– Ты осталась ради нас?
– Во многом ради вас, но и ради себя самой. Это я недавно поняла. Не знала, как жить одной с тремя детьми, и потому осталась. Нельзя было этого делать: простить все равно не смогла и затаила в душе обиду. Брак от этого лучше не стал. После возвращения Билла мы мало общались.
Луиза с пониманием кивнула и задала следующий вопрос:
– А Майкл и Шарлотта что-нибудь знают?
– Нет, я никому не говорила. Зачем? Надеюсь, что не совершила серьезной ошибки, сказав тебе. Неважно, что происходило между нами. Папа очень, очень вас любил.
– Он и тебя любил, мама, – тихо добавила Луиза. – Часто говорил мне об этом, а в последний раз признался примерно за месяц до смерти. Сказал, что ты замечательная женщина – лучше, чем он заслуживает, – и что он тебя любит. – В глазах Стефани появились слезы. – Наверное, просто не знал, как выразить свою любовь. – Стефани кивнула: действительно не знал.
– Спасибо за то, что сказала об этом. – Она едва успела вытереть слезы и высморкаться, как в кухню вошли Майкл и Сэнди. Луиза обняла мать за плечи.
– Спасибо за правду, мамочка.
– За правду о чем? – заинтересовался Майкл, застав конец сцены, а Луиза повернулась к Сэнди.
– Прости за вчерашнее. Иногда со мной такое случается. Привыкай не обращать внимания, как все остальные. В каждой семье должна быть своя вонючка. – Она смущенно улыбнулась.
– Вот это да! – изумленно воскликнул Майкл. – Что это с тобой случилось?
– Мама подмешала в кофе марихуану. Знаешь, отлично помогает.
– Похоже, что так. – Перемена в настроении сестры с трудом укладывалась в голове.
За завтраком все непринужденно общались, а Луиза со Стефани обменялись долгими многозначительными взглядами. Произошло нечто значительное: отношения в семье внезапно смягчились. Шарлотта тоже проснулась в отличном настроении. Днем все вместе долго гуляли по пляжу и даже договорились пойти куда-нибудь пообедать. Стефани рассказала Чейзу о чудесном исцелении дочерей, а напоследок заверила, что Сэнди выглядит счастливой и, судя по всему, прекрасно проводит время.
Вечером Стефани поехала навестить Элисон, которая окончательно раскисла и рыдала, не переставая. Днем муж попытался встретиться, но она не пустила его на порог. Стефани очень переживала за подругу, а возвращаясь домой, не переставала думать о подлости Брэда. Но, по крайней мере, отныне Элисон не придется жить во лжи или притворяться, что простила. Бедняжка сказала, что не простит никогда, и Стефани ей поверила. Думая о подруге, она наконец поняла, какую ошибку совершили они с Биллом: Стефани притворилась, что простила, а Билл притворился, что все еще любит. Он не любил ее, что бы ни говорил Луизе – в этом Стефани не сомневалась. И она его тоже не любила; во всяком случае, в последние семь лет брака. Любовь умерла. И вдруг Стефани почувствовала, что освободилась: теперь она могла себе признаться, что перестала любить мужа еще за семь лет до его смерти, а возможно, намного раньше. Да, сожалела о его кончине. Но не любила.
Дети уехали. В оставшееся до Рождества время Стефани много думала о своей жизни. Подолгу гуляла с Педро – самой смешной на свете собакой и самым верным другом. После утреннего разговора с Луизой удалось понять главное: осознание того, что она много лет не любила Билла, принесло долгожданное освобождение. Во всяком случае, признание оказалось честным: ничего не поделаешь, так случилось. И все же она оставалась с мужем и изо дня в день предавала себя, не находя смелости, чтобы уйти, и маскируя трусость благородством.
Несколько раз Стефани навещала Элисон. Подруга подала на развод, как и собиралась, а с Брэдом отныне общалась исключительно через юристов. Самая красивая любовная история века оказалась циничным обманом: выяснилось, что муж спал с няней и даже прижил ребенка. Разумеется, он не был ни первым, ни последним из мужчин, кто это сделал. Но романтические фантазии Элисон относительно святости супруга рассыпались в прах. Больше того, она полностью посвятила себя браку, который оказался ложью, и человеку, который оказался негодяем. Стефани лучше всех понимала, что подруге потребуется много лет, чтобы понять, почему она это сделала.
Стефани и Джин подолгу обсуждали отчаянное положение Элисон и искренне ей сочувствовали. Джин напомнила, что никогда не доверяла Брэду – собственно, как и другим мужчинам. Она не сомневалась, что все они готовы изменить при первой же возможности. Такими были ее отец, братья, Фред, Билл. Но, несмотря на это, Стефани доверяла Чейзу и считала его хорошим человеком.
