Ро­бер Са­ба­тье - Шведские спички

Бу­гра все еще раз­мыш­лял о трех жу­ли­ках и о пред­ло­же­нии стать их со­общ­ни­ком, ук­рыв у се­бя кра­де­ное. Его от­каз был вы­зван не мо­раль­ны­ми со­об­ра­же­ния­ми, нет, — он про­сто хо­тел ос­тать­ся не­за­ви­си­мым. Од­на­ко де­нег ему все­гда не хва­та­ло. Го­лод­ный волк сре­ди псов — так он и про­жил всю жизнь, а ведь ему уже око­ло се­ми­де­ся­ти.

Оли­вье ус­та­вил­ся на лу­ну. Пря­чу­щая­ся в об­ла­ках, бес­шум­ная, мол­ча­ли­вая, она на­по­ми­на­ла ему кош­ку. Она сле­ди­ла, шпио­ни­ла, зна­ла все люд­ские тай­ны, а вот за ис­клю­че­ни­ем Ру­ле­та­би­ля ни­кто ею не за­ни­мал­ся. Бу­гра ос­та­но­вил­ся рас­ку­рить тру­боч­ку, а ре­бе­нок смот­рел на све­ти­ло, плыв­шее в не­бе, слов­но мяч на по­верх­но­сти пру­да. Не­стер­пи­мая бе­лиз­на лун­но­го све­та ос­ле­п­ля­ла и вы­зы­ва­ла чув­ст­во тре­во­ги. Оли­вье оро­бел и при­бли­зил­ся к спут­ни­ку:

— Ска­жи, Бу­гра, бо­жень­ка на лу­не жи­вет?

Бу­гра втя­нул ще­ки и вы­пус­тил клуб ды­ма, бы­ст­ро рас­та­яв­ший в воз­ду­хе. Он не­мно­го по­мол­чал, сплю­нул, по­смот­рел на вер­ши­ны де­ревь­ев и от­ве­тил:

— Мо­жет, и есть на­вер­ху лю­ди, мо­жет, и не­ту… Но уж ко­неч­но, там нет ни­ка­ко­го бо­жень­ки!

— Он где-то в дру­гом мес­те? По­вы­ше?

— Ни вы­ше, ни ни­же. Ты ведь сам, сы­нок, — бо­жень­ка. И я. И все лю­ди кру­гом.

— А Да­ни­эль то­же? Ну, зна­ешь, Па­ук.

— Воз­мож­но, — про­вор­чал Бу­гра.

Его сму­тил этот раз­го­вор. Не хо­те­лось ему об­су­ж­дать та­кие де­ла с ре­бен­ком. Он гром­ко ска­зал са­мо­му се­бе:

— Сказ­ки рас­ска­зы­ва­ют все, ко­му толь­ко не лень!

Оли­вье хо­тел за­дать столь­ко во­про­сов, уз­нать про Ма­ка, Лу­лу, Люсь­е­на, Гас­ту­не и всех ос­таль­ных — не­у­же­ли и они то­же бо­жень­ки? Бу­гра по­ка­зал­ся ему в этот раз очень зна­чи­тель­ным. То, как он го­во­рил с Ма­ком, про­из­ве­ло на маль­чи­ка впе­чат­ле­ние; а ко­гда Бу­гра по­ка­зал то­му но­сок сво­его баш­ма­ка, «ка­ид» сба­вил тон. Ре­бе­нок ду­мал: «Кра­сав­чик-то при­умолк, ста­ло быть, Ана­толь был то­гда прав: Мак — «не канд, а вошь!»

— Ты си­лач, Бу­гра?

— Еще ка­кой!

Он взял у маль­чи­ка кни­гу, про­чел ее на­зва­ние и при­сви­ст­нул:

— Ну-ну… Бра­во, гос­по­дин про­фес­сор!

— Да я еще в ней не ра­зо­брал­ся, — скром­но ска­зал Оли­вье.

Маль­чик объ­яс­нил, что кни­га ему не при­над­ле­жит, ее ему одол­жи­ли, но не за­хо­тел упо­ми­нать о Да­ни­эле: это бы­ла его тай­на.

— На­ста­нет вре­мя, ты про­чтешь и Зо­ля, — ска­зал Бу­гра тор­же­ст­вен­но и ува­жи­тель­но. А прой­дя чуть даль­ше, под­нял па­лец и из­рек: — У Зо­ля там обо всем ска­за­но!

