На пленку же записывались только производственные шумы. Потом Барбаре воспроизвели сделанную запись. Это была жуткая какофония, которая, однако, могла служить на редкость удачным фоном для отснятых кадров.
Голос Ролли Найта Гропетти решил наложить позже, записав его прямо на квартире, где Ролли проживал со своей подружкой Мэй-Лу. При этом обещал присутствовать и Леонард Уингейт. Кроме того, хотя Барбара не сообщила этого Кейсу Йетс-Брауну, будет и Бретт Дилозанто.
— Не забывайте только, — предупредил ее по телефону Кейс Йетс-Браун, — что мы тратим массу денег нашего клиента, за которые придется отчитываться.
— Мы не выходим за рамки сметы, — ответила Барбара. — А клиенту, похоже, нравится то, что мы до сих пор отсняли. Во всяком случае, таково мнение председателя совета директоров.
В телефонной трубке послышался какой-то грохот — по всей вероятности, Кейс Йетс-Браун вскочил с кресла.
— Вы обращались к председателю совета директоров?! — Наверное, упоминание папы римского или президента Соединенных Штатов не произвело бы на него столь сильного впечатления.
— Он приезжал посмотреть, как мы снимаем. А на другой день Вес Гропетти взял отснятые пленки и продемонстрировал их председателю прямо у него в офисе.
— И вы пустили этого сквернослова, этого хиппи Гропетти на пятнадцатый этаж?
— Вес считает, что они с председателем нашли общий язык.
— Он так считает! А вы даже не пошли с ним?
— В тот день я никак не могла.
— О Господи! — Барбара представила себе, как побледнел старший инспектор и в отчаянии схватился за голову.
— Вы ведь сами мне говорили, — напомнила Барбара, — что председатель заинтересован в этом проекте и что мне время от времени придется информировать его о том, как идет работа.
— Да, но не так вот — мимоходом! Даже не поставив нас здесь в известность, чтобы мы могли заранее решить, в каком ключе вам докладывать. А уж послать Гропетти одного…
— Я еще не успела вам сказать, — проговорила Барбара, — что на другой день председатель совета позвонил мне. Он сказал, что наше агентство проявило похвальную широту взглядов — это буквальные его слова, — пригласив работать над фильмом режиссера Веса Гропетти, и советовал ни в коей мере не ограничивать Веса, так как фильм должен быть хорошо срежиссирован. При этом председатель добавил, что все это он изложит в письме, которое направит в агентство.
Барбара услышала сопение на другом конце провода.
— Письма мы пока еще не получили. Когда оно придет… — Пауза. — Барбара, по-моему, вы прекрасно делаете свое дело. — В голосе Йетс-Брауна послышались умоляющие нотки. — Только прошу вас, пожалуйста, не надо рисковать, и немедленно ставьте меня в известность о любых контактах с председателем совета директоров заказчика.
Барбара пообещала, после чего Кейс Йетс-Браун — все так же нервно — повторил, что все-таки надо было бы иметь сценарий.
Несколько дней спустя Вес Гропетти решил — все так же без сценария — приступить к съемкам заключительных кадров, посвященных Ролли Найту и найму неквалифицированной рабочей силы в черте города.
* * *
Вечерело.
В душную до тошноты, плохо обставленную комнатенку набилось восемь человек.
В Детройте — и особенно в городском гетто — стоял знойный, безветренный летний день. Даже сейчас, после захода солнца, было жарко — и в помещении, и на улице.
Ролли Найт и Мэй-Лу находились в числе этих восьми, ибо в данный момент это было их обиталище. Хотя комнатенка была совсем крошечная, она служила им одновременно и спальней, и жилой комнатой; в примыкавшей к ней кухоньке, похожей на чулан, имелись раковина, кран с холодной водой (горячей не было), растрескавшаяся от старости газовая плита и несколько простых деревянных полок. Ни туалета, ни ванной. Эти удобства находились этажом ниже, ими, кроме Ролли и Мэй-Лу, пользовались обитатели еще шести квартир.
У Ролли был угрюмый вид, словно он раскаивался, что вообще впутался в эту историю. Мэй-Лу, похожая на девчонку-переростка, с тонкими ногами и костлявыми руками, почему-то выглядела испуганной, но постепенно стала успокаиваться, когда Вес Гропетти в своем неизменном черном берете, который он не снимал даже в жару, тихо заговорил с нею.
За спиной у режиссера находились оператор и звукооператор, с трудом расставившие в тесноте свое оборудование. Рядом с ними пристроилась Барбара Залески с раскрытым блокнотом в руках.
Бретт Дилозанто забавлялся, глядя на Барбару, — она по обыкновению сидела, подняв на лоб темные очки.
Софиты еще не были включены. Но все знали, что, как только они загорятся, в комнате станет еще жарче.
