— Не реви, все будет хорошо, — скупо утешал он и гладил по волосам. — Сказала бы это по телефону, сразу бы приехал и забрал.
— Я еще надеялась, думала, что-нибудь с ним случилось… Дура, конечно. Все и так было ясно, он женился на мне по расчету. Из-за тебя, пап. Из-за тебя и ушел.
— Все делается только из-за меня, — обиделся Зубатый. — И хорошее, и плохое. Но больше плохого. Я всем приношу несчастье. Маме, потому, что не принял ее наперсницу и первый раз в жизни не помог с работой. А Сашу я вообще довел до самоубийства, потому, что давил на него своим авторитетом. Вот и тебе принес горе, моя левая рука….
— Пап, я не хотела! — слез у нее не было, только глаза красные. — Все, теперь мир навсегда! Ты самый лучший на свете! Что бы я без тебя делала?
Это были ее детские слова, но прозвучали сейчас совсем не по-детски. А Зубатый не стал ее больше щадить.
— Нет, Маша, ты все делала без меня. Я удерживал тебя от этого брака, помнишь? Ты поскандалила со мной, потому что мама была за тебя. Вдвоем вы меня согнули. Потом вы согнули меня, когда я попытался сделать из Сашки мужчину. Только попытался!.. Как же: профессия актера — это публика, цветы, поклонение… Мне надоело сгибаться перед большинством, и я от вас уйду.
— Что ты говоришь, пап? — испугалась она. — Куда ты уйдешь?
— Куда глаза глядят.
— А куда они глядят? — Маша опять по-детски начала подлизываться. — Давай так, куда твои глаза, туда и мои! Я хочу жить с тобой. Ты же меня не бросишь? Буду готовить еду, ходить в магазин, мыть полы. Слушаться буду, честное слово!
— Не ври.
— Но я же твоя левая рука! Которая ближе к сердцу!
— Прежде всего, я покажу тебя одной бабке, — заявил он. — Она хоть иногда обманывает, но говорят, толк есть. От народа отбоя нет.
— Не хочу я к бабке!
— Не бойся, она настоящая, из глубинки. Пусть она полечит тебя от всех хворей. Потом я тебя откормлю…
— Погоди, мы где будем жить? На Химкомбинате? Мы сейчас куда едем?
— В Соринскую Пустынь.
Она вдруг огорошила вопросом:
— Пап, скажи честно, у тебя там есть женщина?
— Есть.
— Поняла еще тогда, по телефону. Ты слишком вдохновенно говорил о прародине. А вчера увидела тебя, и все подтвердилось. Ты влюблен, потому что стал ласковый.
— Я этого не заметил.
— Тогда мы не поедем в Соринскую Пустынь.
— Почему?
— Это станет моим предательством по отношению к маме, — дипломатично рассудила Маша. — Пусть она сейчас увлечена этой девкой и ничего вокруг не замечает, но ведь когда-нибудь наступит прозрение, ей станет горько и одиноко.
— Ты стала совсем взрослая… Поезжай к маме. Ну или в квартиру на Химкомбинат.
— А ты в Соринскую Пустынь?
— До весны буду там. Потом не знаю… Не хочу загадывать.
Она долго молчала, прикрыв огромные глаза, возможно, прикидывалась спящей. Потом, уже на подлете к Москве, вдруг обернулась к нему и сказала с детским всхипывающим вздохом, словно все это время плакала:
— Поэтому Санька и прыгнул… Зубатый смотрел вопросительно, ждал — Маша не спешила.
— Жить стало невыносимо. Везде, всюду. А он это так остро переживал!.. Такое ощущение, что-то незримо изменилось в мире. Будто земная ось искривилась. На первый взгляд, ничего не видно, но привычные вещи незаметно сдвигаются со своего места. Мы обнаруживаем лишь невыцветшие квадраты на обоях и пустые гвоздики, на которых когда-то висели картины бывшего мира. А еще качаются неподвижные лампочки над головой, под ногами образуются трещины, которых мы не видим, переступаем и проваливаемся. Мы не чувствуем, как все вокруг трясется, вибрирует — полный дисбаланс. И веет холодом, как во время оледенения. Что происходит, папа?
— Боги спят, — сказал он коротко.
Она восприняла это спокойно, а может быть, на ее иссохшем лице уже не видно было ярких чувств.
— А кто же правит миром, когда они спят?
* * *
Пограничник в аэропорту взял его паспорт, как обычно профессионально взглянул в лицо, сверяя с фотографией, и должен был бы поставить отметку, но еще раз поднял глаза и посмотрел внимательнее.
— Что? — спросил Зубатый
— Нет, все в порядке, пожалуйста!