Оли­вье по­ду­мал, что сле­ду­ет за­пом­нить это имя. И так же, как он твер­дил «Да­ни­эль, Да­ни­эль, Да­ни­эль…», он по­вто­рил: «Зо­ля, Зо­ля, Зо­ля…»

Пра­вый кар­ман курт­ки Бу­гра — тот, в ко­то­рый он клал свою труб­ку и па­кет та­ба­ка, — был по­рван. Ре­бе­нок по­ду­мал, что на­до бы его за­ла­тать, но мысль о нит­ках сра­зу вер­ну­ла его в га­лан­те­рей­ную лав­ку ма­те­ри.

Он слы­шит, как зве­нит двер­ной ко­ло­коль­чик. Вир­жи­ни сто­ит за при­лав­ком, за­дум­чи­во по­хло­пы­ва­ет се­бя по гу­бам ка­ран­да­шом с лас­ти­ком на кон­це. Она да­ет за­каз ка­ко­му-то гос­по­ди­ну не­боль­шо­го рос­та, лы­со­му и тще­душ­но­му, ко­то­рый снял шля­пу и по­ло­жил ее под­клад­кой вверх на рас­крой­ный сто­лик. На ка­ж­дое пред­ло­же­ние Вир­жи­ни гос­по­дин ки­ва­ет, под­твер­ждая свое со­гла­сие.

«Чер­ной тесь­мы для под­шив­ки брюк, — дик­ту­ет Вир­жи­ни, — и се­рой так­же. Сколь­ко мот­ков? По два — обо­их цве­тов. Ни­ток для штоп­ки: пять ко­ро­бо­чек раз­ных то­нов и две — чер­ных… Обо­ж­ди­те — еще кон­вер­ты с игол­ка­ми. Ну… шесть дю­жин. Да-да — оп­том».

И гос­по­дин со­сет хи­ми­че­ский ка­ран­даш, пач­каю­щий ли­ло­вой крас­кой его рот, и пе­ре­во­ра­чи­ва­ет ко­пир­ку в за­пис­ной книж­ке. Оли­вье за­яв­ля­ет о сво­ем при­сут­ст­вии:

«Ма­ма, ты го­во­ри­ла, нуж­ны пле­чи­ки».

«Ах, да: пле­чи­ки 44-го и 46-го раз­ме­ра. Да, сред­ние. За­пи­ши­те — две­на­дцать пар. Спа­си­бо, Оли­вье, ес­ли б не ты… Я еще вот что за­бы­ла: шерсть для ажур­ной вяз­ки. По­ка­жи­те мне ва­ши об­раз­чи­ки… А бу­лав­ки у вас есть? То­гда — шесть боль­ших ко­ро­бок…»

Оли­вье за­крыл гла­за, но пе­ред ним воз­ник­ло еще од­но ви­де­ние. Вир­жи­ни шьет на ма­шин­ке. Слы­шит­ся по­сту­ки­ва­ние так-так-так, ткань, са­ма вы­бе­га­ет из-под иг­лы, но­ги ма­те­ри тан­цу­ют на чер­ной пе­да­ли, а нит­ка пры­га­ет от од­ной ка­туш­ки к дру­гой. Ко­гда ма­шин­ка ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, ка­жет­ся, что она са­ма по­гло­ти­ла весь этот шум.

— У те­бя, Бу­гра, по­рвал­ся кар­ман.

— Лад­но, — бро­сил Бу­гра.

Они уже дош­ли до ле­ст­ни­цы Бек­ке­рель и мед­лен­но по ней под­ня­лись. А вот и дом, в ко­то­ром го­рел чу­лан­чик; ста­рик улыб­нул­ся и лу­ка­во по­смот­рел на Оли­вье. Это оз­на­ча­ло: «А ты пом­нишь?» И хоть все слу­чи­лось со­всем не­дав­но, но ка­жет­ся да­ле­ким-да­ле­ким.

— Я ду­маю, они так и не от­пра­вят счет за убыт­ки, — ска­зал Бу­гра. — В сущ­но­сти, это не­пло­хое ре­мес­ло — по­жар­ный. Но луч­ше, ес­ли б они не но­си­ли мун­ди­ров.

И еще од­на кар­ти­на про­шло­го при­шла на па­мять ре­бен­ку. В ла­воч­ку вхо­дит поч­таль­он, кла­дет на стол свою ко­жа­ную сум­ку, вы­ни­ма­ет день­ги, тет­радь: «Вот здесь рас­пи­ши­тесь…» — и до­бав­ля­ет: «Это пен­сия за ва­ше­го му­жа. Она, увы, не рас­тет…»

Ко­гда дверь за­кры­ва­ет­ся, Вир­жи­ни скла­ды­ва­ет день­ги и го­во­рит: «Боль­ше ни­кто не при­дет. За­кро­ем дверь на за­движ­ку. Хва­тит с ме­ня, на­ви­да­лись се­го­дня лю­дей».

