтобы позвонить и сказать: «Извини, Недоглуздов, завтра у меня не складывается, давай, до пятницы». Нет, она приходила как часы. Лучше, чем часы!
Он каждый вечер был уверен: утром она обязательно придет.
Поэтому он однажды пригласил к себе в гости – так, на чашечку чаю с тортиком – Дагмару Линд из отдела анализа финансовых рынков. Она приехала из Дании, вроде бы экспатка, но по-русски говорила на пять с плюсом, даже с пословицами и матерком. Говорили, что на самом деле она была Тома Длыгина, но это неважно. Недоглуздов звал ее Шоколадкой, прицепившись к фамилии, хотя она была вся светлая и белая. Если шоколад, то молочный. Но ей это нравилось такое внимание, поэтому она легко согласилась на чашечку чаю с тортиком.
Недоглуздов точно знал, что эрекция придет утром. Чтоб зря не испытывать судьбу, он выставил на стол, кроме чая и тортика, еще две бутылки красного сухого, а также коньяк, виски, джин и мартини.
Напились просто в опилки и повалились спать, всё же потискавшись и поцеловавшись в знак признания отношений. Недоглуздов раздел ее, лежащую поверх одеяла, – она была здорово толстая, но упругая, и уже совсем спала. Вытащил из-под нее одеяло. Пристроился рядом. Укрыл ее и себя.
Завтра, сказано же!
Утром скрипнула и приоткрылась дверь. Довольно громко скрипнула, так что Дагмара Линд проснулась и покрепче прижалась к Недоглуздову своей тяжелой попой – они спали, как столовые ложки в футляре. Она даже закинула руку назад, притягивая Недоглуздова к себе, чтоб у него не было лишних сомнений и страхов.