Леонард Уингейт то и дело вытирал белоснежным полотняным платком пот с лица. Они с Бреттом стояли, прижавшись к стене, и старались занимать как можно меньше места.
Вдруг — по знаку, незаметно поданному Гропетти, — оба техника включили софиты, и на магнитофоне завертелась пленка.
Мэй-Лу сощурила глаза. Но режиссер продолжал тихо беседовать с ней — она кивнула и перестала морщиться. Чтобы не попасть в кадр, Гропетти быстро отошел в сторону.
Мэй-Лу заговорила естественно, словно размышляя вслух:
— Какой смысл думать о будущем, хоть нам и говорят, что, мол, надо, — ведь будущего-то у таких, как мы, никогда не было и не будет. — Она пожала плечами. — Так оно было, так оно и сейчас — ничего не меняется.
— Стоп! — скомандовал Гропетти.
Софиты погасли. Режиссер подошел к Мэй-Лу и стал что-то шептать ей на ухо. Через несколько минут, пока другие молча ждали, софиты загорелись снова. Гропетти отскочил назад.
Лицо Мэй-Лу оживилось.
— Ясное дело, забрали у нас цветной телевизор. — Она бросила взгляд в пустой угол комнаты. — За ним явились два парня, сказали, что мы сделали всего один взнос, а больше не платим. Один из парней поинтересовался, для чего мы тогда покупали. Я ответила: «Мистер, вот сегодня я внесла первый взнос и вечером уже могу смотреть телевизор. Хотя бы несколько дней — и то хорошо!» — Ее голос зазвучал глуше. — Мне бы надо ему сказать: «Да разве кто уверен, что будет завтра?»
— Стоп!
— Зачем все это снимают? — спросил шепотом Бретт стоявшего рядом Уингейта.
Важный негр все вытирал пот с лица.
— Дело в том, что у них большие неприятности, — тихо произнес он. — У обоих впервые в жизни появились какие-то деньги — вот они и начали вовсю транжирить: купили мебель, цветной телевизор, нахватали всего в кредит, а выплатить не могут. И кое-что им пришлось вернуть. Но это еще не все.
Тем временем Гропетти велел Найту и Мэй-Лу поменяться местами. Теперь в камеру смотрел Ролли.
— А что еще произошло? — спросил шепотом Бретт.
— Это называется «подсечка», — пояснил Уингейт. — Тут вступает в силу отвратительный, давно изживший себя закон, который — все политические деятели так считают — следовало бы изменить, но никто ничего не предпринимает.
Вес Гропетти, склонив голову, по своему обыкновению что-то тихо говорил Ролли Найту.
— Найту один раз уже «подсекли» жалованье, — сказал Уингейт Бретту. — На этой неделе состоялось второе решение суда, а по договору с профсоюзом две «подсечки» автоматически влекут за собой увольнение.
— Вот черт! А вы можете что-нибудь предпринять?
— Не исключено. Но здесь многое зависит от самого Найта. Когда все это закончится, я поговорю с ним.
— Как вы считаете, стоит ему так выворачиваться перед камерой?
В ответ Леонард Уингейт только пожал плечами.
— Я сказал ему, что это не обязательно — это ведь его сугубо личное дело. Но, судя по всему, он не возражает, как и его девчонка. Возможно, им все равно, а возможно, они считают, что тем самым помогут кому-то. Не знаю.
Барбара, услышав их разговор, повернулась к ним.
— Вес говорит, что это дополняет картину. Кроме того, он смонтирует все с самым добрым к Найту отношением.
— Если бы я ему не доверял, — сказал Уингейт, — нас бы сегодня здесь не было.
Режиссер продолжал инструктировать Ролли.
— Наверное, половина того, что происходит с Ролли Найтом, предопределена нашим собственным отношением ко всему этому — отношением самого истэблишмента, а значит, и таких людей, как вы оба и я, — продолжал, обращаясь к Барбаре и Бретту, Уингейт; голос его звучал тихо, но напряженно. — О'кей, мы оказываем помощь таким вот, как эта юная пара, но, не успев оказать им помощь, уже считаем, что они должны воспринять все наши мелкобуржуазные ценности, которые мы создали в результате многих лет жизни, по нашим стандартам. То же самое и в отношении денег. Хотя Найт не привык обращаться с деньгами, потому что их у него не было, мы считаем, что он должен распоряжаться деньгами так, будто они были у него всю жизнь. А если он распоряжается ими иначе — что тогда? Его вызывают в суд, «подсекают» жалованье и выгоняют с работы. При этом мы забываем, что многие из нас, у кого всегда были деньги, залезают в долги, из которых никак не могут выпутаться. Но стоит этому парню пойти тем же путем, — негр кивнул в сторону Ролли Найта, — и наша система мигом вышвырнет его назад на помойку.
