Удивительно повезло моей семье, что я родилась именно у них.
У меня остались три крошечных белых шрамика на память о жизни в раю.
На меня надели темно-синий костюмчик. Шерстяной, кусачий. Я все время ерзаю и чешусь.
На костюме тонкие белые и красные полоски — по низу свитера и на рукавах.
— Как ей хорошо синее к золотым волосам! Красавица, русалочка!
— Твой глаз в твою жопу, — вполголоса бормочет бабушка, — никуда ребенка вывести нельзя, налетят как коршуны. Своих нарожайте и хвалите!
— Мама! — шепотом вскрикивает мама.
— Никто не слышал, что ты нервничаешь, — осаживает ее бабушка и прерывисто вздыхает.
Я впервые в таком странном месте.
Очень много людей, очень шумно, все с большими чемоданами, и какая-то женщина квакает непонятное по радио, а люди хватают чемоданы и бегут — все в одном направлении.
Мы с мамой, папой и бабушкой стоим возле длинного железного домика. У него огромные колеса, которые сильно пахнут — как трактор в деревне у соседа Тамаза.
Старшие говорят о чем-то своем, я у папы на руках верчу головой — мне ужасно нравятся светящиеся буквы на стене.
Мы заходим внутрь домика — а там комнатки! Папа поставил меня на пол, я немедленно побежала, потому что устала без движения — ножки затекли.
— Стой, стой! Куда! Мама, как ты ее довезешь, не знаю, ей-богу!
Меня ловят на входе в одну из маленьких комнат — там темно, и сидят какие-то незнакомые люди.
— Наше купе вот тут, — говорит папа. Свет включается, я вижу диванчики с подушками и столик у окна. Папа сажает меня на один диванчик, а второй — о, чудо! — поднимает, а под ним — яма.
Мама и бабушка складывают в эту яму наши сумки и чемоданы. Диванчик снова захлопывается.
— Не вздумай пальчик туда засунуть, — предупреждает папа.
— Мы с бабушкой здесь будем жить? — догадываюсь я.
Старшие смеются — они каждый раз смеются, стоит мне сказать хоть слово. Наверное, я специальный человек, чтобы смешить других людей. Снисходительно похохатываю.
— Вот билеты, а деньги проверила? Шукри вас встретит, ничего не бойтесь. Лекарства вроде все взяли. Чай вам дадут, а где сумка с едой?
— Идите уже, — спохватывается бабушка.
Мама с папой целуют нас, выходят из комнатки. Бабушка снимает наконец с меня жаркий свитер, башка застревает, я отбиваюсь руками, падаю с диванчика, и башка вылетает вон! Какое облегчение!
Бабушка отодвигает занавеску на окне и — о, еще чудо! — мама с папой стоят уже там!
— Они не будут с нами жить? — тревожно спрашиваю я.
— Мы сейчас поедем, — успокаивает бабушка.
Как поедем? Это же дом, а не машина! Я ездила в машине. Она пахнет так противно, что меня сразу начинает мутить, и голова кружится, и я начинаю хныкать, машину часто останавливают, дают мне воды, моют лицо. Не люблю ездить в машине — если бы не деревня, вообще бы в нее не села никогда.
Но это не машина, водителя нет. Люди ходят взад-вперед по коридорчику, может, это самолет?
Вдруг домик качнулся. Мама и папа замахали так, будто собрались оторваться от асфальта и полететь. Я оглядываюсь на бабушку, она тоже машет, значит — опасаться нечего. Мама и папа, и все это странное место со светящимися буквами, и квакающим радио — все поплыло вбок, и вскоре пропало, а вместо них, как в телевизоре, пошли другие картинки.
— Мы едем? — догадалась я.
— Едем, едем, чуку-чуку, — соглашается бабушка, вздыхает, как будто сбросила большой мешок, и обращается к Богу — это ее невидимый друг и собеседник, которого она постоянно о чем-то просит: — Отец Небесный, пусть наша дорога благополучно начнется и закончится, пусть мы с миром приедем, и пусть там, где нас ждут, все будут здоровы, и те, кого мы оставили, тоже будут здоровы. Аминь.
— Аминь, — повторяю я, потому что бабушка сказала — это слово должны сказать все, и тогда все сбудется.
— Бисмилла[3], — говорит бабушка.
В окошке картинки побежали быстрее. Проплыли дома, потом улица с машинами и фонарями, потом появилась полоска моря.
— Это самолет? — уточняю я.
— Это поезд, — взволнованно отвечает бабушка. — Господи, как давно я никуда не ездила! И так далеко!
— А куда мы едем? В деревню? К Найде? — озадаченно спрашиваю я.
— К твоему дяде, в Москву. Он по тебе очень скучает! И по мне тоже. — И на бабушкином лице морщины складываются в солнце.
