– У Уги потрясающе обширная корреспонденция. Когда псу делали операцию на лапе, он получил сотни открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления со всех концов страны. Здесь где-то целая папка этих открыток. Уга даже получил открытку от Майка-тигра.
– А кто такой Майк-тигр? – спросил я.
Зейлер на секунду оторвался от ящиков, пораженный моим невежеством, и нажал кнопку селектора.
– Бетти, ты не знаешь, где папка с пожеланиями выздоровления Уге? Я что-то не могу ее найти.
В кабинет с озабоченным взглядом вошла секретарша Зейлера.
– Она должна быть здесь, Сонни, – сказала женщина и, открыв один из ящиков, бегло его осмотрела. Ничего не найдя, она вышла из кабинета. Зейлер продолжил поиски, полностью уйдя в это важное дело. Пока он искал, я оглядел кабинет. На старинной каминной плите лежало фарфоровое изваяние бульдога в натуральную величину. В каминной доске красовался барельеф того же животного. По всей комнате были разбросаны предметы бульдогианы: фотографии в рамках, Бронзовые пресс-папье в бульдожьем образе, статуэтки и подушечки для игл. Вернулась Бетти.
– Думаю, что это здесь, Сонни. – Она протянула боссу папку с надписью «Травма лапы». На стол хлынул поток открыток и писем. Зейлер начал жадно их просматривать.
– Вот, – сказал он. – Майк-тигр. А это из колледжа «Орел»… От «Кентуккских Диких Кошек»… от четвертого класса миссис Уиллингхэм из Мейкона.
Некоторые письма занимали по несколько страниц. Зейлер поднял вверх пачку писем и потряс ими в воздухе.
– Говорю вам, Уга – феномен. Уга Третий даже был занесен в «Кто есть кто среди животных». Он был талисманом, когда мы выиграли чемпионат два года назад.
Зейлер снял с полки книгу и дал ее мне. Действительно, Уга Третий занимал свое место в ней. Я положил книгу на стол, заваленный предметами поклонения перед Угой.
– Знаете, – проговорил Зейлер, – вам стоит попытаться вырваться в Афины[17] на этот уикэнд. Мы играем с Лос-Анджелесом. Вы обязательно должны посмотреть хотя бы одну игру, пока вы здесь. Если захотите, то приходите к полудню в номер отеля. У нас всегда бывает маленькое собрание перед матчем. Там вы увидите Угу в полном параде.
Субботним утром дорога к Афинам была забита пестрой кавалькадой машин. Развевались, словно боевые знамена, черно-белые полотнища, привязанные к антеннам. На самодельных транспарантах помещались лозунги, выражавшие общий настрой: ВПЕРЕД, БУЛЬДОГИ! ПОБЬЕМ ЛОС-АНДЖЕЛЕС! ТАК ИМ, СОБАКАМ!
К полудню в номере, занятом Сонни Зейлером, собралось около дюжины гостей. По радио передавали ток-шоу. Зейлер сидел на краю кровати и разговаривал по телефону. На Сонни был красный свитер, черные брюки и белая бейсболка с большой буквой G. Он кричал в трубку:
– Это ты, Ример? Ты меня слышишь? Мы уже здесь, слушаем это дурацкое ток-шоу, а ты все не звонишь!… Звонят всякие дураки. Что? О черт, они задают вопросы типа: «Когда мы носим белые трусы, а когда красные?» и «Сколько раз на играх Джорджия проигрывала, выступая в красных трусах?» Ты позвонишь?… Там номер начинается на 800… да, я давал его тебе. Есть?… Отлично, дружище, мы ждем.
Сонни встал с кровати.
– Это Ример Лэйн. Он остался в Саванне. Хочет позвонить на радио и задать вопрос об Уге.
Сам Уга в это время возлежал на одеяле в душевой, окруженный толпой поклонников, среди которых была и дочь Зейлера Суон.
– Ну, бэби, ну, маленький, – говорила женщина покрытому меховыми морщинами шестидесятипятифунтовому монстру, – ты нас выручишь, правда, сладкий?
Сонни подошел к столу и разлил по стаканам выпивку.
– Говорю вам, я верю в эту команду. Мы выиграем в этом сезоне, но мне так не хватает Гершеля.
– Аминь, – отозвался человек в красном блейзере. Гершель Уокер в прошлом году сыграл за Джорджию последний сезон, а теперь блистал в «Нью-Джерси дженералс».
– У нас все будет хорошо, – вмешался еще один мужчина, – но я уже потею при одной мысли об игре во Флориде. Меня волнует не исход, а билеты. Все хотят иметь билеты. Я обычно их достаю, и все об этом давно пронюхали. Но, господи, сейчас только сентябрь, а уже началось такое…
– Сентябрь! – презрительно фыркнул высокий человек в красно-черной ветровке. – У меня телефон начинает звонить уже в середине июля, я не преувеличиваю. Потом, в августе, он просто раскаляется докрасна. Мне звонят, присылают факсы, шлют в офис памятные записки, засыпают письмами. Когда приходит время матча с Флоридой, я становлюсь самым популярным человеком в Джорджии.