В период между Днем благодарения и Рождеством Чейз Тейлор крутился как белка в колесе. Выпустил рождественский альбом, а теперь активно занимался его продвижением. Он не забыл прислать Стефани диск с трогательной дарственной надписью. Она слушала прекрасные песни и плакала. Встретиться они не планировали, хотя по-прежнему подолгу беседовали и признавались друг другу в любви. Стефани понимала, что своим возвращением в Калифорнию нанесла Чейзу тяжкий удар, притом что с собственной жизнью не смогла разобраться до сих пор: не представляла, чего ждет, искать работу не пыталась, а визиты в приют для бездомных подростков настоящего удовлетворения не приносили, да и времени занимали немного.
Стефани разрывалась между сохранением старых традиций и созданием новых. Слушая рождественский альбом Чейза, который занял первое место в национальном хит-параде, поставила елку и украсила давно знакомыми игрушками. За две недели до Рождества решила устроить вечеринку, которую они с Биллом проводили из года в год, но потом горько пожалела о необдуманном шаге. Праздник превратился в кошмар: многие из присутствующих мужчин – причем все женатые – или добивались ее благосклонности, или намекали на близкие отношения. Каждый из них был готов изменить жене, и от всеобщего обмана мир погружался во тьму.
Они с Чейзом по-прежнему почти каждый день разговаривали по телефону. Он не спрашивал, собирается ли она вернуться, а Стефани о планах молчала. Избегала сложной темы, словно боялась, что разговор окажется последним и решающим. Она до сих пор ничего не понимала, хотя и прожила в Сан-Франциско шесть недель, которые обоим показались вечностью. Каждый боялся, что между ними все кончено, но спросить не решался и знать наверняка не хотел.
Дети собирались приехать домой на Рождество, но Сэнди предстояло остаться в Нэшвилле, потому что их с Чейзом ожидал праздничный концерт. Однако Майкл обещал приехать на Новый год в Лас-Вегас, где у них тоже было запланировано важное выступление.
В то утро, когда дети собрались дома, Стефани получила от Чейза посылку. Открыла коробку и увидела прекрасный в своей изысканной простоте золотой браслет с изящной гравировкой: Carpe diem – лови день. На внутренней стороне обнаружились его инициалы и дата. Со слезами на глазах Стефани надела украшение. Она тоже приготовила подарок, который пока так и не решилась послать: длинную золотую цепочку с медальоном в виде ангела-хранителя, со своими инициалами и датой на обратной стороне. Теперь, получив подарок, она тут же поехала на почту. Браслет оставался на руке даже тогда, когда приехали дети, но они не обратили на него внимания.
Как и следовало ожидать, рождественский ужин без Билла оказался печальным. Все плакали; даже Стефани не удержалась от слез, когда прозвучал тост в память отца. И все же семейная встреча оказалась удивительно теплой. Даже Луиза держалась дружелюбно и большую часть времени провела дома, с мамой, в то время как Шарлотта активно встречалась с друзьями. На Новый год она собиралась отправиться в Тахо, на лыжный курорт. Луизе предстояло вернуться в Нью-Йорк, а Майкл планировал поездку в Лас-Вегас к Сэнди и Чейзу. Стефани оставалась дома в компании Педро.
– За что вы себя наказываете? – прямо спросила доктор Зеллер, когда Стефани поделилась планами на новогодний вечер.
– Вовсе не наказываю, просто не придаю Новому году особого значения. К тому же праздновать мне не с кем.
Джин и Фред собрались в Мексику, а Элисон никого не хотела видеть.
– Неправда, – возразила доктор Зеллер. – У вас есть Чейз.
– Чейз меня не приглашал, потому что занят: у него концерт в Лас-Вегасе.
– Почему бы вам не поехать в Лас-Вегас? Насколько могу судить, встреча его обрадует.
– Нет, к такому ответственному шагу я пока не готова, – испуганно ответила Стефани.
– А что, если все-таки наказываете себя за то, что много лет прожили с человеком, которого не любили? И не любили себя, раз не нашли мужества его оставить? Разве это само по себе не достаточное наказание?
Стефани промолчала, но на глаза навернулись слезы: недостающее звено нашлось и встало на свое место. Она едва не задохнулась: слова оказались жесткими, но абсолютно справедливыми. Да, она не любила Билла много лет, и вот теперь расплачивается за лицемерие, лишая себя встречи с человеком, которого любит и который любит ее. Открытие потрясло, и по дороге домой Стефани не могла думать ни о чем другом.