Может ли Артем сказать что-то в свое оправдание? Не может. Нет у него оправданий. И прощения ему, видно, не будет.
— Гляди-ка! А это что? — Служитель показывает на вход в пещеру.
Артем вглядывается в темноту. Оттуда за ним наблюдает не одна пара глаз. Слышится недовольный, повелительный рык, и в вольере один за другим появляются три львенка, а за ними — торжествующая мать.
— Ишь ты! В первый раз показала! А ты — везунчик, похоже. Простила она тебя, парень, простила.
Артем любуется малышами, щурящимися от яркого света, испуганными, жмущимися к матери, втягивающими незнакомый воздух любопытными ноздрями, потом переводит взгляд на Диану. И мерещится ему, что видит он через ров, через разделяющие их метры, годы и целую вечность гордую, довольную и всепрощающую улыбку льва.
Служитель давно уже отправился восвояси, львята крепко спят в недрах глубокой пещеры, а их мать все еще лежит у края рва, положив морду на лапы и слушая, как человек у вольера торопливо говорит, стараясь рассказать все и сразу. Артем несколько раз порывается уйти, но едва только делает несколько шагов в сторону, как львица поднимает голову и начинает протяжно выть. И так снова и снова. Попытка за попыткой. До самого утра. До тех пор, пока Артем не говорит:
— А у меня репетиция сегодня, Ди. Я совсем не посплю и сорву представление. Вот это будет номер, представляешь?
Сложно сказать, поняла ли она его. Наверное, нет. Скорее всего, просто пришло время кормить котят, поэтому Диана наконец поднимается и, негромко рыкнув на прощание, исчезает в пещере. Но Артему хочется верить в другое. Кажется, она знает и чувствует: следующей встречи им уже не придется ждать так долго. А еще эта львица, эта артистка, как никакая другая, понимает: нельзя срывать представление.
Представление в самом разгаре. И хотя спектакль еще не закончился, можно уже с уверенностью утверждать: шоу получилось. Зрители, затаив дыхание, следят за движениями афалин и за игрой Вероники. Такая неуверенная, потерянная, чужая в этом мире в самом начале спектакля, ее героиня начинает потихоньку оттаивать, произносить звуки, впускать в свой внутренний мир животных, а вместе с ними — и все многообразие планеты. Публика сочувствует, сопереживает, не может оторваться от происходящего в воде. И только взгляд Юли то и дело устремляется на противоположный бортик бассейна. Там сидят двое. Он и она. Плечо к плечу. Рука к руке. Они не разговаривают, следят за представлением, но Юле кажется, что и через добрый десяток метров способна она разглядеть ту невидимую искру, что горит между ними. Она ее видит, чувствует, ощущает — и не испытывает ни боли, ни злости, ни разочарования. Отчего? Почему? Как объяснить то, что ее совершенно не расстраивает тот факт, что битва за мужчину, которую она вела долгие годы и которую при определенном стечении обстоятельств могла бы выиграть, теперь, очевидно, будет проиграна окончательно и бесповоротно? Каким образом договориться с самой собой о полном крахе в исполнении планов?
А так ли это? А был ли крах? А побеждена ли она? И не является ли эта маленькая детская ручка, что сжимает она своей ладонью, тем самым исполнением ее генерального плана? «Хочу любви», — написала Юля на клочке бумаги несколько лет назад. Она мечтала о любви, и она ее получила. И пусть не встретился еще в ее жизни мужчина, способный оценить, понять и принять все ее надежды, мечты и желания, она обрела едва ли не большее: теплую, мягкую ладошку, голову, нежно прислоненную к ее плечу, и ласковый голос, требовательно спрашивающий:
— Мам, правда, Ника — молодец?
Юля стряхивает с себя сонм одолевающих мыслей. Она улетела так далеко, что пропустила конец представления. Дочь обнимает дельфина и поет песню о дружбе, зал рукоплещет, а сын ждет ответа.
— Конечно, сынок.
— А что мы теперь будем делать? — Никита спрашивает о ближайших планах. Мама обещала кино и мороженое, и он хочет быть уверенным в том, что она свое обещание сдержит. Но мамин ответ какой-то странный и совсем непонятный.
— Менять квартиру, — говорит она.
— Зачем? — Мальчик от неожиданности на мгновение забывает и про мороженое, и про кино.
— Для того, чтобы у нас был свой большой, красивый дом.
— А где мы его возьмем?
— Построим.
— А я буду тебе помогать?
