Я был босой, в грязных черных шортах и белой рубашке с короткими рукавами и оторванными пуговицами – и, кроме одежды, у меня не было ничего. Ни денег, ни еды, ни каких-либо документов, удостоверяющих личность. Я был голоден, но, поскольку привык недоедать, большой проблемы пока в этом не было. Разумеется, я нуждался в помощи.
Я обрадовался, когда вырвался из плена, но испугался огромной станции и толпы, которая, казалось, могла меня раздавить. Я стал в отчаянии смотреть по сторонам в надежде увидеть пробирающегося сквозь толпу мне на помощь Гудду, как будто он тоже мог оказаться запертым в вагоне этого поезда. Но вокруг мелькали только незнакомые лица. Меня парализовало от страха, я понятия не имел, куда идти и что делать, только инстинктивно отошел в сторону, чтобы не оказаться на пути у спешащих людей. Я стал выкрикивать:
– Гинестли? Берампур? – в надежде, что кто-то подскажет мне, как туда добраться.
Но никто из кишащей вокруг людской массы не обращал на меня ни малейшего внимания.
В какой-то момент поезд, на котором я приехал, отправился дальше, но я не заметил, как это произошло. А даже если бы и заметил, сомневаюсь, что решился бы вновь запрыгнуть в вагон после того, как столько времени просидел там взаперти. Я был напуган настолько, что не мог пошевелиться, опасаясь, что, если уйду отсюда, станет только хуже. Я оставался на платформе, время от времени выкрикивая: «Берампур!»
Меня накрыла какофония: люди кричали друг на друга, собирались группками поболтать – я не понимал, о чем они говорят. Большинство из них были очень заняты своими делами, одни в невероятной давке пытались сесть в вагон или сойти с поезда, другие изо всех сил старались оказаться там, где им было нужно, и как можно быстрее.
Пару человек остановились, заслышав мой скулеж, но мне удалось выдавить из себя лишь что-то наподобие «поезд, Гинестли». Большинство просто качали головой и шагали дальше. Один мужчина спросил:
– Гинестли – это где?
Я не понял, что он имел в виду: для меня Гинестли был просто… домом. Как я мог это ему объяснить? Он нахмурился и пошел дальше. Повсюду было много детей, просящих подаяние, ищущих все что угодно, как делал дома мой брат. Я был всего лишь еще одним бедным ребенком, который что-то выкрикивает, но слишком маленьким, чтобы кто-то остановился и прислушался к нему.
Я по привычке держался подальше от полиции. Я боялся, что меня могут арестовать, как однажды поступили с Гудду. Его арестовали за то, что он украл на вокзале зубные щетки и пасту, и полиция бросила его за решетку. Там он просидел три дня, прежде чем мы узнали, где он находится. После этого случая мы избегали людей в форме – кондукторов, полицейских. Мне даже в голову не пришло, что они могут мне помочь.
Я оставался на платформе, даже когда все ушли, мне так и не удалось привлечь к себе внимание окружающих. Я то засыпал, то просыпался, не в состоянии ни двинуться, ни придумать, что делать дальше. Миновал еще один день, я – уставший и несчастный – уже отчаялся получить помощь. Кишащие на станции люди теперь были для меня не людьми, а некой огромной неделимой массой, на которую я никак не мог повлиять, – как, например, на реку или небо.
Одно я знал наверняка: поезд, который привез меня сюда, и есть тот поезд, который может отвезти меня обратно. Дома было так: поезда, идущие в сторону, противоположную той, куда ты ехал, возвращались обратно по другой колее. Но я заметил, что в конце пути находилась станция, куда прибывали поезда, а потом они, пыхтя, двигались назад, в ту сторону, откуда прибыли. Раз мне никто не ответил, куда едут поезда, я сам это узнаю.
Поэтому я сел на следующий же прибывший на станцию поезд. Неужели все настолько просто? Пока поезд громыхал по рельсам, я получше рассмотрел станцию: огромное красное здание с множеством арок и башенок, я раньше никогда такого высокого здания не видел. Я побаивался этой громадины и надеялся, что навсегда уеду отсюда, от этого невероятного скопления людей. Но примерно через час поезд прибыл на свою конечную станцию, где-то на окраине города. Затем паровоз переставили и он отправился назад, к огромному вокзалу.
Я сел на другой поезд – история повторилась. Может быть, нужный мне поезд отходил с другой платформы? Дома на станции платформ было много, и на каждой, казалось, стояли разные поезда. В некоторых было много вагонов с купе, и носильщики помогали пассажирам садиться, а были и поезда, в которых каждый вагон был забит теснящимися на лавках людьми. На одном из таких поездов я сюда и приехал. Количество поездов пугало, но один из них обязательно довезет меня домой, нужно только не опускать руки.