Большинство людей в этой комнате были законченными футбольными фанатами. Посыпались красочные рассказы о доставании билетов для друзей и знакомых.
– Эй, Сонни! – воскликнул один из присутствующих. – Что там с процессом Уильямса? Ты собираешься его выиграть?
Зейлер посмотрел на спросившего.
– Это так же верно, как то, что Джорджия обыграет Лос-Анджелес, – ответил он. – Не спешите заключать пари против нас. У нас есть пара сюрпризов в рукаве. Это будет… О, постойте! Вот оно! – Зейлер метнулся к приемнику и прибавил громкость.
«… Конечно, у Уги отменный аппетит, – вещал ведущий, – и наш слушатель из Саванны хочет знать: каким собачьим кормом питается этот замечательный пес».
– Молодчина Ример! – воскликнул Зейлер. Все в комнате знали, конечно, что Уга получает рацион Джима Данди. Пёс не только ел эту еду, но и помогал ее распространению среди любителей собаководства во всем штате. Присутствующие сдвинули пластиковые стаканы в честь Уги IV и Джима Данди. В этот момент Суон Зейлер просунула голову в дверь кухни.
– Папа, пора одевать Угу.
– Подать сюда наряд Уги! – поддержал женщину дородный джентльмен, стоявший у окна.
Зейлер достал красную майку и крикнул:
– Хей-у-у-ух!
Уга вошел в комнату, извиваясь всем своим мощным корпусом и виляя обрубком хвоста. Зейлер натянул псу через голову красную майку и закрепил ворот на шипах ошейника.
– Если мы проиграем, то никогда больше не наденем эту майку, – сказала Суон. – Если во время матча дела идут плохо, то мы иногда меняем наряд прямо во время игры.
– На сегодня мы запасли пять или шесть маек, – добавил Зейлер. – Будем надеяться, что они нам не пригодятся.
– Майки для Уги всегда шила мама, – продолжала Суон. – у нас есть исторические наряды, в которых Уга был, когда мы выигрывали кубок. У Уги гардероб больше, чем у меня.
Гости начали собираться, а Зейлер причесал собаку и присыпал тальком ее голову, чтобы замаскировать сероватое пятно.
– Это для съемок, – пояснил он. – Уга должен выглядеть, как совершенство, как стопроцентная белая собака. Ну, пошли.
Зейлер открыл дверь, и Уга, нетерпеливо натягивая поводок, повел процессию сначала к лифту, а потом к выходу на улицу.
На стоянке Санфордского стадиона Зейлер водрузил собаку на крышу фургона с номерным знаком UGA IV. Посаженный на трон пес с величественным видом принимал поклонение своих обожателей. Тысячи зрителей махали псу руками, кричали приветствия, а стоявшие поближе трепали его по холке и снимали на пленку. Уга с удовольствием подставлял голову и лизал все руки, до которых мог дотянуться.
Незадолго до начала игры Зейлер снял собаку с трона и повел к открытому краю U-образного стадиона, где они постояли перед тремя могильными плитами. То было семейное мемориальное кладбище Уги. У каждой могилы лежали охапки цветов, и на каждой красовались эпитафии:
УГА. Непобедимый, неукротимый. Шесть кубков. «Чертовски хороший пес» (1956–1967).
УГА II. Пять кубков. «Неплохо для собаки» (1968–1972).
УГА III. Непобедимый, неукротимый, несравненный неотразимый. Национальный чемпионат колледжей по футболу 1980 года. «Какова псина!»
В конце стадиона собралась толпа. Болельщики пришли забрать Угу у владельца, чтобы посадить собаку в ее официальную резиденцию, похожую на большой пожарный гидрант на колесах. Внутри этого сооружения имелся кондиционер – климат Джорджии не очень подходит для чистопородного английского бульдога. Гидрант вывезли на середину поля для церемонии открытия матча. Перед первым ударом по мячу Уга выпрыгнул из «конуры» и потрусил к боковой линии. По трибунам прокатился восторженный рев: «Отличный пес! Отличный пес! Отличный пес! Ура! Ура! Ура!»
Вечером того же дня я позвонил Уильямсу и рассказал ему о своем разговоре с Зейлером.
– Похоже, он приготовил для процесса какое-то, новое секретное оружие, – сказал я.
– Это можно предположить по тем счетам, которые он выставляет. Что вы о нем думаете?
– Умен, энергичен и заинтересован вашим делом.
– М-м-м-м, – промычал Уильямс неопределенно, – и деньгами, которые он на нем делает.
Я услышал на другом конце провода позвякивание кубиков льда в стакане.
– Вы хотите, чтобы я рассказал вам, что он нашел?!