Она на­чи­на­ет петь, ко­кет­ли­во на­ме­кая на свое имя:

И ко­гда мать ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, Оли­вье лу­ка­во под­хва­ты­ва­ет:

Маль­чик еще был в пле­ну это­го гру­ст­но­го вос­по­ми­на­ния, ко­гда го­лос Бу­гра за­ста­вил его вздрог­нуть:

— Что ты ска­зал, Оли­вье?

— Гм… ни­че­го. Я пел.

Их про­гул­ка бы­ла дол­гой. Ночь при­да­ва­ла бе­се­де ли­ри­че­ский от­те­нок. Они шли ми­мо ед­ва слыш­но жуж­жа­щих га­зо­вых фо­на­рей. Ле­ту­чие мы­ши ле­те­ли на их свет. Воз­дух све­жел, и гу­бы ощу­ща­ли его как про­хлад­ный на­пи­ток. У ко­го-то за ок­ном стен­ные ча­сы гул­ко про­би­ли один раз.

— Ты не был же­нат, Бу­гра, ни­ко­гда?

— В свое вре­мя я час­то же­нил­ся. Ну, в об­щем, у ме­ня бы­ли «зна­ком­ст­ва».

— А де­ти?

— Да ну! Я их тер­петь по мо­гу, — ки­нул Бу­гра, но в его чер­ных гла­зах мельк­ну­ла ис­кра, и он до­ба­вил: — С то­бой-то все по-дру­го­му. Ты ско­рее при­ятель.

Они спус­ти­лись с Мон­мар­тра по вы­зы­ваю­щей го­ло­во­кру­же­ние ули­це Ше­ва­лье де ля Барр, про­шли вдоль ее ста­рых про­вин­ци­аль­ных зда­ний к до­мам и гос­ти­ни­цам у под­но­жия хол­ма.

— Ше­ва­лье де ля Барр — ты зна­ешь, кто это был? — спро­сил Бу­гра, по­ка­зав на си­нюю до­щеч­ку.

— Нет.

Оли­вье ни­ко­гда не за­ду­мы­вал­ся над на­зва­ния­ми улиц: Ра­мей, Кюс­тин, Ла­ба, Бар­бес… Он не знал, име­на ли это ка­ких-то дея­те­лей или на­зва­ния го­ро­дов. Так как «Ше­ва­лье де ля Барр» зву­ча­ло кра­си­во, он пред­ста­вил се­бе сред­не­ве­ко­во­го вои­на в дос­пе­хах, со щи­том и копь­ем вос­се­даю­ще­го на ло­ша­ди, по­кры­той по­по­ной.

— Это был мо­ло­дой че­ло­век, — ска­зал Бу­гра. — Они от­ру­би­ли ему го­ло­ву, а по­том со­жгли. Ну, про­сто за пус­тя­ки. Он, ви­дишь ли, по­пов не лю­бил.

— А по­том его име­нем на­зва­ли ули­цу?

— Да, так все­гда и бы­ва­ет.

Оли­вье за­ду­мал­ся о том, не от­ру­би­ли ли так­же го­ло­вы Лам­бе­ру, Ни­ко­ле и Баш­ле. Ули­ца все кру­че спус­ка­лась вниз к сту­пень­кам, при­мы­каю­щим к ули­це Ра­мей. Оли­вье, рас­то­пы­рив в сто­ро­ны ру­ки, как ак­ро­бат на про­во­ло­ке, до­бе­жал до са­мо­го ни­за, влез на пе­ри­ла ко­рот­кой ле­ст­ни­цы и стал под­жи­дать сво­его дру­га. Ко­гда ста­рик по­рав­нил­ся с ним, Оли­вье скольз­нул по пе­ри­лам и спрыг­нул на тро­ту­ар. К его удив­ле­нию, Бу­гра про­де­лал то же са­мое, ска­зав:

— Ну, как? Еще ни­че­го ста­ри­каш­ка, лов­кий…

Лу­на, чтоб луч­ше шпио­нить, спря­та­лась за об­лач­ко; сра­зу по­тем­не­ло. Ко­гда они до­б­ре­ли до ули­цы Ла­ба, Бу­гра зая­вил, что не ху­до бы «за­дать хра­па­ка».

— О, еще ус­пе­ет­ся…

Ста­рик рас­тре­пал маль­чи­ку во­ло­сы, ска­зав: «Ну и гри­ва!» — и дал шлеп­ка: