Семенова посмотрела на часы. Оставалось пятьдесят три минуты на то, чтобы закончить дело. Более чем достаточно.
– Меня интересует, потому что я принесла заявку, – громко сказала она.
Хафиза стояла за ее спиной, как вторая линия обороны.
– Мы уже не работаем, – неприятно пронзительным голосом заверещала дама постарше. – Покиньте, пожалуйста, помещение.
– Нет, вы еще работаете, – не согласилась Вера Ивановна. – И будете работать еще не менее, – она вновь взглянула на часы, – пятидесяти минут. Этого нам точно хватит. Давайте проверять документы.
– Выйдите отсюда, женщина! – вновь взвизгнула дама. – Степа, выведи ее! – теперь она обращалась к милиционеру.
Тот неловко напялил китель, схватил фуражку и двинулся к Семеновой.
– Ты что, парнишка, собираешься меня выводить? – с улыбкой спросила та.
«Парнишка» смущенно кивнул, мол, куда ж деваться?
– Тогда хотя бы улыбайтесь! – в комнате впервые прозвучал профессионально спокойный голос Хафизы.
– Зачем? – окончательно запутался служивый.
– Затем, что вас снимают. Картинка идет в прямой эфир. И фуражку, пожалуйста, поправьте.
Немую сцену прервал стук ноготков по клавиатуре мобильника: это молодая набирала какой-то номер. Потом довольно долго ждала ответа. Не дождалась. Снова застучала по кнопкам.
– Кому звоните, милочка? – поинтересовалась Вера Ивановна. – Если Сухову, то он уже не при делах.
Женщина бросила на «княгиню» презлющий взгляд и, кусая губы, нетерпеливо стала ждать, когда вызов примут. На «своего» милиционера дамы, похоже, уже не рассчитывали.
– Михаил Иванович, у нас проблемы! – наконец затараторила она.
Без ответных реплик собеседника речь ее получалась отрывистой и рваной:
– Да. Пожалуйста. Очень прошу. Да, лично. Срочно, очень прошу.
– О-о, похоже, сам Михаил Иванович будет у нас документы принимать, – обрадовалась Семенова. – Это большая честь.
Женщина сверкнула глазами, но ничего не ответила.
Четыре минуты прошло в полном безмолвии.
Хафиза грустно вздохнула:
– Просто беда, когда в кадре нет действий.
Впрочем, в данном случае она, скорее всего, ошибалась: тысячи горожан смотрели на происходящее прямо-таки с замиранием сердца. Куда там какому-нибудь небритому доктору Хаусу или, не к ночи будь сказано, резидентам «Камеди-клаб»! Они и мечтать не могли бы о таком зрительском внимании.
Жаль только, некому было продать рекламу в такое рейтинговое время.
Наконец пришел сам хозяин.
Властно открыл дверь. Личный охранник зашел следом.
– В чем дело, женщина? – спросил он, оценивая обстановку.
Хафиза развернулась к нему, стараясь, чтобы большое лицо губернатора точно попадало в кадр скрытой камеры.
– Да что же вы все «женщина», «женщина»! – укорила его Вера Ивановна. – Хоть бы имя для начала спросили.
Синегорову очень не нравилось происходящее. Начиная с реакции Сухова на его звонок. Впервые за последние тридцать лет Михаила Ивановича прямо и недвусмысленно послали на три буквы. Причем его же собственный подчиненный. Причем подчиненный, лично отвечающий за подобные казусы.
Губернатор был почти растерян.
А здесь еще эта безумная старуха.
– И как же вас зовут? – наконец спросил он.
– Меня зовут Вера Ивановна Семенова. Я – доктор. И я принесла заявку на участие в тендере. Доверенность от фирмы имеется. Причем уже десять минут, как документы не хотят принять. Впрочем, не страшно: у нас еще есть время.
– Вы сумасшедшая, – наконец сказал он. – Вызовите ей психиатрическую помощь, – приказал Михаил Иванович звонившей ему даме. Та схватилась изучать телефонный справочник.
– Это вы сумасшедший, – устало ответила Вера Ивановна: в восемьдесят с лишним лет люди так быстро устают… – Хотите все у всех украсть. Разве это не сумасшествие?
– Что вы себе позволяете? – рыкнул Синегоров. – Я – губернатор! А вы кто такая?
– Я же сказала – доктор, – повторила Семенова. – Врач. Помогаю всем, кому могу. Вам – не смогу. Вас самого необходимо ампутировать – от тела общества.
– Вызовите же, наконец, милицию! – взвизгнул Михаил Иванович. – Почему я, губернатор, должен все это выслушивать?
