— Поделим, — говорит он. — Мы, наверное, выловили тысячи четыре фунтов? Без сомнения, больше, значительно больше. Мы поделим.
— Спасибо, Джон…
Я переступаю поручень корабля «Индейский ворон», мой непромокаемый плащ свернут в мешок для мусора, палуба пуста, радио включено, дверь открыта. Я взбираюсь по лестнице и выхожу на набережную. Я бегу большими шагами, мои ноги увлекают меня, практически не подчиняясь мне, гибкие и мощные, передо мной чайки, порт, я бегу, туманное небо и ветер. И ликероводочный магазин, и бар, я продолжаю бежать, корабль «Дженни» стоит у причала. Скрим вернулся. Я переступаю перекладину и, обессиленная, стучу в окно. Он выходит и улыбается мне:
— Ну как, малыш, хорошо порыбачила?
— Посмотри на мои руки, — говорю я на одном дыхании.
Он сжал в своих руках мои распухшие руки.
— Хорошая девочка… Заходи выпить стаканчик, я угощаю.
Мы входим в бар «У бочонка». Он битком набит орущими людьми. Я иду к стойке с высоко поднятой головой. Кладу перед собой свои прекрасные руки рыболова — пятерни, которые я не могу даже согнуть. Я не боюсь никого и пью, как настоящий рыбак. Завтра будут Гавайи и великий моряк.
Лили, любовь моя, ты не получишь это письмо, если завтра сядешь в самолет. Во всяком случае это не важно. Сегодня я бросаю работу на лесопилке и уезжаю в поисках дешевого жилья в доках Гонолулу. Работа здесь низкооплачиваемая, мало рабочих часов. Парень, на которого я ишачил, имел в моем лице наилучшего из работников нашей развитой страны, но не смог оценить это. Если ты прибудешь до моего отъезда, я сделаю то, чего желаю больше всего на свете — быть с тобой, но до того, как мы встретимся, если однажды это произойдет, ищи меня в жалких маленьких кафешках, в стриптиз-барах, в очередях за бесплатным супом для бедняков на Тихом океане — я возвращаюсь рыбачить.
Я не знаю еще, где и когда я взойду на корабль. Денег в моем чеке должно хватить на то, чтобы сесть в самолет до Оаху, найти маленькую комнату и остаться там на неделю. Затем у меня не останется ничего. Только голод заставит вернуться к рыбной ловле. Не составляет никакого труда выписать себе, что бы то ни было, денежный чек на еду или ром. Я счастлив. Без денег, без работы, скоро без жилья, но со своим единственным убеждением — надо жить.
Я предпочел бы вернуться, когда откроется сезон рыбной ловли на палтуса. Но слишком мало времени, недостаточно денег. Один парень говорил мне о широкой операции, связанной с рыбной ловлей в водах Сингапура (возможно, отложенной на более поздний срок). Я еще никогда не пересекал экватор на корабле, не плавал дальше ста восьмидесяти градусов.
Лили, я очень хотел бы, чтобы ты приехала. Ты та единственная, кто еще сможет заставить меня измениться, изменить то, к чему мне нужно идти. Я буду ждать тебя долго. Мне надо выезжать немедленно. Ты в моих мыслях. Всегда. Я буду держать тебя в курсе событий. Наверное, соберусь поработать несколько дней на местном корабле. Возможно, сможем еще встретиться, снять плохонькую маленькую меблированную квартиру в Вайкики или в Чинатаун, и попытаться сделать ребенка — нашего сладкого бэби. Ты, естественно, получишь новости обо мне на следующую неделю после моих поисков корабля, на который можно сесть. Надеюсь, кто-то мне скажет: “Подымайся, покидаем порт менее чем через час”. Ищи меня в Оаху, на торгах от Сьюзан. Береги себя, я буду держать тебя в курсе событий. Джуд.
Паром кричит ночью, словно зовет меня: «Приезжай, Лили, приезжай»…
А я прикована к порту. Корабли уходят и приходят. Великий моряк пишет мне из Гонолулу:
«Приезжай, Лили, приезжай, мы наконец его сделаем — нашего сладкого маленького бэби».
А я связана с доком, словно больной корабль. Сижу на набережной, позади меня простирается улица, там прачечная самообслуживания, помещение с очень дорогим душем, кафетерий с миленькими официантками, немного дальше бар и ликеро-водочный завод перед рыболовным промыслом «Аляска Сиафуд». Передо мной находится порт, флотилия кораблей, которые уходят и приходят. Орлы планируют в очень белом небе, чайки снуют туда-сюда и кричат, насмехаются или стонут, крики, которые они издают, пронзительные и надоедливые, усиливаются, чтобы умереть в печальном звучании.
Я прислуга без работы, которая смотрит, как уходят корабли, как рождается и умирает приливная вода, которая слушает как автомобильный паром громко ревет два раза в неделю: «Приезжай, Лили, приезжай».
Перечитай письма великого мореплавателя, черкни ответ на обратной стороне старого листка, испачканного жиром и пивом.
«Лили, любовь моя, приезжай посмотреть на чаек, орлов и на корабли».
