Василий Аксенов - Вольтерьянцы и вольтерьянки

Помню один вечер у Леспиназ: общество слегка валяло дурака. Дидро изображал гипнотизера, Д'Аламбер — засыпающего пациента, доктор Бордо (тоже влюбленный в Леспиназ) выступал в роли эксперта. Мой друг бормотал что-то не совсем связное: «Почему я — это тот, кто я есть? Бордо, если я возник, значит, это действительно было неизбежно? Вольтер, как там твой Микрогигант на Сатурне? Может, у него не только тела, но и чувств больше, чем у нас? Если это так, он несчастен».

Бордо вдруг заговорил о рождающихся уродцах. Сторонники священного происхождения человека, могут ли они и на уродцев распространить свою доктрину?

Леспиназ расхохоталась. А что, если мы все уродцы? Мужчина — это уродец женщины и наоборот?

Бордо ей подыграл: «В том смысле, что у одного сумка висит снаружи, а у другой заткнута внутрь, вы это имеете в виду?»

Д'Аламбер вдруг очнулся от гипноза: «Что за гадости, доктор, вы говорите барышне? Ведь она, хоть делит свое время на смех и слезы, все же остается ребенком, вы разве не видите?»

Бордо разразился весьма страстным монологом. Он сказал, что целомудрие — это неестественная потребность человека. Онанизм — гораздо более естественная потребность, поелику оный приносит необходимое высвобождение сжатых сосудиков. Природа не терпит ничего бесполезного. Хорошо бы провести эксперимент по смешению разных видов, чтобы возник человек-животное.

Леспиназ вопросила с невинным видом: «Нужно ли крестить такое существо?»

«Ты видела в зоо орангутана, похожего на Святого Иоанна, проповедующего в пустыне?» — спросил доктор.

«Да», — ответила мадмуазель. «Ну так вот, — с немыслимой серьезностью сказал ее друг, — кардинал де Полиньяк однажды предложил орангутану: „Заговори, и я тебя крещу!“

Тут вмешался Дидро: «Господа, нужно начать с классификации видов от инертной молекулы до растения, далее от растения к животному, потом к человеку… Форма — это маска… Потерянное звено, возможно, существует, но оно еще не поставлено на соответствующее место».

Вот вам картина парижского салона, мои северные друзья.

Барон (умирает от смеха)

А ты, мэтр, чем занимался во время этой толь оживленной беседы?

Вольтер

Я поедал пирожные мадемуазель Леспиназ, они славились по всему Парижу. Ел и забавлялся: ведь все эти сравнительно со мною молодые люди были воспитаны на моих сочинениях, однако они говорили так, словно сами все придумали. Потом я забыл о пирожных и стал смотреть на бездонное предзакатное небо. Мне пришло в голову, что стоило бы пожертвовать жизнью, если бы можно было навсегда ликвидировать понятие Бога. Каждая мысль в этой среде, как всегда, опровергала предыдущую. А все-таки атеизм, подумал я, близок к суеверию, он также инфантилен, как и все прочее. Я запутался в этой дьявольской философии, которую мой ум не может не одобрить, а сердце отвергает.

Фон-Фигин

Когда ешь пирожное, сладко говорить и про небо, и про нёбо: русская фонетика их сближает.

Вольтер

Благодарю за непонятный каламбур. Я отвлекся от своих мыслей, когда услышал резкий голос Дидро. Он расхаживал по залу, словно некий великанский дятел, и вещал, как это часто бывает в его случае, нечто манифестоподобное: «Христианская религия — это самая абсурдная и преступная догма! Самая неразумная, запутанная и темная! Наиболее склонная к расколам, схизме, ереси! Она разрушает общественный мир! Самая опасная для позитивного правителя! Ее иерархи постоянно провоцируют преследование свободы! Самая плоская, унылая, готическая в своих мрачных церемониях! Самая нетерпимая из всех!»

Я уже собрался было уходить, когда мне на колено, словно на одну из своих козеток, присела мадемуазель Леспиназ с двумя бокалами вина в руках. О Боже, нынешнее поколение рождает каких-то неповторимых женщин!

Фон-Фигин

Это правда, что она больна чахоткой?

Вольтер (изумлен)

Да откуда тебе это ведомо, мой Фодор?

Фон-Фигин

Этой женщиной интересуется императрица.