Ехали мы целую вечность.
Сидеть в нашей комнатке скучно, поэтому, стоило бабушке выйти по какой-либо надобности, я спрыгивала на пол и босиком бежала в соседние комнатки. Все счастливы меня видеть — это уж как обычно. Я садилась за стол, брала сушки и конфеты и рассказывала, что у меня есть собака Найда, у которой на ухе клещ, и она сильно плакала и мотала ушами, еще — что папа убил на охоте зайца, и его ели всей деревней!
Бабушка искала меня по всему вагону, проводницы искали вместе с ней, закатывая глаза. Найдя беглянку, она хватала меня и страшно извинялась, а люди смеялись и просили оставить.
— Тоже мне, нашли клоуна, — ворчала бабушка и слегка меня в сердцах встряхивала, я думала — это такая игра и реготала на весь вагон.
В поезде бабушка все время клевала носом: снизу стучало прямо в живот — дум-папа, дум-папа, и стук был ритмичный, а у меня в голове музыка складывалась на него сама собой. Я задирала ноги на мягкую стенку и во все горло распевала: «аааа-уууу-иииии»!
— Этот ребенок когда-нибудь спит? — хмуро спросил соседний пассажир.
— Чш-ш-ш, замолчи немедленно, нас скоро с этого поезда выкинут, всех довела до психоза, — зашипела бабушка. — Извините, ради бога, ей простора маловато.
Вскоре для меня нашелся компаньон.
Лысый дядечка с мешками под глазами очень много смеялся, любил поглазеть в окно и поговорить. Мы часами вместе смотрели картинки в окне, называли все их составные части и сочиняли песни.
— Поросята-поросята, а с ними — большая свинья-а-а-а-а! — распевали мы вдвоем, когда бабушка возникла на пороге.
— Дай вам Бог здоровья, — молитвенно сложила руки бабушка.
— Что вы! Такого попутчика найти — мне сказочно повезло! — смеялся дядечка, и я просила бабушку не мешать. Она приносила еду мне из нашего домика сюда, к новому другу, он тоже угощал меня конфетами, а когда я уставала и меня побеждал сон, дядечка нес меня на руках к бабушке, где она с очками на носу читала потрепанную книжку.
В Москве было много загадочного.
Например, на лестнице пряталась крошечная отдельная комнатка. Мой дядя выходил из квартиры, заходил в эту комнатку, потом нажимал на кнопочку, и двери закрывались сами. Потом они снова открывались, а там уже никого не было!
Я страшно волновалась, прыгала на месте, но не уходила. Потом мои кузены заходили к комнатку, снова нажимали кнопочку, исчезали за сердитыми дверями, и через некоторое время двери разъезжались, а там — стоял дядя с кучей газет в руке! А кузены исчезали!
— В твоем Батуми такое есть? Нету, — трепал меня дядя по кудрям и заводил обратно в квартиру.
Я очень возмущалась, когда нашей комнаткой пользовались соседи!
Кроме волшебной комнаты, была еще лестница — только не дома, а под землей. На ней ступеньки плыли, как река, глаза начинали разъезжаться в разные стороны, и надо было ухитриться попасть именно посреди ступеньки, а если между, то упадешь. Я бы каталась на этой лестнице целыми днями, но старшие поспешно меня уводили, и я мечтала убежать от них, чтобы никто не мешал изучить лестницу поближе.
Правда, людей там было столько, что немного отстанешь — и готово, тебя никто не увидит. Однако бабушка знала, с кем имеет дело, и цепко держала меня за запястье.
— Ты соображаешь — если тут потеряешься, мы тебя в жизни не найдем? Это — Москва!
«Москва» звучало так угрожающе, что я немедленно поверила — да, потеряюсь.
Хотя потеряться навсегда — это интересно.
Тем более, что мою безмятежную жизнь отравляли кузены.
Они были большие — учились в школе.
Каждое утро уходили с портфелями, а по вечерам сидели за круглым столом, уткнувшись носами в книжки. Тетя ругала брата, что он лодырь, а на сестру, наоборот, не могла нарадоваться. Брат, и без того тощенький, гнулся к столу и частенько дезертировал с места мучений. Двоюродные меня за человека не считали, не играли со мной, гнали от стола прочь и не давали тетрадки — порисовать. Поэтому я сидела в засаде за диваном, сопя в дырочки, и, стоило кузенам отлучиться, подбегала к столу, хватала ручку и быстро-быстро черкала в распахнутых беззащитных тетрадках.
— ЧТО ЭТОООО????!!!! — визг моей сестры сотрясал квартиру. — Я ее убью! Какого черта вы ее привезли на мою голову?
— Отлично! — радовался брат. — Скажу завтра в школе, что малолетняя мымра испортила мое домашнее задание!