Этот повторный взгляд сразу же насторожил, поэтому он взял Машу за руку и не отпускал, пока не вышли за турникет в пустынный VIP-зал. И только он перевел дух, как боковым зрением увидел, что к нему приближаются, а точнее, надвигаются две мужских фигуры. Зубатый резко обернулся и инстинктивно толкнул Машу за спину. И в следующий миг узнал одного из мужчин — полномочный представитель президента, совсем недавно снявший генеральские погоны. Встречались они всего один раз перед выборной гонкой, когда вновь назначенный представитель ездил по областям знакомиться с губернаторами. Впечатление он оставил однозначное — приехал генерал. Он еще не сбросил шкуру всезнающего и всемогущего отца-командира, о всем судил легко, всем определял задачи, любил проверять порядок всюду, вплоть до туалетов По стойке «смирно» хоть и не ставил, но в кабинет вваливался, стул пододвигал ногой, шляпу бросал, как фуражку, чуть ли не под нос, и любил, когда его называют генералом.
Он не поздоровался и не удостоил Машу даже взглядом, и стало понятно, что встреча ничего хорошего не принесет. Все внимание генерала было сосредоточено на одной сверхзадаче, хотя он еще старался шутить. Правда, юмор у него был свирепый, оставшийся от Советской армии:
— Что? Хотел скрыться от нас за рубежом? Ха-ха!.. Ищем его по всей стране, а он к финнам ушел, как Ленин!
— Здравия желаю! — Зубатый ухмыльнулся. — Не ожидал встречи с оркестром. Ну, уважили! Маш, посмотри? Ты видела живых генералов?
Ему что-то не понравилось.
— Ладно, хватит придуриваться. Пошли в машину.
— Спасибо, у меня тут своя на стоянке.
— Особый разговор к тебе есть.
— Говорите здесь.
— Я буду говорить там, где мне надо! — рыкнул он.
— А я там, где хочу.
— Ты чего это, Зубатый? — глаза у генерала были немного навыкате, отчего вид был вечно удивленный. — Сказал, в машину! Я его ищу тут по всему земному шару, службы подключил!.. Что встал? Двигай!
Маша таращилась на него и сама тихонько уползала за спину — видно, все-таки отвыкла от реальностей мира на своем лживо-благонравном Западе. Если бы ее тут не было, он бы сразу загасил хамство, но она никогда не слышала от отца грубых слов, поэтому Зубатый поманил рукой генерала, наклонился к его уху и послал на три определенных буквы. Тот выслушал спокойно и даже с некоторым любопытством.
— Я-то пойду, куда прикажешь. А вот если тебя пошлют, будешь бедный и бледный, — генерал огляделся по сторонам и отпихнул своего спутника, видимо, охранника. — Зубатый, кончай выдрючиваться! Ты что в самом деле? К нему переговорщиков шлют, послов, порученцев, а он всех посылает! Ждешь, когда президент сам к тебе придет? На поклон?.. И вообще, что ты хочешь?
— Ничего. Я вот дочку из Финляндии привез. Видишь, там ее голодом заморили. Откармливать буду, холить и лелеять. Она у меня единственная осталась.
Генерал что-то вспомнил, мотнул головой и вроде бы выматерился про себя.
— В общем, так. Президент назначил тебя исполняющим обязанности губернатора. Ты понял, Зубатый?
— А меня кто-нибудь спросил?
— Будто не спрашивали! Последний у тебя был, как его? Ну, опереточный этот, артист?
— Он не опереточный — киношный.
— Да какая разница! Он же тебе все сказал? Ну что ты ломаешься? Я тебе по-мужски говорю: надо помочь президенту. Там же не хрен собачий — ядерное производство! Позавчера еще назначил, а ты два дня по заграницам болтаешься.
У Зубатого было чувство, будто его насильно толкают в ледяную воду. Маша стояла чуть сзади, опершись на его плечо, и ему казалось, что дочь попала из огня да в полымя, сильно переживает за отца и от ужаса не может слова вымолвить, но она вдруг взяла его под руку и заглянула в лицо.
— Пап, я так есть хочу! А вон оттуда вкусно пахнет.
— И правда, Зубатый, пойдем, что-нибудь съедим, выпьем? — подхватил генерал. — Жрать охота…
— Пойдем.
Они сели в кафе за столик, охранник генерала ринулся к стойке.
— Ну а где же Крюков? — спросил Зубатый. — Не понимаю, что происходит?
— Ты думаешь, я понимаю? — у генерала вспыхнула застарелая злость. — Как этот урод попал в обойму? Кто за ним стоит, кто за руку ведет?.. Он в больницу загремел, все думали — кранты. Из генштаба ребята звонили, радовались… Хрен, выписался, вчера уже видели на Старой площади.
— А что с ним было?
— Неужели не слышал? Он же мать свою в Кремлевке чуть не задушил.
— Мать?..
— Едва отобрали… И хоть бы что ему!
Зубатый согнулся над столом и замер. Маша потрогала за плечо.
— Ты что, пап? Тебе плохо?