– Да какой вы губернатор? – презрительно отмахнулась Вера Ивановна. – Вы обычный вор. Да еще и с замашками убийцы. Так что милицию действительно стоит позвать. Тем более весь город наблюдает за представлением.
– Ой да, забыли предупредить, – извинилась Хафиза. – Мы даем вас крупным планом. Так что пуговичку застегните, пожалуйста, – показала она на незастегнутый ворот его рубашки.
– Твари! Сволочи! – Губернатора прорвало. Он наконец понял размеры постигшей его катастрофы.
И тут за дверью затопало множество ног.
Потом дверь распахнулась, и в комнату зашли сразу несколько человек. Защелкали два или три фотоаппарата, засверкали вспышки. Особо старался первый, неважно одетый худощавый человек. Губернатор его знал. Кто же в городе не знал скандалиста Ивахина? Но большинство вошедших были без фотоаппаратов. Например, Павел Скоробогатов. Или его пожилая мама, бывший главврач горбольницы. Или Виктор Петрович Шевелев. И еще несколько крайне неприятных Михаилу Ивановичу горожан.
– Твари, сволочи! – опять, как молитву негодяя, повторил Синегоров. – Ненавижу!
Потом развернулся и выбежал в раскрытую дверь.
Эпилог 1
Три месяца спустя
Синегоров сошел с трапа, щурясь от яркого солнца.
«А у нас в России – еще зима», – подумал бывший губернатор. И сам себя, тоже мысленно, поправил: «У них в России». В ближайшее время ему домой лучше не соваться. И на сколько это ближайшее время растянется, одному богу ведомо.
Все случилось как нельзя хуже.
Тендер ему не простил никто. Партнеры-подельники сразу ощерились, потребовав компенсации упущенных денег. Причем таким партнерам отказывать – себе дороже. Пришлось пожертвовать большей частью немалых накоплений.
На этом беды Михаила Ивановича не кончились.
И дело не в том, что большинство бывших друзей-прихлебателей сразу бросились в кусты. Черт бы с ними: их цена на каждом лбу была написана. К тому же – крупными цифрами, так что сумма выходила небольшая. Хуже обстояло с тем, что Система, выплевывая свои бывшие винтики, вместо того чтобы обеспечить заслуженный покой, так и норовила отправить их на утилизацию. Это было несправедливо – разве они не верой и правдой служили ныне карающей руке?
Кроме того, это было опасно: начавшееся расследование, инициированное московскими немаленькими ментами, не только не замяли, но и подлили в пламя керосинчику, дав «указивку» Генпрокуратуре. Похоже, синегоровское дело решили сделать показательным: тут же появились сходные истории с закупками медоборудования в других регионах – а как и где могло быть иначе? И строгие дяди (с некоторыми из них он совсем недавно пил водочку в хороших компаниях), еще более обесцветив свои лица, стали поговаривать о жестких наказаниях для тех, кто – надо же! – решил нажиться на здоровье граждан своей страны.
Эка завернули. Вчера родились, что ли? Или не с тех же ладоней кормились?
Но – таковы правила игры. На проигравших вешают все.
Синегоров козлом отпущения быть не захотел. И не дожидаясь, пока закроют границу, выехал сначала в Прибалтику, где давно был прикуплен домишко и имелась мультивиза, потом – в Лимассол, на Кипр. Там, на пропитанном щедрым солнцем острове – еще с давних, офшорных времен, – хранилась нехилая губернаторская заначка. Долларовая. О ней не знал никто: ни партнеры, ни жена, ни дети. Миллионов двенадцать в переводе на евро. Что бы ни случилось, бедной его старость не будет.
Деньги остались на древнем офшоре, по которому уже пятнадцать лет не производилось никаких трансакций. Так что даже если прикопаются, срок давности все спишет. У офшора «Super SMI» («супер» ясно и без перевода, «SMI» же – вовсе не намек на масс-медийную принадлежность компании, а инициалы основателя) имелся номинальный владелец-киприот, однако распоряжаться средствами Синегоров, настоящий хозяин, мог и самостоятельно.
Он вышел из здания ларнакского аэропорта и направился к стоянке такси.
Когда-то, в начале карьеры, Михаил Иванович был здесь часто. Кипр – практически его первая заграница: первый отель, первый банк, первая шлюха, ни слова не понимавшая по-русски.
Теперь тут такую, непонимающую, не сыскать, усмехнулся бывший губернатор. Лет пять назад был на конференции – во всех прибрежных ресторанах имелось русское меню. Правда, после отмены многих вольностей офшора интерес к Кипру уменьшился. Но большинство серьезных пассажиров навсегда сохранили любовь к цветущему острову – их первой ступеньке на лестнице, ведущей к миру богатства и необъятных возможностей.
Он нанял такси и покатил в Лимассол.
