Он, Валера, будет, будет ещё более ценным сотрудником, он отвезёт девочку Евлалии в летний лагерь. Он и Андрея тоже бы отвёз, но мальчонка вырос. Значит, Валера станет помогать ему лучше, лучше, лучше!
Радостным выходным днём начала лета по району разъезжала машина с мощной радиоустановкой. Из колонок неслась одна и та же песня – и с каждым новым повтором Валере слушать её становилось всё страшнее. Появлялись мысли.
И так как ты рабочий,
То не жди, что нам поможет другой!
Себе мы свободу добудем в бою
Своей рабочей рукой!
Время от времени машина останавливалась, музыку выключали, и на улицу выбирались педальные ребята с раскладными столиками.
Арина вербовала рабочих на завод. Можно было подойти и записаться добровольцем – долгожданное предприятие скоро должно быть пущенным в эксплуатацию.
...Встань в ряды, товарищ, к нам.
Ты войдёшь в наш единый рабочий фронт,
Потому что рабочий ты сам!
Так предлагалось сделать тем, кто слышал Аринину агитацию. И то ли музыка являла миру чудо, то ли просто работа на новом заводе обещала счастливую жизнь, но люди тянулись к раскладным столикам.
Это продолжалось несколько выходных подряд. И даже в тёплые расслабленные вечера будней.
И так как все мы – люди,
То должны мы, извините, что-то есть...
Конечно, должны. Вот так. И не поспоришь. Валера никогда раньше такой мотивационной песни не слышал. Теперь днём и ночью она навязчиво играла в ушах без всякого на то его желания. Наизусть ведь сразу запомнил.
«Арбайтер бист» – так кончался припев. Молодые задорные голоса детского хора агитировали и на немецком языке. Валера слушал-слушал и думал – будь он целевой аудиторией, на которую был направлен агитационный импульс, он помчался бы тут же к белой позитивной машине и завербовался хоть разнорабочим. Такую деловитую немецкую стабильность внушало это бодрое пение, что хотелось жить, стремиться и бороться.
Хотя, с другой стороны, какой ещё рабочий фронт? Арина же кем тут предстаёт? Фабрикантом-угнетателем. Так зачем ей против себя же рабочий фронт создавать? Или в этом кроется некая глубинная мысль? Всё специально и тщательно продумано?
Спросил.
Специально продумано.
– Люди должны воспитать в себе самосознание, – прилизывая на Гнусе последние шерстинки, ответила Арина. Они сидели как раз в парке «Дома Отдыха От Быта», который на лето стал отличным местом отдыха и от жары. Эдакая счастливая молодая пара с детьми и домашним животным. Мамука развлекал себя в коляске, Серёжа таскал ему цветы с клумбы. Арина здоровалась с проходящими старушками. И объясняла: – Должны знать, что никто их осчастливливать не собирается. Люди должны почувствовать, что они активно участвуют в процессе жизни. Вот поэтому и агитируем. Музыка хорошо воздействует, тыщу раз проверено. Вот послушают и будут уверены, что сами – своей рабочей рукой они будут добывать себе деньги. Рабочим быть трудно. Каждый день к определённому времени приходить на завод, не опаздывать. Качественно работать. А так формируется мотивация к труду. Когда в голове укоренится мысль, что всё серьёзно, то хотя бы частично, но уйдёт раздолбайство. Трудно же с раздолбайством.
– Трудно.
Тут Валера был полностью согласен. Опекаемый Андрей не хотел идти на завод. Психологическая травма, заработанная им из-за тюрьмы-неволи, не излечивалась. Впрочем, такому симпатичному парню не обязательно было трудиться на заводе. В сфере обслуживания больше нужны приятные лица. Вот пусть погуляет лето, а там и в клуб можно ему устроиться. Если не в охрану, так, может, в официанты. А ещё лучше спросить у Арины – она найдёт ему применение.
– Чьё-чьё это всё, ты говоришь? – устроившись за столиком в баре «Разноцветных педалей», переспросил Андрей. Чувствовалось, что ему в клубе понравилось. Валера переживал, что раньше не догадался его сюда привести. В простой, но достойно обтягивающей в меру рельефную мускулатуру белой футболке, щегольских джинсах, наверное, с рынка – при его небольших деньгах (откуда другие, парень пока не работает?) – спокойный и несколько вальяжный, что, несомненно, очень нравилось женщинам, Андрей был очень уместен здесь. Да и женщины тут же обратили на него внимание – вон как Кеник и Астемирова засуетились, зашептались, забегали, глядя в его сторону.
– Клуб? – переспросил Валера, усиливая презентационный эффект. – Он принадлежит Арине Балованцевой.