Юля прижимает к себе ребенка и, неотрывно глядя на противоположную сторону бассейна, где, улыбаясь друг другу, о чем-то тихо переговариваются двое людей, уверенно отвечает:
— Конечно, милый! Я без тебя не справлюсь.
— Справишься! — говорит Женя Артему. После премьеры прошло несколько часов, и теперь они наблюдают, как дети плавают в бассейне с дельфинами. — Здесь нет ничего сложного, ты же знаешь. Конечно, я понимаю, ты привык дрессировать животных. С ними легче, чем с людьми. Но ведь с Никитой у тебя получилось. И с другими получается отлично. Я уже заведующей центром сказала, что помощь ее тренеров мне не нужна. У меня есть свой — умный, добрый, талантливый. В конце концов, я ведь смогла из психолога переквалифицироваться в тренера, почему бы тебе не попробовать в обратную сторону? Подумай сам, зачем нам задействовать других людей, если уже сейчас все наперебой жаждут попасть к тебе? Мне кажется, тебе все же стоит подумать о том, чтобы полностью сосредоточиться на работе с людьми. Или ты не можешь оставить собак? Но я не думаю, что тебе придется так поступать: на них тоже времени хватит.
— Я без тебя не справлюсь, — снова говорит Артем, и кажется Жене, что хочет он донести до ее сознания нечто большее, чем просто то беспокойство, что вызвала в нем ее просьба вести все сеансы плавания для детей-аутистов.
— Справишься, не волнуйся! Если что, тебе весь дельфинарий поможет.
— Мне не нужны все. — Голос звучит глухо и напряженно. — Я без тебя не справлюсь!
И в это мгновение она понимает: не о страхе своем говорит с ней сейчас этот так нравящийся ей мужчина, не о боязни начинать новое дело, не об опасениях не выполнить поставленную задачу. Если и боится он еще чего-нибудь в этой жизни, то действительно не справиться без нее, и не справиться не с дрессурой дельфинов и не с обучением аутистов, а не справиться со своим затерявшимся где-то счастьем, которое наконец отыскало едва различимые следы, что способны вывести усталого путника на дорогу домой.
Должна ли Женя услышать его? Может ли позволить ему свернуть на эту тропинку? Может. Но только при одном условии: она хочет верить в то, что он знает, на что идет, и не собирается с этой тропинки сворачивать:
— У меня не может быть детей… — Она отворачивается: не хочет, чтобы он видел ее слезы. За долгие годы она не только не привыкла произносить эту фразу, но даже сама мысль по-прежнему кажется нелепой, кощунственной насмешкой, которая никак не может оказаться правдой.
Он осторожно дотрагивается до ее подбородка, заставляет повернуть голову, показывает вниз на бассейн, в котором резвятся счастливые малыши: люди и звери.
— Посмотри, сколько их! Все — наши.
— Разве тебе этого достаточно? — Женя спрашивает недоверчиво, боится услышать ответ. Но правды бояться не стоит, Артем и не собирается скрывать от нее то, чего ему не хватает на самом деле:
— Нет, недостаточно, — спокойно отвечает он и, не давая ей вставить слова, которое может все испортить, добавляет: — Кроме твоих водоплавающих, мне нужна собака.
Женя инстинктивно хватает его за руку, стискивает ее, лихорадочно шепчет:
— Мне тоже!
— И какой же у нас будет пес?
Женя принимает и его губы у самого уха, и недвусмысленное местоимение «нас», и сбившееся дыхание. Она чувствует, как сковывавшая ее больше десяти лет ледяная корка, начавшая таять с момента первой встречи с Артемом, наконец трескается в одно мгновение. Она поворачивает голову, смотрит в его глаза и счастливо произносит:
— Бриар.
— Бриар? Ладно, договорились. В следующие выходные покупаем щенка. Согласна?
Женя осторожно кивает, будто боится спугнуть его решимость.
— А почему бриар? Расскажешь? — живо интересуется Артем.
Жене кажется, что она может буквально пощупать нахлынувшее на нее счастье. Она наконец-то верит, что теперь у нее будет все: и любовь, и семья, и тот самый настоящий дом, на пороге которого тебя всегда встречает виляющая хвостом, повизгивающая от избытка чувств собака. Этот день обязательно наступит. И, скорее всего, очень скоро. Может быть, прямо сегодня, или завтра, или через неделю. Да, через неделю. Он же сказал: «В следующие выходные». Она так долго ждала, что эти сроки кажутся ей неощутимой, невидимой песчинкой в бесконечном времени. Женя готова подождать еще чуть-чуть. Она уже ждет, а для того чтобы не проводить время в пустом ожидании, снова кивает и наконец отвечает Артему:
