Неужто эта невероятная, умная, яркая и абсолютно недоступная женщина, самодостаточная, самоуверенная и раздражающе независимая, могла оставить на его автоответчике столь истерическое сообщение? Заявить, что мечтает о его члене? Надин? Невероятно! Может, она нажралась наркотиков? Наверное, кто-нибудь из гостей поделился. Точно, решил Диг, сворачивая налево, к дому Надин, это единственное объяснение. Она под кайфом.
Еще в машине он услышал музыку, гремевшую в квартире Надин, и это тоже его обеспокоило. Надин никогда не приглашал гостей домой. Она устраивала вечеринки, но всегда снимала помещения, или студии, или рестораны, ибо не могла допустить, чтобы в ее волшебную, безумную, заставленную мебелью, застеленную коврами, напичканную безделушками, забавную и разноцветную квартиру ввалилась банда пьяных друзей, на которых она постыдится кричать. Смутная тревога зашевелилась в душе Дига.
Ему открыли минут через пять после того, как он позвонил. Дожидаясь у застекленной двери Диг наблюдал, как размытым пятном к нему направляется человеческая фигура. Похоже, это был парень. Диг откашлялся и сделал глубокий вдох, пытаясь унять забившееся сердце. Он вдруг ощутил страшную неловкость. Что он скажет, оказавшись лицом к лицу с Надин? Что, черт возьми, он скажет? Он так спешил добраться сюда, что впопыхах не подумал, а как ему, собственно, себя держать.
— Кто там? — пробубнил низкий мужской голос.
— Диг. А вы кто?
— А?
— Это Диг! — заорал он в щель почтового ящика.
— Диг! Малыш Диг! Классно. Полный отпад!
Повозившись с замками и цепочками, человек медленно отворил дверь. Очень худой, очень бледный малый с копной грязных волос и в потрепанном свитере ступил босой ногой на терракотовую плитку лестничной площадки. В одной руке он держал банку с пивом, в другой косяк с изжеванным концом. Он широко улыбался, показывая десны. И плохие зубы. Малый прихрамывал.
Положив руки на плечи Дига, он заулыбался еще шире:
— Хорошо выглядишь, Диг, молодец. Как же я рад тебя видеть!
Он приобнял Дига, и того едва не замутило от запаха табака, выпивки и немытых волос. Кто этот человек? И только когда малый слегка отпрянул назад, чтобы получше разглядеть Дига, он понял, кто это. Поначалу Диг не узнал его, потому что тот улыбался, а Диг никогда прежде не видел его улыбающимся.
— Фил? — неуверенно спросил он.
— Входи, парень, входи. Здесь настоящий угар, это я тебе говорю. — И он поковылял в квартиру Надин.
Диг настороженно последовал за ним. Фил? Что он здесь делает? И где он обретался последние десять лет? Выглядит жутко: неряшливым, больным и опустившимся. От лощеного, претенциозного придурка в кожаных штанах, каким его помнил Диг, не осталось и следа, разве что линия челюсти и римский нос. Но и эти, прежде горделивые черты, терялись в острых углах и глубоких расщелинах потасканного лица — лица, словно вылепленного психопатом.
Войдя в прихожу, обклеенную розовой фольгой, Диг замер. Что-то здесь было не так. Определенно, не так. Эти люди не могли быть друзьями Надни. Они слишком молоды. Например, вот эта девушка, сидевшая на комоде в стиле «ар деко», комоде, который Надин нашла на помойке в Хайгейте и заставила Дига вместе с ней волочь домой. Они тащились два с половиной часа, то и дело останавливаясь, потому что комод весил не меньше тонны. Диг дулся и жаловался всю дорогу, но с тех пор относился к комоду с нежностью: хотя он и принадлежал Надин, но Диг тоже приложил к нему руку. А теперь какая-то незнакомая девка сидит на нем, прямо на стопке драгоценных журналов Надин, болтает ногами в толстых кроссовках, пинает полированный орех. Лицо девушки было проколото в нескольких местах, она пила «шардонне» прямо из горла. Девица бросила на Дига равнодушный взгляд и снова отхлебнула. У ее ног сидел парень, тоже весь в сережках, листая журнал «Ред». Парень, как заведенный, стучал ногой об пол, в такт с танцевальной музыкой, авторство которой невозможно было определить, громыхавшей в гостиной Надин.
Диг проследовал за Филом в гостиную и зорко оглядел комнату, отыскивая Надин. С косяка Фила упал столбик пепла, и тот втоптал его в темно-зеленый ковер. Диг негромко крякнул. Он уже начал кое-что соображать: гости, похоже — друзья Фила. Надин пригласила Фила, а тот пригласил приятелей, и это объясняло, почему Надин не позвала Дига: он терпеть не мог этого субъекта, не говоря уж о том, что они с Надин пребывали в ссоре.