И я не опускал. Каждый день – день за днем – я выезжал из города на разных поездах.
Боялся, что вновь окажусь запертым в вагоне, поэтому путешествовал только днем. В начале каждого путешествия я с надеждой вглядывался в пейзажи за окном, думая: «Да, да, это очень напоминает дом, я видел это здание или эти деревья раньше…» Иногда поезд достигал конечного пункта назначения, а потом отправлялся назад. Бывало, что он оставался на конечной станции и я оказывался в незнакомом безлюдном месте до следующего утра, когда поезд возвращался. Сходил я с поезда раньше, чем тот достигал конечной станции, только когда наступала ночь. Тогда я прятался под скамью на вокзале и, чтобы меня трудно было увидеть, сворачивался калачиком. К счастью, на улице было не очень холодно.
Я питался остатками пищи, которые находил на земле. Это были орешки, оброненные пассажирами, или недоеденный початок кукурузы. К счастью, найти краны с водой было несложно. Мое теперешнее положение не слишком отличалось от прежнего. Несмотря на то что я часто испытывал страх и нужду, я умел о себе позаботиться, да и организм привык к такому существованию. Я учился выживать в одиночку.
Вот так я и ездил туда-сюда, пробовал садиться на разных платформах, путешествовал в разных направлениях – иногда видел что-то знакомое и понимал, что случайно сел на поезд, на котором уже ездил раньше, – и в результате ни на йоту не продвинулся в своих поисках.
Во время всех этих путешествий никто ни разу не спросил у меня билет. Конечно, я не садился в вагон, если видел кондуктора, как поступал и дома, но когда я оказывался в вагоне, билета никто не спрашивал. Если бы меня остановил кондуктор или полицейский, я бы, возможно, набрался смелости и попросил о помощи, но меня никто не останавливал. Однажды носильщик, похоже, понял, что я потерялся, но когда я не смог ничего внятно объяснить, он дал понять, что не желает, чтобы ему докучали. Мир взрослых был для меня закрыт, поэтому я продолжал пытаться самостоятельно решить свою проблему.
Через какое-то время – может быть, через пару недель – я стал терять надежду. Где-то был мой дом, но отсюда, наверное, туда поезда не ходили. Или возникли какие-то сложности, которые я не в состоянии преодолеть. Все, что я знал о городе за пределами вокзала, – это то, что удалось рассмотреть из окон вагонов отбывающих и прибывающих поездов. Может быть, где-то там был человек, который мог мне помочь, подсказать, как вернуться домой, или просто дать чего-нибудь поесть.
Теперь я уже знал намного лучше красный, вытянувшийся вдоль путей вокзал. Я чувствовал, что он является единственным связующим звеном с местом, откуда я прибыл. А вот массы снующих туда-сюда людей пугали меня. Каждый раз, когда я ходил в какое-нибудь новое незнакомое место, радовался, возвращаясь на большую станцию, где уже хорошо ориентировался, знал, где можно переночевать или найти еду. Конечно, больше всего мне хотелось найти маму, но я уже стал привыкать к жизни на вокзале.
Я заметил ватагу ребятишек, которые всегда держались у конца одной платформы, где по ночам сбивались в кучку, кутаясь в старые одеяла. Похоже, они были такими же, как и я, и идти им было некуда. Но они не прятались под скамейками или в вагонах. Я наблюдал за ними, вероятно, они тоже меня приметили, но не проявили ко мне ни малейшего интереса. Мне не хватало смелости подойти к ним, но природную настороженность заглушили неудачные попытки найти путь домой. Если от взрослых помощи ждать не приходится, может быть, дети помогут? По крайней мере они могут разрешить остаться с ними, возможно, в окружении детей я буду в большей безопасности.
Дети оказались неприветливыми, но и гнать меня не стали, когда я прилег на твердую деревянную скамью неподалеку от них, положив руки под голову. Бегающие без присмотра дети не редкость, и еще один беспризорник в их когорте никого не удивил. Дневное путешествие на поезде измотало меня, но, испытывая некое облегчение, я решил, что до следующего утра никуда не поеду, и тут же крепко уснул, чувствуя себя в большей безопасности рядом с другими детьми.
Однако вскоре я очнулся оттого, что сперва принял за плохой сон. Услышал детские крики:
– Уходи, отпусти меня!
Раздались еще крики, и детские, и взрослых людей. В полутьме станции мне казалось, что я разглядел мужчину, который кричал что-то вроде: «Ты пойдешь со мной!» А потом ребенок завопил:
