Вселенское утешение – «какое счастье, что она живет вместе со мной в этом мире и в это время».
Представьте себе большую церковь на одной из старинных европейских улочек. Представьте, что на фотографиях и по телевизору вы видели этот сияющий храм сотни раз, видели, как он плывет в прозрачном воздухе под голубым безоблачным небом. Но вот вы приехали в этот город и стоите прямо у церковных стен. Их можно потрогать, к ним можно прислониться… Вот об этом-то ощущении непосредственной близости и реального присутствия объекта восхищения я и говорю. Вслед за ним приходит осознание, что «это было здесь всегда», еще до того, как мы в первый раз узнали о его существовании. «Это было, есть и будет» – под влиянием этого восхитительного чувства невольно начинаешь испытывать уважение к предмету только за то, что он существует.
Сладкая ностальгия воспоминаний о минувшем… Как песня из далекого детства. Запомнилась только мелодия, которая теперь плывет в сиянии света, – нежная и прекрасная.
Что это со мной?!
Что за сентиментальность меня обуяла?
Я растерялась… При встрече с неизведанным люди всегда теряются.
– Ёшио! Я хотела извиниться перед тобой за моего друга, – сказала она, подсаживаясь к нам.
– Да ладно. Ты ни в чем не виновата. Я как раз только что говорил об этом с Сакуми – он просто очень странный. Так что теперь я решил не обращать на него внимания.
– Это ты про страшного дядьку? – уточнила я.
– Думаю, что про него, – улыбнулась мне Лапша. – Вообще-то, это мой бывший жених. Он действительно не совсем обычный. К тому же он проникся такой неожиданной симпатией к Ёшио, что даже я удивилась.
– А что в нем необычного?
– Это трудно объяснить, – хором ответили мне брат и его взрослая подружка.
– Если ты с ним встретишься – сразу поймешь, – добавил Ёшио.
«Спасибо, что-то мне не хочется», – подумала я.
– В нем есть нечто притягательное. Он сразу располагает к себе людей, – сказала Лапша.
– Скажите одним словом, он – зло или добро?
– Ну… – Она задумалась. – Я даже не знаю… по-моему, это неправильный вопрос.
– Дело не в вопросе, а в том, что это ваш жених. Пусть даже бывший.
– Ну да. Жених… Он, между прочим, вполне серьезно собирался основать новую религию. Вместе с Ёшио, разумеется.
От неожиданности я поперхнулась кофе. Коричневые теплые брызги разлетелись во все стороны.
– Ради бога, извините! Я даже не знала, что так бывает, – всю жизнь думала, что только в сериалах люди выплевывают кофе на стол от удивления, – виновато сказала я и посмотрела на брата.
Он сидел нахмурившись и сосредоточенно о чем-то думал.
– Это была его идея фикс. Он так настойчиво упрашивал меня присоединиться к этой затее, что, в конце концов, мне не оставалось ничего другого, кроме как уйти от него.
Не могу сказать, что ее слова что-то мне разъяснили, – я ведь не знала всей предыстории. Но одно я знаю точно – при каждом звуке ее голоса меня обуревало множество разнообразных мыслей и чувств.
Я как будто вспоминала что-то очень важное. Что-то давно забытое.
Эти воспоминания хоть и не были любовными, но в них чувствовалось дыхание романтики.
– А меня он не оставил в покое даже после того, как я перестал с ним общаться, – хмуро сказал Ёшио.
– Насколько я могу судить своими слабыми неразвитыми мозгами, милый Ёшио, то, видимо, внутри тебя сидит какая-то штука вроде магнита, которая буквально притягивает к себе всякие ужасы. Из-за нее ты чувствуешь страх там, где обычный человек – например, я – ничего такого бы не почувствовал. Понимаешь? Встреться я с этим вашим женихом – не уверена, что он показался бы мне таким уж страшным… А вот скажи мне лучше, разве тебе не хочется, чтобы другие хоть отчасти, но почувствовали твою неординарность? Не хочется показать свою силу? Может быть, тебе страшно именно поэтому?
– Ну, может быть, и поэтому, – нехотя ответил брат.
– Я тоже через это прошла, – сказала Лапша. – Мне это все знакомо. Он и меня испытывал… Я когда в первый раз с ним встретилась, сразу почувствовала, какой он сильный. Мне с самого начала было ясно, что это единственный человек, который сможет меня понять. Поэтому мы так долго были вместе – я не могла с ним расстаться. А теперь, – она с улыбкой повернулась к брату, – благодаря тебе, Ёшио, я снова стала самой собой. Спасибо!
– Так, значит, вы тоже экстрасенс?
