Я поднял голову и увидел женщину, которую сначала не узнал, — с ней Даниил разговаривал в ресторане. Она была не одна, поодаль стоял еще кто-то.
— Теперь наше время, — сказала женщина, — мы приберем тело. Приходи позже — отнесешь его в гробницу, высеченную в скале, и привалишь камень.
Как только к телу Спасителя прикоснулись руки женщин, небо воскресло радугой, ветер стих, и земля затянула пробороздившие ее раны. Я отошел поодаль и сел на землю наблюдать за работой плакальщиц. Те, причитая, омывали тело Спасителя, умасливали его и собирали в недолгий загробный путь, туго пеленая в плащаницу.
Следуя иудейской традиции, Мария заплела волосы на затылке в косичку.
— Помоги, Владимир, — попросила она, — отнеси Его туда, где Он будет почивать до своего Воскрешения.
Я взял тело Даниила на руки и подивился тому, насколько легка эта ноша. Нести было совсем недалеко. Дойдя до места, я заглянул в пещеру и, увидев, что каменное ложе готово, протиснулся в узкое отверстие входа. Аккуратно положив Спасителя на место, я поцеловал его в лоб и вышел. Перед пещерой стоял Билл со Шварценеггером, который держал на плечах два спеленатых тела.
— Что ты задумал? — спросил я Билла.
— Спаситель велел положить их тела в пещеру, — сквозь слезы произнес Гейтс, — чтобы они сопровождали его все время пути. Ты же помнишь, как он сказал: «Вы будете свидетелями мучений моих, ибо кресты наши рядом стоять будут. И тела будут рядом лежать».
— Будь по сему, — согласился я.
Широкоплечий австриец с бездыханными телами в руках, кряхтя, протиснулся в пещеру. Когда он вышел, оставалось лишь привалить гигантский камень. Мы втроем не без труда водрузили его на место.
Вокруг нас по-прежнему был город начала первого тысячелетия, столь знакомый по Новому Завету и столь непривычный по внешнему образу. Нет мечети Омара, а вдали возвышается дворец Ирода, рядом с которым должен находиться Храм Соломона, еще не разрушенный римлянами.
Я шел и молился, вторя ударам сердца, но чуду не суждено было сбыться — ни одного камня, лишь фрагмент, подпирающий с запада Храмовый холм.
Я обернулся к моим ученикам и увидел в глазах их слезы.
В отчаянии мы бросились прочь из Иерусалима, в Гефсиманский сад, и там под сенью маслин предались истовой молитве. Мы молились о спасении и воскрешении Даниила, о даровании Храма, о прощении заблудшему роду человеческому. Мы молились, не прерываясь на сон и еду, молились, когда наступила ночь, и молились, когда забрезжил рассвет. Молились, не переставая, и ждали знамения.
Я потерял счет часам и только повторял: «Господи, помилуй!», путая языки и срываясь с «Отче Наш!» на «Шма Исраэль!». Я просил Господа не словом и мыслью, а сердцем, и в какой-то момент сам перестал понимать, о чем я Его прошу. Я взалкал истины и с трепетом ждал ее обретения.
Так миновал день субботний, и солнце уступило место луне, когда я понял, что очертания древнего Иерусалима стали меняться. Вновь засиял купол мечети Омара, и современность стала проступать в ночном воздухе великого города. Сначала я подумал, что у меня начались галлюцинации, а потом осознал, что это и есть тот самый знак воскрешения, о котором я молил!
Я вскочил на ноги и с криком, как умалишенный, бросился к гробнице, где мы оставили Даниила. За мной устремились и Билл, и все наши ученики. Мы бежали так быстро, что, наверное, со стороны могло показаться, будто мы парим над землей. Слыша крики радости, к нам стали присоединяться наши братья, молившиеся на улицах и в храмах о воскрешения Спасителя. Нас становилось все больше и больше, бегущие походили на гигантский ликующий поток, во главе которого бежали мы с Биллом. Еще один поворот, и перед нами Храм Гроба Господня. Мы влетаем в него, и я с радостью вижу — нет купола! Он будто срезан неведомой силой, и я знаю ее Божественный источник!
В блаженном предвкушении я поворачиваю к месту упокоения Спасителя и вижу, что тяжеленный камень отвален в сторону. Проход в пещеру открыт! Ликуя и восхваляя Господа, я падаю на колени и заползаю в пещеру. Песок щекочет мои ладони, а острые камни корябают колени, но я упорно двигаюсь внутрь, неистово желая обнять того, кого чуть было не потерял навсегда. В пещере темно, мои глаза не сразу привыкают к темноте, но я все же различаю Его. Я подползаю поближе и протягиваю свои руки к Спасителю…
Но нет… нет, нет! НЕТ, НЕ-ЕТ, НЕ-Е-ЕТ!!!
Этого не может быть!!! Звериный крик вырывается из моей глотки, устремляясь прочь из пещеры, и вырывается на свободу. Толпа в ужасе отшатывается от чернеющего проема могилы.
Даниил по-прежнему лежит там, где я его оставил, и вид его ужасен. Густой смердящий запах разлагающейся плоти бьет мне в нос, а трупные пятна на Его лице зияют неровными кляксами. В ужасе я попятился от тела Учителя и упал, запутавшись в каких-то тряпках, валяющихся на полу.
Не пытаясь встать и горько рыдая, я выполз из пещеры.
Глядя на меня, в страхе и изумлении замерла толпа.
Помутившимся взором я посмотрел на Билла.
И вдруг грянули шофары, и небо взорвалось огненным светом. И свет тот ринулся вниз на толпу кричащих от ужаса людей. На глазах у всего трепещущего человечества в небе возникли две фигуры, стремительно приближавшиеся к Храму Гроба Господня, как будто небесная лестница вела их к людям. И чем ближе они оказывались к нам, тем меньше сомнения оставалось, что это распятые и воскресшие Енох и Илия.
И подняли они руки вверх, и затрубили шофары во второй раз, и открылась взору золотая лестница, убегающая от земли до небес. И шли по той лестнице праведники в белых одеждах, и лики их светились, и пели они осанну.
И затрубили шофары в третий раз, и рухнули все стоявшие до этого наземь.
И преклонили колени Енох и Илия, и праведники в белых одеяниях.
И явился в свете Божественном Спаситель.
И радость великая сошла на сынов человеческих.
