Синие Ноги и ангел
Звенит звонок, Бабуся открывает дверь, и в прихожую входят Синие Ноги. В нашу комнату я уже не добегу, потому что я на кухне — и я сразу залезаю под стол.
Я не люблю Синие Ноги. Бабуся сказала, что она наша Прабабушка. Я долго думала это слово и решила, что Прабабушка — это Бабушка, про которую просто рассказывают, а у меня есть своя, наша Бабуся. И ещё, эта Прабабушка так говорит, как будто плохо поёт!
Синие Ноги и Бабуся идут на кухню — я всё вижу из-под стола.
— Деточка, выходи, — говорит Бабуся, — Прабабушка пришла!
А я не хочу её видеть и слышать… но Бабуся этого не знает.
— Выходи, деточка, выходи, вылезай из-под стола, мы тебя видим, — говорит Бабуся.
Я залезаю в самый угол и вся сжимаюсь — тогда меня, может, будет не видно.
— Иди сюда, Нинусенька, иди, мое золотко, дай я тебя обниму-поцелую! — говорят Синие Ноги.
А я не могу выйти, не могу вылезти, потому что мне очень не хочется, чтобы меня обнимали и целовали Синие Ноги.
— Вылезай сейчас же, чертёнок ты эдакий, — говорит Бабуся и сама смеётся.
Я очень удивляюсь: Бабуся никогда не называла меня «чертёнком».
— Да что ты, Надёнка, — сердятся Синие Ноги, — что ты, разве можно ребеночка, ангельскую душу, чертёнком называть?!
— Мама, пойдём в столовую, — говорит Бабуся, и они уходят.
Я совсем не понимаю, что такое «надёнка» и про какую «маму» говорила Бабуся, но я смотрю из-под стола и всё вижу! Сначала они заходят в нашу комнату — там Синие Ноги будут обнимать и целовать Анночку. Как только они выходят из нашей комнаты и входят в столовую, я вылезаю из-под стола, бегу в нашу комнату и залезаю в стенной шкаф. Но двери пока не закрываю, а то там очень жарко.
— Ты в шкафу будешь сидеть? — спрашивает Анночка.
Она сидит на своей кровати с утёнком Тимом.
— Да, — говорю я, — только дверь закрывать не буду.
Я сижу на полу в стенном шкафу и разглядываю нашу комнату — она мне очень нравится, особенно комод, на нём стоит красивая высокая лампа. Мамочка говорит, что это китайская лампа для ночи, она стояла ещё в её детской комнате, потом там стоит немножко не круглое зеркало — оно стояло раньше, не знаю когда, у Бабуси. И ещё там стоит большая белая раковина — Бабуся прижмёт её к моему уху и говорит: послушай, послушай — там море шумит! А я ничего не слышу! Я всё разглядываю и про всё думаю, Анночку тоже разглядываю, она похожа на красивую картинку. Анночка говорит: по коридору кто-то идёт! Я быстро закрываю дверцы шкафа — сразу становится темно и жарко, темно мне не важно, но жарко мне не нравится! Я долго терплю, потом уже не могу и немножко открываю одну дверцу — и тут Анночка открывает обе дверцы. Я спрашиваю:
— Синие Ноги ушли?
— Ушли, — говорит Анночка.
Она меня уже как-то выпускала из шкафа. Она такая умная и хорошая, ведь ей нет ещё двух лет. А я уже совсем взрослая — скоро будет мой день рождения, мне будет четыре года. Бабуся идёт мимо нашей комнаты на кухню, смотрит на меня и качает головой. Я иду за ней и спрашиваю:
— Бабуся, почему Синие Ноги так долго?
— Деточка, деточка, ну почему ты свою Прабабушку называешь Синие Ноги?! У неё совсем не синие ноги, а длинная синяя юбка.
Мне кажется, что Бабуся немножко сердится.
— Всё равно ноги синие, — говорю я и вдруг вспоминаю про «ангельскую душу», так Синие Ноги сказали, и как Бабуся говорит, что у неё ангелы на душе поют, когда она слушает, как мы поём хором. И я спрашиваю:
— Бабуся, а что такое «ангельская душа»?
Бабуся мне долго рассказывает про ангелов и ещё про что-то, и я понимаю, что ангелы очень хорошие, красивые и много хорошего делают для людей. Бабуся говорит:
— Ты немножко подрастешь, и я тебе ещё много чего расскажу!
— Спасибо, Бабуся, — говорю я и иду в столовую.
Я Мамочку давно не видела — мы завтракали, и больше я её не видела. Иду мимо нашей комнаты. На маленьком стуле Анночка сидит с утёнком Тимом. Она куда-то смотрит и немножко улыбается. Я останавливаюсь, смотрю на неё, она меня не видит и сидит — совсем-совсем не шевелится. И вдруг я понимаю: Анночка — ангел! Я прохожу мимо нашей комнаты, останавливаюсь около двери в столовую, думаю про это. И вдруг я думаю: Анночка — ангел… но это немножко скучно!
День рождения — 20 ноября 1940 года
Я открываю глаза — светло, ничего не понимаю, потом слышу: кто-то шепчется. Я приподнимаюсь. Рядом с кроватью, с подушкой, стул стоит — на нём много мешочков, завязанных красивыми ленточками, а на своей кровати Анночка сидит. И она кричит:
— Поздравляю тебя, Ниночка, с днём рождения!
И Эллочка кричит:
— Поздравляю с днём рождения!
Тут я понимаю: ведь у меня сегодня день рождения — мне сегодня стало четыре года. И стул стоит рядом, а на нём подарки. Но вчера ведь здесь никакого стула не было?! Я знаю: у нас дома очень много волшебства!
— Спасибо, спасибо, — говорю я.
Сажусь, машу Эллочке рукой, а она куда-то смотрит. И вижу: Анночка тоже куда-то смотрит — они обе смотрят туда, где окно. Я поворачиваю голову… О-о-й! Под окном стоит блестящая, чёрная с чем-то красным и золотым лошадка-качалка. Я понимаю: это тоже подарок, только он стоит там, потому что на стул поставить нельзя. Я смотрю на неё, ещё сказать ничего не успела — Эллочка раз-раз-раз, в ночной рубашке и босиком уже сидит и качается на лошадке. Я ложусь лицом к окну и смотрю, как Эллочка качается на лошадке-качалке. Анночка тоже смотрит.
А Эллочка так здорово качается — высоко-высоко, раздва, раз-два! Мы с Анночкой смотрим, а Эллочка качается — раз-два, раз-два, раз-два, ТРЕСК… и качалка ломается. Анночка начинает плакать и сквозь слёзы стонет:
— Ты зачем Ниночкин подарок сломала?
А мне почему-то совсем не жалко лошадки-качалки. Я думаю: ну хорошо хоть Эллочка покачалась. Приходит Мамочка, я так рада её видеть и кричу:
— Ма-моч-ка!
Она обнимает меня, целует и говорит:
— Поздравляю тебя, моя родная, ненаглядная девочка! Сажает меня к себе на колени и тут видит Эллочку на сломанной качалке. Мамочка говорит строгим голосом:
— Эллочка, ты взрослая девочка, тебе уже почти семь лет, ты что, не понимаешь…
Но дальше я сама не поняла. А Эллочка очень расстроилась, и я говорю:
— Давайте подарки смотреть!
Приходит Бабуся, поздравляет меня, целует, обнимает — у неё такие тёплые мягкие руки. Все собираются у меня на кровати, а Папа на работе, сейчас мы будем разворачивать по очереди каждый мешочек, развязывать красивые ленточки и думать: а что же там в мешочке?! Анночка ещё всхлипывает, я говорю:
— А лошадку Папа починит — он очень любит всё чинить этой палкой, от которой противно пахнет!
— Это паяльник! — смеётся Мамочка.
Я сижу в Красном уголке за большой тряпкой. Тряпка висит от самого потолка, и тут нет этого яркого-яркого света, от которого я не могу открыть глаза. А на ярком свету стоит большая, очень большая ёлка, и около неё все выступают — говорят стихотворения, поют, после этого всем дарят новогодние подарки. А за ёлкой, в темноте, сидят все родители и хлопают. Подходит Эллочка и спрашивает:
— Ты почему здесь сидишь?
Я говорю:
— Там очень свет яркий!
Она говорит:
— А где твой подарок?
— Нет, — говорю.
— А ты что, не выступала? — Она так удивилась, что у неё глаза стали широкие-широкие.
— Не выступала. — И я на неё хочу строго посмотреть, как иногда Мамочка смотрит, чтобы она меня не тащила на этот яркий свет, но у меня ничего не получается, она берёт меня за руку и говорит:
— Как же я пропустила… пойдём скорее, тебе надо выступить, а то начнётся хоровод и ты останешься без подарка!
— Не надо подарка, — прошу я.
— Надо! — говорит Эллочка. — Спой что-нибудь.
— Не хочу им петь, — сержусь я.
— Тогда скажешь стихотворение. — Эллочка начинает тащить меня на свет.
— Я не помню ничего, — говорю. Мы уже на свету. Эллочка говорит:
— Глупости, ты знаешь очень много стихотворений.
— Она ставит меня около ёлки и говорит тихо:
— Расскажи «Курица-бездельница». — И быстро уходит.
Я начинаю:
Курица-бездельница, сколько тебе лет?
А она в ответ говорит и сердится — года ещё нет!
Я не люблю это стихотворение, просто так не люблю, и мне кажется, что оно для совсем маленьких, но теперь ничего не поделаешь — придётся рассказать до конца. Я быстро рассказываю до конца, слышу, как мне хлопают, из-за ёлки выходит женщина и даёт мне блестящий мешочек, я говорю «Спасибо», отхожу к стенке и удивляюсь, почему я раньше не могла смотреть на этот свет, а сейчас могу. Вижу — Эллочка тащит Володьку из нашего подъезда, он очень глупый и смешной. И слышу, как Эллочка говорит:
— Ты что, совсем ничего не умеешь делать?!
