Но любитель был человек рассеянный, не от мира сего, почему и не придал значения ползущим предметам. Попил чайку с маслицем да и отправился на службу.
Служебный день его начался ничего, так себе: прослушан был анекдот о рельсах, заплачены профсоюзные взносы и решен с помощью арифмометра "Феликс" и счетов костяных важный производственный вопрос.
А закончился и того лучше. После обеда к нему присунулся человек, похожий на египетскую мумию-труп. И попросил выйти в коридор. Там состоялась важная беседа.
— Я слышал, Александр-пэр вас интересует, товарищ?
Любитель заволновался и стал поправлять очки.
— Да, видите ли, я... это... Хобби...
- Понимаю, понимаю, - поняла мумия, одетая в зеленый плащ. - Понимаю и имею кое-чего вам предложить.
У любителя заплясали руки.
— Что же именно? - сказал он, сглотнув слюну.
— А? Что? Ну, ну! Догадайтесь! А! Ну!
— "Наполеон Бонапарт, Или тридцать лет истории Франции"? - неуверенно сказал любитель.
— Тю-тю. Конечно, нет. Берите выше.
- Выше? Ну... Неужто ж водевиль "Драма на охоте"?
Зеленый плащ закрыл глаза и презрительно сплюнул. А любитель стал сух.
— В таком случае прошу меня не беспокоить. Если вы предлагаете "Трех мушкетеров", то проследуйте в букинистический магазин. Мушкетеры имеются у меня в одиннадцати изданиях. Вплоть до языка суахили.
— Можно подумать, что вы знаете суахили!
— Можно подумать - сказал любитель, гордо выпятив небольшую грудь. - Представьте себе, что сцена казни
миледи звучит на языке суахили гораздо живее, чем даже, например, на английском. Прощайте.
Но труп не стал прощаться. Он цапнул любителя за пиджак и сказал:
- Имею предложить "Поваренную книгу" Дюма.
Любитель ослаб и вспотел.
— Врете, - прошептал он.
— Век свободы не видать! - поклялся пришелец. - Самая натуральная. По-французски ботаешь?
— Спрашиваете! Чтоб я да не знал родной язык Дюма. Только вы шутите, наверное? Где вы взяли "Поваренную книгу"?
— Чтоб задавать такие вопросы, надо сначала иметь погоны, - нахально отвечал торговец. - Где взял, там и
взял. Давай пару!
— Какого еще такого "пару"?
— Пару больших давай.
— Каких еще "больших"?
— Тьфу, - рассвирепел офеня. - Две сотни.
— Новыми?
— Сверхновыми. Конечно же, новыми.
Тут любитель даже развеселился.
— А вы знаете сумму моего ежемесячного заработка?
— А мне на это плевать, - отвечал циник. - Вас тут не заставляют работать. Рабство отменено. С вашим знанием языков...
— Вы мое знание языков не трогайте, - обозлился любитель. - Оно никого не касается. Оно выработано мной
исключительно для чтения книг Александра Дюма-старшего. Две сотни - это безумие. И я их вам не дам. А вы - подлец.
— Тогда сотню, - сказал проглотивший "подлеца".
— Сорок, и ни копейкой больше.
Сошлись на семидесяти. Продавец кричал, что у него сын учится в математической школе академика Колмогорова и жрет деньги пачками. Но любителя не интересовала судьба талантливого ребенка. Он пошел по людям.
— Двадцаточку, Павлуша, до получки.
— Десяточку, Ильюша, до получки.
— Ты не по средствам живешь, любитель, - отвечали люди. Но деньги давали. Все-таки что ни говори, а добрые у нас люди. И денежки имеют. Правильно мне говорила одна редакторша, возвращая рукопись: "Вокруг полно добрых людей. Нужно их только видеть".
Сделав сделку, счастливый любитель уж больше работать, естественно, не мог. Он пробормотал что-то коллегам, и эти добрые люди закивали головами. Дескать, понимаем-понимаем. Деньги занимал, а сейчас уходишь. Горе. В твоей семье горе. Понимаем.
Сияющий, прижимая к груди книгу, взятую в золотой обрез, летел любитель по улицам и оказался дома на крыльях.
Но там его ожидал сюрприз.
А именно: войдя, он поразился мраку, царившему в комнате, несмотря на белый день и наличие двух окошек. Впрочем, тут же и заметил, что окошек стало одно, а второе как бы лишь слегка просвечивало.
- Вот так и веревочки, славно свилися, - сказал любитель и бросился из дому вон.
И увидел на улице художественно выполненный плакат, своей небольшой частью заслонивший его окошко.
На плакате веселилась громадных размеров голова младенца, поедающего что-то белое. Младенец был здоров, румян, чист и ухожен. Подпись шла внизу: "Мой малыш прибавил в весе. Ел питательные смеси".
- Это что же такое? Что за посягательство? Я жаловаться буду, - в отчаянье шептал любитель.
А мимо проходили люди и не обращали на его беду никакого внимания.