Остров заключил меня в объятия из черных скал. Зеленая петля молчаливых и голых холмов властвует надо мной. Кипрей с цветами колышется, как сиреневый морской прилив-отлив.
Тень моряка, который лег на меня, не покидает меня с тех пор, как темной ночью он уехал на белом пароме во время очень мягкого дождя. Она идет рядом со мной, когда я не спешу, по этим улицам, заполненным большими людьми в сапогах, которые идут от одного корабля к другому, затем от одного бара к другому, равномерно покачиваются, покидая бар, и возвращаются к морю четким и пружинистым шагом.
И снова ночь. Высокий прилив. Остров оплетает нас темной петлей своих рук. Я иду вдоль пустынной набережной, прохожу по последнему переходному мостику, далее следую по понтонному мосту до голубого сейнера под названием «Веселая Джун». Я чувствую столь любимый запах дизельного топлива и влажного непромокаемого плаща, запах кофе и варенья. Я не голодна. Я тотчас же ложусь на свою кровать возле деревянной стенки из грубого дерева носовой части корабля. Темно. Я поднимаю голову. Огни порта танцуют и создают тени. Я вижу очень темное обширное небо через круглые окна надстройки. Я слышу, как резонируют шаги по понтонному мостику, резкие голоса, мягкое пыхтение поднимающейся приливной воды у корпуса корабля. Настало время, когда корабль «Арни» покидает рейд, мотор набирает обороты, затем снижает их, тогда я слышу, как буксирное судно пересекло узкий проход порта. Я лежу неподвижно с открытыми глазами, я вздыхаю. Появился паром, зовущий в ночи… В тот вечер, когда он уехал, великий мореплаватель, паром заплакал таким голосом — зовущий в тумане, далекий звук рога, печальный, очень печальный.
«Приезжай, Лили, приезжай».
Поеду ли я однажды?
Остров снова закрылся на мне. В прошлом месяце я еще ловила рыбу. Кто-то крикнул, и я скользнула в трюм для рыбы. Я поморщилась и проснулась. Мы вернулись восемь дней назад. Мой рыбный сезон на «Мятежном» закончился.
Я прошла двадцать метров по доку. Старый сейнер из синюшной турецкой древесины стоял спокойно с того момента, как мы покинули его, бывший корабль Гордона, на который однажды он привел меня, когда я потеряла обещанное место на корабле.
— Лили вне закона, судовладелец не хотел рисковать, связываться с иммиграционной службой.
Я нахожу ключ, спрятанный под выступающим краем трапа. Дверь, еще разбухшая, сопротивляется и скрипит. Я спускаюсь на три узкие ступеньки — и вот я в темной пещере. Здесь по-прежнему пахнет дизельным топливом. Я открываю стенной шкаф: остатки кофе, коробка фруктов в сиропе, три консервные банки супа. Бисквиты. Я бросаю свой спальный мешок в носовой части корабля на одну из двух узких кроватей, которые еще больше сужаются в мокрых боках до форштевня. Балансируя на краю кушетки, я раскладываю складное кресло и забираюсь в него. Сидя лицом к защитной перегородке, я болтаю ногами в воздухе. Передо мной находится гора, внушительная и очень зеленая, намного ниже мачты, корабли, красное буксирное судно, которое выходит каждую ночь — и тогда слышен его мотор, — приходящее к вам в ваших мечтах, доки, переходные мосты, ведущие к барам города. Везде чайки. Вверху орлы. Между ними вороны.
Улица белая от солнца — отлив. С другой стороны дороги насыпь из земли и камней, лишенная растительности. В конце улицы, прислонившись к маленькому квадратному строению общественных туалетов и бюро такси, трое мужчин сидят на зеленом откосе дороги. Парни из сквера. Они ждут. Дни, недели, сезоны — до часа, когда шельтер откроет свои двери, — каждый вечер в восемь часов, и тогда будет суп, кофе, пирожное, теплый душ и спальное помещение. Издали я узнаю Стефана, седеющего коренастого мужчину небольшого роста, — он сказал мне однажды, что он искатель, великий физик, он ждет книгу, «книгу», ту самую, которую его дочь должна ему прислать, но почему-то не присылает… Но что же делает его дочь, она забыла своего отца? С ним высокий мрачный индеец и блондин с опустошенным лицом. К ним присоединяется толстяк Мэрфи. Все они — как черные точки на зеленом склоне. Позирующие орлы.
Парни из шельтера… Они ждут в сквере, а также на береговых склонах порта. Они немного скучают. Уже давно они отказались от рыбной ловли. Иногда они идут от одного корабля к другому, чтобы наживлять на линь, это дает им три су на выпивку или крэк. Тогда они пьют, чтобы провести время. Они просят взаймы у того, кто возвращается с моря, и если он хорошо порыбачил, то дает не считая. У парней из сквера и рыбаков одинаковые лица, у первых — чуть более покрасневшие, изнуренные, среди них чуть больше индейцев и женщин. Женщины выглядят уставшими, часто они засыпают, уткнувшись лбом в плечо тому, кто еще не свалился, не свернулся под скамейкой или на земле внизу насыпи во время отлива. Алкоголь и крэк. Великий моряк был другом для всех. Все его знали и уважали.