– Арине Ба-ло-ван-це-вой, – перекатывая во рту, как леденец, Аринину славную фамилию, неторопливо повторил Андрей. Он будто бы пробовал её на вкус, эту фамилию. Наверное, она Андрею понравилась. – Надо же.
Мимо прошёл официант. Польза, вечный Польза.
– Заведи-ка музычку повеселее. – Андрей поднял к его носу щёлкнувшие пальцы. – А то никакого отдыха. Давай-давай, распорядись. Я знаешь, кого послушать хочу...
И Андрей назвал имя звезды тюремного шансона.
Валера поморщился. И оглянулся, стесняясь за своего воспитанника, игриво гоняющего по столу хайбол с виски.
Непоследовательная Арина опекала мужеубийцу Машку, но на дух не выносила любую уголовную эстетику. Ей была совершенно чужда приблатнённая романтика в любых её проявлениях. Арина давала по языку – в прямом смысле: высуни, я стукну, потому что предупреждала! – если слышала, что кто-то вворачивает в речь словечки уголовного жаргона. От тюрьмы, не раз слышал от неё Валера, никто не застрахован. Но если ты сделал это образом своей жизни, своей единственной жизни! – Арина была безжалостна.
Так что музычку повеселее Андрей вряд ли бы дождался.
Хотя, как выяснилось позже, не дождался он её по другой причине.
Из-за своего излюбленного столика под чайным грибом выполз Антошка Мыльченко. В поэтические кудри была ввёрнута шариковая ручка – воткнул и забыл в порыве вдохновения. Но смеха Гуманоид не вызывал. Лицо его было озарено волнением. Озарено – это он, наверное, сам бы так про себя сказал. Валера же увидел, что Антон по-серьёзному волнуется.
– Нам надо поговорить, Валерий! – Антошка цапнул Валеру за рукав и потянул за собой.
– Извини, я сейчас. – Валера нарочито удивлённо пожал плечами. От взволнованного Антошки он ждал не больше, чем шоу.
– Ты чего его сюда привёл? – с дрожью в голосе заговорил Антошка, прижимая Валеру к стене в служебном коридоре. – Где ты его взял вообще?
Мыльченко был почти трезв, но вот до чего активен-то?..
– А ты чего вскипел? – Покровительственным жестом Валера выдернул из кудрей поэта ручку и протянул ему: – Держи своё орудие труда и успокойся.
Несмотря на получившую респект выпь, приятелями Валера с Антошкой не были. Наверняка Мыльченко помнил, как Валера безжалостно кантовал его, пьяненького. А перед мысленным взором Валеры баррикадой вставал образ Изольды-Киланы Редькиной.
– Его надо выгнать отсюда срочно – пока Арина не увидела! Срочно! – Антон выпучил глаза.
– Но почему?
За спиной Антошки появилась Танька Астемирова.
– Это Воблов? – переспросила она.
– Конечно! – кивнули поэтические кудри.
Астемирова развернулась и вихрем умчалась по коридору.
Валера оттолкнул Антошку и направился в бар.
Быстро. Всё произошло удивительно быстро. Валера прошёл всего лишь мимо двух столиков, а операция уже началась. Во главе отряда из четырёх человек в бар стремительно вошла Астемирова. Без малейшего намёка на объяснения ребята из педальной безопасности сдёрнули Андрея со стула, скрутили и унесли на улицу. Кричать – чтобы задавать неверный тон остальным посетителям, отдыхающим в «Разноцветных педалях», ему не позволили. Валера увидел, как архипрофессионально ребята заткнули Андрею рот.
Валера помчался на ними. За Валерой рванул Антошка.
Андрея отнесли далеко за территорию клуба. С размахом раскачали и бросили лететь вдоль асфальта. Проскрёбся он кроваво – на что, впрочем, и было рассчитано. Профессионалы бросали. Валера наблюдал всё это – и душа его наполнялась ледяным страхом. И не то, что вдруг он следующий, а всё-таки...
– Чтоб ты даже поблизости здесь не появлялся, – подойдя к распростёртому телу, жёстко и страшно сказала Танька. Валера никогда её такой не видел.
Никогда.
Всё-таки вполне с её рьяным настроем очередь может дойти и до него. Что же случилось?
– Ты меня понял. – Астемирова развернулась и направилась в клуб.
Охранники наблюдали за Андреем, отойдя к клубу метров на десять. А Астемирова удалялась.
Валера растерялся. То, что произошло на его глазах, было неожиданно и ужасно. Что Андрей такого сделал? Он – бывший сотрудник? Провинился? Проворовался?