Бедная Надин, думал Диг, ей, наверное, тошно от всего этого. Уверен, она сейчас жалеет, что зазвала гостей. Жалеет, что вытащила из прошлого Фила — нет на свете человека, чье сердце затрепещет при виде этого козла. И не этой ли непривычной обстановкой странный телефонный звонок? Скорее всего, так и есть.
Диг постучал Фила по плечу и крикнул ему в ухо:
— Пойду налью себе выпить. — Он указал на кухню.
Диг внезапно понял, что без стакана вина он не в состоянии встретиться с своим лучшим другом.
— Ага, — махнул рукой Фил, — конечно, парень. Налей себе выпить и возвращайся. Поболтаем… Хочу узнать, как ты живешь-поживаешь. Идет?
— Идет. — Дигу пришлось напрягать слух, музыка гремела немилосердно.
На пороге кухни Диг обнаружил, что кто-то пролил красное вино на зеленый ковер, по ворсу растеклось бурое пятно, очертаниями напоминавшее Южную Америку. Бутылка валялась рядом. Диг поднял ее и покачал головой. Как Надин могла допустить подобное осквернение своего жилища? На кухне сидело человек десять. Большинство сгрудились вокруг стола, сворачивая самокрутки и рассеянно листая журналы Надин. Некоторые глянцевые издания были использованы в качестве салфеток. Номер «Обоев» валялся на полу; судя по грязным следам, по нему не раз прошлись, вырванные листы прилипли к загаженному, липкому от алкоголя линолеуму.
У ног Дига валялась одна из станиц. Он прочел замызганный заголовок: «Пуфы — последний бастион дурного вкуса».
Девушка с алыми волосами рассказывала очень интересную, по ее мнению, историю про нового хахаля своей матери.
— Жуткий козел, — повествовала она с мягким кардиффским акцентом. — Называет меня Таня. Я долблю ему, что надо произносить Таниа, но он такой тупой, все Таня да Таня. Не удивлюсь, если он по жизни педофил. Как он пялится на мою младшую сеструху! — Она передернула плечами, слушатели забормотали в ответ. Судя по их реакции, мнения Тании по любому вопросу им были глубоко не интересны.
При появлении Дига кое-кто поднял голову и снова опустил. Диг двинулся к холодильнику и едва не охнул во всеуслышание, увидев, в что превратился разделочный стол. Раковина была доверху полна посудой — антикварным сервизом — с засохшими остатками пищи. И зачем понадобилось сваливать туда тарелки? У Надин есть посудомоечная машина. Стол был утыкан пустыми банками из-под супа, полуоткрытые крышки напоминали челюсти акулы, а по белые стенкам мусорного ведра стекала какая-то бурая мерзость. В лужах на дубовой поверхности стола потонул мелкий мусор — пепел, сахар, крошки и табак, все это твердело и засыхало. Коробки с кашами стояли открытыми, а на оливках в пузатой банке образовалась ядовито-желтая пленка.
Отвратительно, подумал Диг. А это еще что?! И как им удалось: стекло в окне, выходившим в соседский сад, было разбито и заклеено пакетом!
Все здесь было перевернуто вверх дном. Все шло в разрез с представлениями Дига о кухне Надин, какой он ее помнил и любил. Кухня Надин была одним и самых приятных мест на свете. Он потерял счет часам, проведенными здесь за пластиковым столом с клетчатой столешницей (итальянский владелец их любимой забегаловки подарил этот стол Надин три года назад, когда его заведение приказало долго жить), в ожидании, пока Надин приготовит макароны, или муссаку, или — у Дига слюни потекли при воспоминании — домашнюю пиццу с колбасой и чили. При этом всегда играла музыка; последний раз, припомнил Диг, они ужинали под Белл и Себастьян.
На сверкающем проигрывателе теперь громоздились распотрошенные компакт-диски, выхваченные из прежде аккуратной стопки.
В летние вечера солнце садилось прямо в кухню Надин. Она настежь распахивала окна, и солнце поджаривало стены до персиковой корочки, и птицы прибавляли громкости, а Надин вертела бедрами в такт музыке, ее цветастая юбка колыхалась, и запах чеснока витал в воздухе. В такие минуты Дига наполняло ощущение счастья, зарождавшееся прямо в животе, счастья недолговечного, но тем не менее прекрасного.
И как, скажите на милость, примирить этот чудесный образ с темной, вонючей загаженной комнатой, полной незнакомцев и мусора? Не обнаружив вина, Диг вынул из холодильника пиво и вернулся в гостиную. Он был совершенно сбит с толку. Ему необходимо увидеть Надин. То, что творится здесь, абсолютно нереально. Квартира Надин напоминала трущобу. И никто из гостей не мог даже рассчитывать — сколько бы ни старался — на его симпатию.
