Смотрю: Игорь побагровел. Вытолкал меня в прихожую и шипит — мол, что за идиотские шутки? Это же, говорит, мои дядья из села. Привезли навоз на продажу, и им до утра перекантоваться надо. Тебе что, жалко, что они у тебя в коридоре на матрасе поспят? Но меня уже понесло. Я, не слушая его, ору: «А тебе в детстве мама не объясняла, что читать чужие письма нехорошо?» Мой выпучился на меня — типа не понимает, о чем речь. Я окончательно вошла в раж и швырнула в него дневник — дескать, на, освежи в памяти последнюю запись! Смотрю: открыл, читает…
Прочитав, Игорь молча пошел в комнату и начал собирать свои вещи. «Прощай, — говорит. — А я-то, дурак, жениться на тебе хотел. Не знал, что ты такая извращенка!» Я ему: понятно, что тебе стыдно — чужие сокровенные мысли читал! А он мне грустно так отвечает, что если б он раньше это читал, то ноги его в моем доме давно уж не было… Стал собирать своих ошалевших дядьев, которые так ничего и не поняли. Те стали водку свою в срочном порядке допивать…
Тут-то я поняла, что не читал он ничего: просто Игорь на самом деле меня хорошо чувствует, а дядьки — это совпадение! Я давай ему объяснять, что мы с Катькой нарочно все придумали, чтобы его проверить. А он мне отвечает: не оправдывайся! Мол, если тут еще и Катька замешана, то он вообще в бардак какой-то попал! «Ты меня прости, — говорит, — я парень простой, деревенский. Я всех этих ваших штучек не понимаю и не люблю. Мне жена нужна нормальная, хорошая, чтобы ребятишек растила…»
Так и ушел. А я теперь локти кусаю!
Эля, Питер.
Женский вердикт:
Знаешь поговорку: что Бог ни делает, все к лучшему? Может, он и не нужен был такой-то щепетильный?!
Хоть юноши прекрасны, словно луны,
Но верность соблюсти — им тяжкий труд.
От соловьев ждать верности напрасно —
Что миг, они для новых роз поют.
Саади, персидский поэт.
А личная жизнь этого мужчины поразила меня до глубины души. Я до сих пор под впечатлением. И не могу не поделиться. Такое надо знать в лицо!
Михаил — симпатичный молодой человек и успешный бизнесмен — издает добрые и поучительные книжки для детей. При всем этом на сегодняшний день он — единственный, кто имеет в условиях Москвы настоящий гарем, обустроенный по всем законам шариата. В его дом меня привело задание редакции одного из модных женских «глянцев».
Гюльчахра, открой личико!
На пороге просторной квартиры на Ленинском проспекте меня встречает статная черноволосая женщина лет 30 в национальном платье и шальварах. Умелый макияж, на волосах — косынка. Благоухает дорогим парфюмом, а на руках посапывает младенец.
— Проходи, — ласково улыбается она. — Я — Джамиля, старшая жена Мустафы. А это наш младшенький Кадырчик, от Гюли. Муж сейчас подъедет, а Гюльчахра варит на кухне плов.
Мустафа — это и есть Миша. Несколько лет назад он принял мусульманство и новое имя. Но использует его только в семье: так удобнее женам. По крайней мере двум старшим, которым и так в Москве не очень уютно. А тут хоть имя мужа звучит на родной манер. Всего жен у Миши три: 32-летняя туркменка Джамиля, 20-летняя киргизка Гюльчахра и 25-летняя москвичка Света. На ней Миша женился совсем недавно, поэтому, несмотря на возраст, по семейному статусу она — младшая.
В квартире — евроремонт, дорогая мебель и много ковров. В углу просторной комнаты подобие дастархана: низенький столик на возвышении, вокруг — шелковые подушки. Туда меня и усаживает Джамиля, подает чай и кальян. Через минуту появляется стройная безмолвная фигурка, закутанная в шелк по самые огромные черные глаза. Ставит на дастархан блюдо ароматного плова и явно собирается убежать.
— Гяль, Гюлю, оттэр! («Поди сюда, Гюля, присядь!») Да лицо открой, не бойся! — останавливает ее Джамиля и поясняет: — Гюля по-русски не разговаривает, но уже многое понимает.
Гюльчахра послушно садится по-турецки на краешек ковра и убирает от лица платок. Она очень красива: похожа на девушку с древней персидской миниатюры.
— Вот, это наша Гюльчахра, она стесняется немного. В кишлаке выросла, к городу еще не привыкла. А Свету мы отдыхать на море отправили, с детьми. Только вот самого младшенького, Кадырчика, дома оставили.