И день уже мерк. Жаловаться было поздно. Побитый любитель весь вечер варил луковый суп, придуманный Александром-отцом где-то около 1840 года, а утром, отпросившись с работы, стал посещать инстанции. В его положение входили, но он сам себя вел нетактично.
— У меня окно завешано вашим плакатом!
— Милый человек, но ведь где-то надо вешать этот плакат. Вы вот пойдите сюда. Вот план. К сожалению,
ваше окно подпадает под план. А потом это - временно.
Сейчас тут нужен плакат. А пройдет какое-то время, и мы его снимем.
— Вы мне ерунду не городите, - скандалил любитель.
— В таком тоне я отказываюсь продолжать с вами разговор.
И любителю хлопали дверью.
В одном месте он даже взмолился:
- Послушайте, я вам расскажу всю правду. Я раньше был совсем другой человек. Я был нехороший человек.
Я пил. Я был вял. Я не интересовался жизнью. И моя финита уж была близка, но тут мелькнул Александр Дюма, и я ухватился, и хобби мое засияло, как яркая звезда на вечернем небосклоне.
Не выдержал, заплакал.
— Послушайте, ну так нельзя распускаться мужчине.
Выпейте воды.
— Не хочу я воды. Плакат уберите. Читать хочу, а вы тут - плакат. Я за одно электричество миллион плачу.
— Вот. Давно бы так, - обрадовался ответчик. – Мы вас ос-во-бож-даем от платы за электричество. Идет?
— А нельзя ли мне за свой счет вырезать во младенце окно?
— Нельзя. Это будет антихудожественно.
— А я так не могу. У меня куриная слепота. Я хочу, чтоб - окошечко. Можно, я сделаю дверочку - из младенца? Я б ее тихонечко открывал, и никто бы ничего бы не заметил.
Чиновник посмотрел на любителя с участием, но тихо-тихо покачал головой.
Зареванный любитель покинул учреждение. Он стоял на улице. Он глядел по сторонам. Вокруг шли люди, имеющие окна.
— Нешто я хуже других, - решился тогда любитель.
И - прямиком в молочный магазин.
— Скажите, как у вас с продажей детского питания?
— То есть как "как"? - удивилась продавщица.
— Идет питание... покупают?
— Ясно, что покупают. А что?
— Нет, ничего.
Любитель оставил честную продавщицу в недоумении и отправился наносить визит своему другу, поэту Ромаше. Ромашу он застал в прекрасном расположении духа. Попивая привезенное из Москвы "Напареули", тот беседовал о поэзии с двумя молодыми молодцами.
- Пойми, Иван, - внушал Ромаша. - Пиши смело, без оглядки. Но - меньше эстетства. Больше черной земли. Цвета. Правды.
Иван слушал серьезно.
- А ты, Ксенофонт, ну откуда у тебя эта салонная...
ты прости меня... какая-то даже не мужская позиция. Вот ты представь - пчела вылетает из улья, а в это время в
другом конце света поднимается в воздух черный самолет.
Не важно чей, ты пойми меня правильно, ты не кривись.
Прекрасный совет! Прислушаться бы Ксенофонту, да и любителю заодно. Но молодой Ксенофонт кривился и клонил голову долу, а любитель ляпнул некстати:
— Конец света - это у меня.
Ромаша испугался.
— Ты что, запил, что ли?
— Пока что этой ничтожной потребности не имею.
У меня поважней есть потребности.
— Вот вам тоже оригинал, - обратился Ромаша. - Дался ему этот Дюма. Впрочем, мы на эту тему уже беседовали. Понимаешь, старик, ты можешь на меня сердиться, но я считал и считаю, что преступно тратить время преступно. Прости за каламбур.
Иван улыбнулся, а Ксенофонт не улыбнулся.
- Я не о том, Ромаша. Я к тебе по делу. Ты мне можешь помочь?
Ромаша взволновался.
— Конечно, друг! Выйдем?
— Да нет, что ты, право. Я здесь. Пустяк. Мне нельзя, чтоб я к тебе отнес своего Дюма?
— Насовсем?
— Ну, я не знаю. Нет, наверное. Я не знаю, - зашептал любитель, и Ромаша глянул с участием.
— Конечно же, можно, о чем ты спрашиваешь? Конечно. Хоть на сколько угодно. И я тебе даже помогу. Мы с
ребятами как раз собрались прогуляться.
— Нет. Ребят не надо. Если помогать, то ребят не надо, - заупрямился любитель.
— Как хочешь, - пожал плечами Ромаша. А сам подумал: "Скучный он какой-то стал. Постарел, что ли?"
Вдвоем справились споро. Взяли такси и справились. Ромаша все порывался спросить, в чем дело, но любитель отмалчивался. Но Ромаша расспросы прекратил. Таинство и молчание иногда нравились Ромаше.
Справились.
- Уф. По рюмочке, что ли? С тебя причитается, - пошутил Ромаша. - Впрочем, ты же завязал.
Они стояли напротив дома любителя.
— Экий у вас плакатик вывесили. Прямо Пиросмани рисовал. Или Анри Руссо, - веселился Ромаша.
