Полина стояла среди зелени трав и улыбалась. Он приплыл, выбрался на берег, окатил ее бисером брызг. Она протянула ему полотенце.
— Ого! И полотенце есть? — удивился он. — Ты что, живешь тут?
— Увидишь, — уклончиво ответила Полина и отступила в траву.
Борис шагнул следом. Теплый воздух ласкал кожу, мягкая трава податливо стелилась под ноги. Полина молчала, не напоминала о том, что произошло. И он понял, что тоже не хочет затрагивать эту тему. Само место не располагало к выяснению отношений. Оно завораживало.
Это было удивительное место. Полуостров, который образовала река, представлял собой огромную поляну. По краям росли деревья, от близости воды густо разрослась высокая трава, скрывая от постороннего глаза саму поляну. Она находилась как бы в зеленой чаше, и только в одном месте, Борис заметил, поляна соединялась с берегом небольшим перешейком, который переходил в цветущий луг, утыканный там и тут желтыми ульями.
— Пасека?
— Да, это пасека отца.
— А как же он сюда добирается?
— На лодке. Правда, ставит ее не здесь, а дальше, вон там. Она махнула рукой, показывая куда-то вдаль, но Добров не отрывал от нее глаз. Она была настолько новая, необычная в этом летнем наряде, среди растений, что он хотел смотреть и смотреть на нее.
— Пасека, значит, отцова. А остров — твой? — предположил Борис, глядя на нее смеющимися глазами.
— Не смейся. Я действительно считаю это место своим. Нигде не бывает мне так хорошо и спокойно, как здесь. К тому же тут растет редкая травка, лекарственная. Сейчас самое время ее собирать.
Добров заметил на ветках одного из деревьев привязанные для просушки пучки травы.
Он вдруг почувствовал что-то особенное. Словно треснула скорлупа, которая окружала его много лет. И он ее не замечал, пока она не исчезла.
Ему показалось, что со всего окружающего мира словно сбросили легкую завесу — краски стали ярче, запахи тоже. Будто волшебная рука настроила барахлящий монитор.
— Сказка! — сказал он.
Полина улыбнулась. Добров догадался, что попал в особенное место, где все понятно без слов. Он впервые видел Полину с распущенными волосами, потрогал их, они оказались мягкими и податливыми, как трава. Полина взглянула на него вопросительно.
— Давно хотел потрогать их, — признался он. Полина молча двинулась в сторону желтеющих поодаль ульев. — Я чувствую себя Адамом в райском саду, — усмехнулся Борис. Плавки на нем высохли. Вместо панамки он приспособил полотенце.
— Сейчас мы тебя принарядим, — пообещала она. Возле пасеки, на пригорке, стоял настоящий лесной шалаш.
Точно такой Борис видел в детстве, в учебнике «Родная речь». Конспиративная квартира вождя революции.
Борис не успевал удивляться.
Полина нырнула внутрь и вернулась с синими дедовыми штанами — спецовкой. Штаны Доброву сошли за бриджи, поскольку доходили почти до колен.
— Ты голоден? — поинтересовалась Полина. Он отрицательно помотал головой. — Тогда идем со мной.
Они вернулись на поляну.
— Будем собирать травы. Вон видишь — синенькая? Борис разглядел на поляне синий, с сиреневым отливом, клочок разнотравья.
— Это душица.
Борис опустился на колени, голову наклонил к этой траве, вдохнул ее острый насыщенный аромат.
— Ты меня зимой чаем поила. Я вспомнил.
— Да, точно.
Полина стала рвать душицу, а Добров упал в траву и уставился в небо.
— Господи, красотища-то какая! Нет, ты не представляешь, какой это кайф после города… Я тебе передать не могу!
— Я понимаю, — улыбнулась она.
Он повернулся и стал смотреть на нее, как она траву рвет и вяжет в пучки. И лицо у нее при этом спокойное, умиротворенное.
— Скрытная ты, Полина, — вдруг сказал он. — А если бы я сам не явился сюда, ты бы мне и не показала это место? Признайся…
Она ответила не сразу:
— Я думала, что ты… не приедешь больше.
— Правда? — Он пытливо смотрел ей в лицо. — Ты могла такое подумать?
— Конечно.
— И что? И вот так бы я не приехал, и ты бы жила, как жила… Траву собирала, больных своих лечила бы…
— Конечно, — повторила она.
— Выкинула бы из памяти, будто меня и не было…
— Почему? Вспоминала бы. Ты хороший человек.
— Понятно… — через некоторое время отозвался он. — Но… ты ждала меня? Хоть немножко?
— Я тебя вчера ждала.
— Правда?
— Да. И загадала: если ты приедешь, привести тебя сюда. Но ты не приехал.
— Я вчера не мог, — соврал он. — Но я сегодня приехал! А ты правда меня ждала?
Она посмотрела на него без улыбки:
— Правда.
— Тогда иди сюда.