— С чьими детьми? — не понимаю я.
— С нашими! — смеется Джамиля. — У нас все дети общие, мы их не разделяем — кто от кого. Только если в поликлинике спрашивают. А так — моих трое, старшая девочка не от Мустафы, но он ее принял как родную. Марьямке двенадцать. Рустамчик и Гюзелька — близнецы, им по четыре. И Гюлькина старшая — Саламатка, ей два. Кадырчик — вот он, перед тобой, ему три месяца всего. От Светки пока детей нет. Она на наших пока тренируется — вот отдыхать всех повезла.
В моей голове образуется каша из имен и возрастов многочисленных отпрысков Мустафы, и я испуганно интересуюсь:
— И вы что, все в одной квартире живете?
Мой вопрос невероятно веселит Джамилю:
— Ну что ты, по шариату у каждой жены должен быть свой дом. Это квартира Гюли, я пока у нее ночую, помогаю с Кадырчиком. А вообще у меня своя квартира, тут недалеко, на Профсоюзной. А Светка живет тоже на Ленинском, тут через два дома.
Стараясь не задеть чувства старшей жены, осторожно спрашиваю:
— Так вы все что — в этом районе и познакомились?
Джамиля мигом становится строгой:
— Что значит познакомились? Я с родителями в своем родном городе Чарджоу жила, когда ко мне Мустафа посватался. Гюля — в киргизском кишлаке. Светка в Москве, но совсем в другом месте, с папой-мамой. А в этом районе нам всем Мустафа квартиры купил. Ему здесь удобно. У него здесь офис недалеко и дом.
— Дом?
— Ну да. — Джамиля искренне удивлена моей наивностью. — Должен же у мужчины быть отдельный дом, где он может спокойно побыть один, подумать… Куда ж ему деваться, если он вечером не хочет видеть ни одну из жен? Не в гостиницу же идти!
«Лихо!» — думаю я, а сама спрашиваю:
— А вы не обижаетесь, когда он не приходит ни к одной из вас? Мало ли, что он там у себя в холостяцкой квартире делает?
— По шариату мужчина должен проводить с каждой из жен хотя бы один день в неделю, — серьезно поясняет Джамиля. — Все остальное время — его личное. Могут же у него быть свои дела! Да и у нас дел много — дом, дети… А обижаться нам не на что — Мустафа нам ни в чем не отказывает, денег дает вдоволь, наказывает редко, а подарки дарит часто.
Товарищи женщины
Тут появляется сам хозяин — элегантный подтянутый блондин под 30, в костюме и галстуке, подчеркнуто европейской наружности. Женщины при его появлении встают. Он целует каждую, ребенка берет на руки. Тетешкает его ровно минуту, зачем возвращает Джамиле и кивком отпускает женщин. Жены мигом исчезают из комнаты. Миша подливает мне чаю и по-деловому смотрит на часы. Мол, на восточное гостеприимство время терять не будем, приступим сразу к делу. Ну, раз так, то и я особо деликатничать не стану:
— Миша, а почему вдруг ислам, гарем?.. Ты что, нерусский? Или ты специально принял басурманскую веру, чтобы иметь возможность официально спать сразу с несколькими женщинами?
— По отцу я русский, по маминой линии — латыш. Если ты имеешь в виду мусульманскую родню, у меня такой нет. Ну, если только во время татаро-монгольского ига кто-нибудь затесался, — Михаил демонстрирует безупречную улыбку «от дорогого стоматолога», — но тогда все славяне не без греха! А ислам я принял просто потому, что мне близки его постулаты. Наши законы дают мужчине не право спать сразу со многими, как ты выразилась, а возможность опекать и заботиться сразу о нескольких семьях. А это хорошо для самих же женщин. Разве это плохо, когда, при нынешнем дефиците работоспособных и здоровых мужчин, один обеспеченный и ответственный человек добровольно берет на себя ответственность за судьбу и материальное благосостояние сразу нескольких женщин и их детей? Все почему-то видят только одну сторону вопроса: я использую своих жен. А то, что и я живу и работаю во имя и на благо своих трех семей, как-то остается за кадром. А ведь многие мужики сегодня не в состоянии обеспечить даже одну семью. Держат жену и детей в нищете, а то и вовсе бросают… А мусульманок я в жены взял, потому что у них такое семейное устройство в крови, они послушные, но при этом темпераментные. И вообще, мне по душе азиатская красота. Даже моя Света, хотя и русская, но темноволосая и смуглая — это мой любимый тип женщин.
— Я вижу, жены у тебя послушные и благодарные. Где ж ты нашел-то таких?