Полуденная трапеза и последовавшие за сим игры уже завершились. Общество рассаживалось вокруг стола и в ближайших пределах. Все жаждали продолжения бесед.

Миша

Как вы мыслите, господин коммодор, возможно ли существование железного корабля?

Вертиго

Помилуйте, подпоручик, какое же для оного корабля понадобится парусное вооружение?

Mиша

А ежели без парусов? На котле?

Вертиго

Экое странное у вас воображение! Ведь выгорит же весь экипаж без остатку.

Вольтер

Поговорим о беспорядочном мышлении. Происхождение порядка нужно еще открыть, однако беспорядок — это реальность. Держа сию максиму в уме, осмелюсь всему обществу предложить несколько тем для размышлений… Ежели Бог не существует, то следует ли нам его изобрести, ибо без высшего существа с его интеллектом и справедливостью жизнь с ее тайнами и несчастьями будет невыносима.

Миша

Бог — это не существо, мой мэтр.

Вольтер

Что же это, мой друг?

Миша

Существо — это сущее в теле, Бог — не сущ, хоть и может являться во времени, чтобы ободрить сущих, открыть им свет.

Вольтер

Мы с Мишелем никак не можем друг друга сбить с толку, и потому я просто предлагаю следующую тему. Бог — это часовщик Вселенной? Все движется, как в механизме? Чудес нет? Может ли свободная воля нарушить механизм?

Карантце

Никакого чуссовщукккка нет. Мекханннианнизм движжжет сам по себе. Ньютон открыл грэвввитуассцию, этого достаточно, чтобы понять: неоткрытое будет открыто.

его тошнит

Вольтер

Отправимся дальше. Посмотрим на тезисы атеиста. Душа — это просто жизнь тела, она умирает вместе с ним. Мыслящий человек не нуждается в религии для поддержания морали. Он не ждет ни наград, ни наказаний после смерти. Согласны, месье Карантце?

химик не отвечает, поелику изо рта у него вырастает большая прозрачная колбаса

Курфюрстиночки

Природа — это круговорот воли к жизни, но есть нечто, что не вписывается в это колесо.

Вольтер

Что же?

Курфюрстиночки

Что— то восторженное. Трагедийное. Любовь. Жалость ко всем и всему. Какая-то готовность к чему-то, знаете ли, сокровенному. Какая-то восходящая идея.

Вольтер

Это что, по Декарту? Боже, где я? Что это за юношество? Они все знают! Или о чем-то догадываются? Позвольте мне, ваши прелестные высочества, предложить следующий вопрос. Правда ли, что человеком движут всего шесть страстей: восхищение, любовь, ненависть, желание или аппетит, счастье, печаль.

Курфюрстиночки.

Есть и седьмая, когда жалеешь всех, пусть даже малых птах, как самое себя.

Генерал (опершись на музу Клио)

Милостивые государи, позвольте уж и российскому Марко Поло слегка вмешаться. Вот тут некие малопочтенные рекли, что чудес не бывает, а я как раз за обшлагом всегда ношу цитату Спинозы: «Чудес не бывает, поскольку Бог не может нарушить свой собственный порядок».

Николай

Позволь, Гран-Пер, чудес у нас в избытке. Шагни в сторону — и весь в чудеса влипнешь. Не всякая лошадь пронесет. Подверждаешь, Мишель?

Вольтер

Я могу не верить, что носы сделаны, как удобные мостики для очков, однако я убежден, что они сделаны для понюшки. Кто оспорит?

Mиша

С носами все обстоит непросто. Это орган тревоги. Он норовит сбежать. Тревожит лунатиков. Говорят, здесь бродит по кнайпам один такой с двумя носами. Во всяком случае, мы пытались его догнать. Ушел.

Вольтер

Однако утверждать, что глаз сделан не для зрения, ухо не для слуха, желудок не для переваривания пищи, — разве это не чудовищный абсурд?

Миша

Желудок — это отец тоски, ухо сделано для серьги, глаза для выражения эмоций — разве сие абсурд?

начинается ветер. коммодор внимательно следит за верхушками дерев. обмениваюся взглядами с бароном.

Вольтер

Если Бог создал человека по своему образу и подобию, значит, мы хорошо ему заплатили за это, создав себе Бога по своему подобию… то есть как существо зла.

Корабельный священник, отец Евстафий (ему переводит мичман Фукс)