- Я схожу с ума, - пробормотал он. Он весь взмок от пота. - Итак: Гари до сих пор носит на груди мой мизинец. Вот о чем нужно подумать. - Он не произносил слов, только шевелил губами. Долго. И раздавался звук, похожий на тихое стрекотание сверчка или на журчание ручейка, текущего по обкатанной гальке.
Агнета и Гари этого слабого шума не слышали; они были заняты друг другом. «Я должен подумать о чем-то безобманном - о нашем начале. [Дальше: ранение Матье и поведение Гари: его речи, его морские узлы, его снадобья, его рассуждения о повязке.] Моим мыслям нужна опора. Иначе я сейчас встану с постели, подойду к окну и выброшусь из него. Гари очень изменился. Во всяком случае, я его больше не узнаю. Я ничего не знаю ни о теперешнем состоянии его души, ни о ландшафте, в котором он нынче пребывает. Если мне в нем еще и знакомо что-то, так только его плоть: эта величественная руина разрушенного святилища. Но человек не вправе сидеть среди обломков, а видеть - мысленно - только своего идола».
Он спас себя еще раз. Сумел, двигаясь на ощупь, вернуться назад, забыть эту комнату, перехитрить свою боль. Постепенно внутри него установилось состояние, напоминающее сладкую дрему.
Гари рассказывал: ему пришлось поставить ногу на порог приоткрывшейся двери, чтобы вместе с Матье, совсем отключившимся, попасть в дом директора пароходства. Фру Линде это отрицала. Роль водителя такси тоже не совсем понятна. Он потребовал плату, наверняка. Но кто, собственно, отнес Матье в его комнату и уложил на кровать? Уж точно не фру Линде. Ей бы и сил не хватило, а кроме того, она была слишком взбудоражена. Садовник в тот момент отсутствовал. Шофер хозяина дома появился лишь полчаса спустя, вместе с самим хозяином, которого он и привез из города. Позвали ли Мамзель и горничную, неизвестно. Мачеха вряд ли принимала участие в транспортировке раненого. Поэтому логично предположить, что именно Гари, которого никто сюда не звал, отнес своего друга наверх, по лестнице, при содействии таксиста и дирижировавшей ими фру Линде. Иначе как бы они с таксистом разыскали комнату Матье? Итак: Гари кладет друга на кровать. Порывисто обнимает его. Бережно накрывает одеялом это нечто, похожее на сверток тряпья. С таксистом, между тем, уже расплатились. Мачеха наконец вспоминает о своем материнском долге. Поначалу-то она была парализована страхом: ведь могло случиться большое несчастье. Гибель «Фьялира» и так доставила их семье массу неприятностей. Клаус Бренде обескуражен. Она задумывается о смысле последней фразы. Духи мертвых сидят в их комнатах. Уже много дней никто в доме не смеется, все едва осмеливаются разговаривать. Она вспоминает имя того врача, которого муж вызывал накануне их свадьбы, после покушения на нее его дочери Ингер. Может, она и позже обращалась к услугам этого доктора. Теперь уже не узнать. Она толстая.
Ей противопоказано иметь детей. Теперь вот снова произошло покушение. Если она все правильно поняла. «Профессор оказался дома. Он скоро приедет», - с облегчением сообщает она экономке. Как ни странно, Гари и Матье остаются одни в комнате необычайно долго. Дом, со всеми его помещениями, готовится к болезни Сына. Из шифоньеров достают постельное белье. Приводится в порядок комната для гостей. Кипятят в больших количествах воду. Мачеха пытается дозвониться до мужа; но тот, как ей объясняют, уже покинул городскую контору. Садовник, который между тем отыскался, должен рысью бежать в аптеку, за винным спиртом. Как теперь обнаружилось, домашние запасы спирта иссякли. Вдогонку за садовником посылают Мамзель: могут понадобиться также эфир и йод, стерильная вата и бинты.
Только одна эта комната пока не затронута суматохой. Здесь даже тихо. Матье неподвижно лежит в постели. К счастью, время от времени стонет. Это - единственное утешение для Гари. Значит, он еще жив! Но Гари заполонен страхом, не чувствует ничего, кроме страха. Его мозг все пытается сформулировать одну-единственную, злую-нежную мысль: «Ты, пес паршивый, только попробуй у меня...» Он делает глотательное движение; и сам удивлен, что проглотил свои же слезы. Таким его и находит Клаус Бренде. Который вошел неслышным, но энергичным шагом. И вот теперь видит это чудо-юдо, стоящее на ковре среди комнаты: какого-то пацана-оборванца. Куртка на мальчишке распахнута, рубашка - сплошные лохмотья, к тому же такая короткая, что даже не прикрывает пупка. А по щекам бегут безутешные слезы. Только отметив все это, директор пароходства бросает взгляд на кровать. Сперва он видит голову сына, обмотанную тряпкой, имеющей тот же цвет, что и разодранная рубаха чужака. И еще - кровь, темный подтек, который тянется от корней волос к переносице, надвое разделяя цветную тряпку. Потом директор замечает ботинки, крепко сидящие на ногах Матье и выглядывающие из-под одеяла. Гари забыл их снять. Однако в ту же секунду, словно увидев эту картину глазами отца, он осознает допущенную оплошность. Опускается на колени, ослабляет шнурки и осторожно стягивает ботинки с ног раненого. Неизвестно, какими были первые слова Клауса Бренде и к кому он их обратил, к сыну или к приятелю сына. Но через некоторое время - или сразу же, после тихого вскрика - он спро-зоо сил чужого подростка:
- Что случилось?