– Да какой из меня экстрасенс. Царапину залечить или догадаться, что лежит в закрытой коробке, – это я могу, но это разве считается? – теперь она улыбалась мне.
«Ну, если это не считается…» – подумала я. Мне даже стало немного обидно: некоторые, между прочим, и я в том числе, вообще ничего такого не умеют.
Сегодня Лапша заплела свои волосы в две смешные косички, которые доходили ей примерно до плеч. Она была в черном джемпере и зеленой юбке и выглядела очень просто, но вместе с тем очень солидно – как будто пришла не в кафе, а на какую-то официальную церемонию. Ей вообще была свойственна такая манера поведения. Несмотря на дурашливое прозвище, она держалась так, будто была потомком какой-нибудь аристократической семьи с многовековыми традициями. Она словно выпала из другого времени и продолжала жить в нашем мире по ошибке, имея за плечами долгие-долгие годы другой жизни. Странное и печальное чувство.
И было в ней еще кое-что. Она могла не разговаривать со мной, не улыбаться мне, не смотреть в мою сторону, но, тем не менее, я все время ощущала ее любовь. Безграничную любовь ко мне. К Сакуми.
– Сакуми, знаете… – начала она и замолчала.
– Давайте перейдем на «ты», – предложила я.
– Знаешь, Сакуми, у меня такое чувство… будто я знакома с тобой уже много-много лет. Удивительно, правда?
Кажется, мне нечего было на это ответить.
Значит, наши мысли сходятся. Мы думаем похоже и чувствуем похоже. А дальше-то что? Секс? Спасибо, не надо.
Лучше уж быть друзьями. Дру-зья-ми!
Что может быть проще? Я уже не помнила, когда в мою голову в последний раз приходила такая гениальная по своей простоте мысль. В детском саду?
Когда я пришла в детский сад в первый раз, я испугалась, очутившись в комнате, полной незнакомцев, с которыми мне предстояло подружиться. Нет, не со всеми, конечно же, – это было ясно с самого начала. Но с кем? Я тщетно вглядывалась в их лица, не в силах разгадать, кто они на самом деле, и в конце концов решила, что все устроится как-нибудь само собой. Друзья сами найдут меня. И хотя я давно уже повзрослела и обладала достаточными средствами и свободой, чтобы искать себе друзей в других городах и даже странах, но эта уверенность: «они найдут меня сами» – продолжала жить во мне. Она стала частью моего характера.
Хотя кто знает? Может быть, активный поиск – то есть тот путь, который предпочел мой брат, – это гораздо более правильная стратегия.
– Ну раз так, – радостно сказала я, – тогда давай дружить!
Лапша заулыбалась.
– Какие-то вы странные, – сказал брат, подозрительно на нас покосившись. – И, кроме того, мне скоро надо в интернат возвращаться. Пойдемте погуляем, что ли. Повеселимся немного.
– Хотите ко мне в гости? – неожиданно спросила Лапша.
– А у тебя есть что покушать?
– Ёшио! Как тебе не стыдно! – я дернула его за рукав.
– Мы можем заказать пиццу. Как вам такое предложение? – спросила Лапша и лукаво засмеялась, наморщив нос.
Словно вспомнив какой-то милый, одной ей известный секрет.
От этого смеха воздух вокруг нас мелко задрожал.
Ребенком я не любила вечер. Вечером мне всегда становилось очень одиноко, и я частенько убегала на улицу играть с друзьями – лишь бы не замечать, что день закончился. Но темнота пугала меня, и, в конце концов, я возвращалась домой и дома получала нагоняй за то, что снова ушла без спроса.
После я, вся в слезах, сидела у себя в комнате и смотрела за окно – на темную, шелестящую в темноте листву. Темнота таила в себе будущее. Она прятала его от меня. Прятала следующий день с его солнечными лучами. Иногда мне казалось, что завтра никогда не наступит – таким оно было далеким. Именно из-за этого мое время и было таким плотным. Именно из-за этого я так любила свою подружку – соседку.
«Как бы мне хотелось всегда быть с ней. Вместе жить, вместе играть», – думала я, сидя у темного окна. Догадывалась ли я уже тогда, что мы не сможем быть вместе, что пути наши разойдутся, а сами мы изменимся до неузнаваемости? Думаю, что нет.
Но всем своим маленьким существом я ощущала единственность каждого момента нашей жизни. Что он пройдет и больше уже не повторится. Я чувствовала, что все мои «сейчас» улетают, уносятся с той же неимоверной скоростью, с которой растут мои ноги и руки, вылезая из рукавов и штанин…
И теперь я снова оказалась лицом к лицу с этой болью.
Пока мы сидели втроем в уютном кафе, старые, забытые откровения возвратились ко мне – одно за другим.