Он потянул ее за руку, соцветия душицы высыпались в траву.
Они стояли на коленях и смотрели друг другу в лицо. Близко-близко. Добров осторожно снял с нее венок и положил в траву. Полина обняла Бориса, и некоторое время они сидели среди травы, цветов и деревьев, составляя с ними единое целое.
— Твои волосы пахнут этой поляной, — сказал Добров.
— А твои — дымом.
— Ты знаешь, чего я больше всего хочу?
— Догадываюсь…
В следующее мгновение они оказались в мягкой траве, куда-то делись сарафан и синие дедовы штаны. Поцелуи Бориса сыпались на нее дождем, ее тело счастливо отзывалось на каждый.
Наконец Борис добрался до локтя правой руки и запечатлел свой поцелуй на двух маленьких родинках на сгибе. Полина со все возрастающим удивлением прислушивалась к собственным ощущениям. Его прикосновения будили в ней дремлющие силы. Она их чувствовала, как туземцы чувствуют близкое извержение вулкана. Она приподнялась над мужчиной, и он заметил, как потемнели ее глаза. Волосы золотистой завесой скрыли от него поляну.
В следующее мгновение они соединились и уже не видели и не ощущали ветра, травы, жары, поляны. Они чувствовали лишь друг друга. Чувствовали так, словно стали одним существом. Словно, дыша и двигаясь в одном ритме, образовали новую вселенную, и там, внутри этой вселенной, готовился к извержению вулкан. Оба они жаждали этого.
Потом молча лежали в траве, соприкасаясь пальцами рук-. Сколько времени прошло? Борис уснул. А когда проснулся, Полина уже сидела возле зарослей душицы и собирала траву.
Он подобрался к ней на четвереньках, лег рядом и положил голову к ней на колени.
— Ты знаешь… Нет, ты не знаешь, — пробормотал он. — Кто придумал, что ты Женщина-зима?
— Это врач «скорой помощи», Леня. Да ты помнишь его…
— Ты не зима. Ты самое настоящее лето! Она улыбнулась.
— О чем ты думаешь? — не унимался он, глядя на нее снизу вверх. Глаза у него блестели.
— Я думаю, что пора готовить обед! — весело объявила Полина и поднялась.
Они варили в котелке пшенную кашу с тушенкой. Потом черпали ее деревянными ложками, дули на нее, обжигались. И было очень вкусно. По крайней мере Борис не помнил каши вкуснее.
Потом спали в шалаше, на душистом сене. Вернее, спала Полина. Ее голова лежала на его руке, а он трогал носом ее волосы. За непрочными стенами шалаша стоял ровный гул пчел, где-то, совсем рядом, жужжал шмель. Высоко над шалашом переговаривались деревья. Борис улыбался в полудреме. Он чувствовал почти младенческое умиротворение рядом с этой женщиной. Не хотелось шевелиться, тревоги вчерашних дней растворились, уплыли по течению, а камыши тихо кланялись им вслед.
Полина спала, а Борис думал о ней, вспоминал о том, что собирался сказать ей, когда ехал сюда. Теперь были нужны другие слова, они не приходили на ум. Нежность и удивление переполняли его. Ему хотелось целовать ее волосы, но он боялся спугнуть сон, поэтому лежал и тихо улыбался.
Позже они отправились бродить по окрестностям. Она то и дело наклонялась к какой-нибудь травке и объясняла Борису:
— Воробейник лекарственный. Помогает при головных болях… А эту хорошо заваривать при бессоннице.
Они обошли гудящую, как линия электропередачи, пасеку и вышли на поляну к лесу. Вдруг Полина остановила своего спутника:
— Тихо.
Они постояли, прислушиваясь. Борис ничего не услышал.
— Ложись, — предложила она и сама улеглась в траву, на спину.
Борис теперь уже ничему не удивлялся. Лег рядом.
— Здесь слышно, как бьется сердце земли. Добров повернулся и ухом прильнул к земле.
— Нет, не так. Ляг на спину. Закрой глаза. Расслабься. Пусть твое сердце бьется в унисон с тем, которое ты слышишь.
Борис ничего не слышал, но ему нравилось играть в эту игру, полную таинственного первобытного смысла. Даже если Полина предложила бы ему прыгать через костер, он с радостью согласился бы. Давно он не чувствовал себя таким свободным, здоровым и спокойным.
Высоко над ними плыли мелкие рваные облака, рядом, по высокой травинке, карабкалась божья коровка. Где-то глубоко под ними мерно стучало сердце земли, которое умела слышать женщина, что была рядом. Он глупо улыбался оттого, что счастлив.
Вечером они сидели у костра и негромко разговаривали. Звуки окружающей природы изменились. Цикады завели стройную свою песню, тонкими писклявыми голосами подпевали комары. Однако, когда Борис и Полина забрались в шалаш, комары остались снаружи, словно что-то отпугивало их.