Для Гари важно одно: объяснить, как обстоят дела с Матье. Его первая фраза - правда наполовину. Он говорит:
- Ему отрубили палец.
Рана на лбу, поясняет он, не такая серьезная. Затем он описывает дыру в животе: надрез - и как туда втиснулись пальцы Долговязого.
Одеяло снимают. И что же под ним? Больной - словно неаппетитный сверток. Порванная одежда, кое-как скрепленная шпагатом. Лоскут оголенной кожи, величиной с ладонь, - сплошная кровавая масса.
- Его нужно отвезти в клинику, - озабоченно говорит отец.
- Нет, - голос Гари неожиданно делается высоким и ломким, как год назад. - Я этого не позволю. Он мой друг.
Клаус Бренде втягивает голову в плечи, слегка подается вперед, будто боится, что его ударят. Потом снова распрямляет спину. Нет, духи мертвых не здесь, не в этой комнате...
- Это было бы разумно, оправданно, - тихо говорит директор пароходства.
- Я не оставлю его. Нас нельзя разлучать. Он во мне нуждается. Он был бы уже мертв, не будь я послан... - Гари поправляет себя,- ...не помоги я ему. Я его перевязал... своей рубашкой... его носовым платком...
Он не хвалится: просто то, что он сейчас говорит, должно быть сказано. Он шире распахивает куртку - показывает, что от его рубашки мало что осталось. Клаус Бренде хотел бы узнать имена мучителей сына. Гари от ответа уклоняется. Он, дескать, потом их назовет - самому Матье. А тот пусть распорядится полученными сведениями как хочет. Беседа заходит в тупик, пока что. Дверь отворяется, в комнату врываются люди. Впереди - профессор Френнесен. Он предусмотрительно прихватил с собой одного коллегу, опытного хирурга. Потому и задержался. Господин генеральный директор, понятное дело, оплатит визит. Об этом и договариваться не нужно: достаточно намека. Господин профессор Френнесен уже наслышан о покушении, хотя толком ничего не знает; он просит Гари повторить необходимые ему сведения: об отрубленном пальце, ранах на лбу, крайне опасном проникающем ранении брюшной полости. Операционная сестра тоже здесь. В руках у нее металлический контейнер с инструментами и перевязочным материалом. Мамзель вносит в комнату докторскую кожаную сумку, потом - несколько простыней. Мачеха протискивается вперед: это ее долг - проводить врачей к постели больного. У фру Линде через руку перекинуто полдюжины полотенец, перед собой она держит умывальный таз. Садовник доставляет все новые кувшины с горячей и холодной водой. Изрядный запас. Профессор Френнесен оглядывает изогнутую, как буква «Г», комнату. Он сразу видит: кровать расположена неудачно, неудобно для осмотра больного; и отдает распоряжение, чтобы ее переставили - поближе к середине. На помощь зовут садовника и шофера. Четверо мужчин поднимают кровать с больным и, осторожно ступая по ковру, переносят ее на другое место. Потом всех просят покинуть помещение - хозяйку тоже. Остаться может только господин генеральный директор.
- Отошлите, пожалуйста, мальчика, - говорит коллега профессора Френнесена, господин д-р Мирдал.
- Я не уйду, - заявляет Гари.
Врачи шокированы. Они ждут разъяснения. Хозяин дома смущен:
- Мне бы не хотелось его отсылать. Это друг Матье. Он вырвал моего сына из рук убийц. Потом перевязал, как сумел, и привез домой. Если хотите, выйду я.
- Мы, когда заняты серьезной работой, не любим, чтобы посторонние смотрели нам на руки, - говорит д-р Мирдал грубо.
- Крайне любопытно... - бормочет профессор Френнесен; трудно понять, что именно его так удивило, но, как бы то ни было, он решает выступить в роли посредника. - Если мальчик будет вести себя спокойно, отойдет к стене...
Клаус Бренде, шагнув к Гари, обнимает его за плечи:
