— И зачем я родилась? Не надо было мне родиться! Не надо было мне родиться!
Она произнесла эти слова несколько раз подряд, и с меня сошел этот ужасный морок — необъяснимое бешенство, в которое я иногда впадала, когда Варя была маленькой. Лучше бы я так кричала на Сашу Виноградова — тогда или сейчас, и он бы разрыдался, причитая: «И зачем я только родился?..»
Еще неделю я, точнее мы с Варей, увлеченно писали и раскрашивали картинки. Наконец настал день, когда пора было показывать кому-то книжку.
Что касается сценария, я писала его очень быстро, рано утром, пока спала Варя. Странно, раньше я всегда знала, что для меня часы пробуждения — совершенно непродуктивны в творческом плане. Но сейчас я использовала каждую минуту. Писался сценарий бойко, и это меня очень пугало. Не может быть, что это так просто. Правда, я и со статьями особо никогда не сидела, но здесь…
Я увлеченно строчила и даже подрисовывала картинки там, где я их четко видела. Сцена в комнате, сцена в пещере, в лесу… Мы перевезли от Токмачева большой компьютер и принтер со сканером. Теперь работа вообще закипела. Все свои первые картинки я отсканировала и сделала пробные иллюстрации.
Я все оттягивала день, когда надо было звонить в издательства. Сейчас начнут спрашивать: «А у вас есть публикации? А какие? Где? А вы раньше рисовали?» Редко случается, чтобы инженер-электрик рисовал лучше художника, а врач играл бы на гитаре лучше профессионального музыканта. Есть секреты профессии, достаточно нехитрые, которые проходят на первом-втором курсе института. А есть и хитрые, они открываются случайно, или с опытом, или не открываются вообще.
Два дня я обещала себе: «Вот сейчас, вот еще здесь подредактирую и — позвоню…» Причем я знала, что вряд ли мне скажут: «Привозите прямо сегодня!» Скорей всего у меня еще будет время и перечитать, и подрисовать. Куда девать сценарий, раздувающийся не по дням, а по часам, я даже не представляла. Зато очень хорошо представляла себе горы отпечатанных на бумаге и мегабайты присланных по электронной почте чужих сценариев и книжек, с рисунками и без, совершенно никому не нужных, которыми завалены все редакторские шкафы и компьютерные архивы…
Раза два мне звонила Ольга с предложениями познакомить меня со своими «подругами» в издательствах. Похоже, у нее везде были хорошие знакомые, причем только женщины. Ну точно масонский орден, только женский. Чем плохо? Не исключаю, что окажется: Ольга — один из главных масонов… Попадешь туда, и по-другому дорожки будут перед тобой раскатываться… Но как только я вспоминала уже известного мне «масона» Наталью Леонидовну из платной поликлиники на Старом Арбате, с ее цепким взглядом и сильными руками, от которых крепко пахло жимолостью, так сразу желание стать послушницей тайного ордена у меня пропадало, и я от Ольгиных заманчивых предложений отказывалась.
Наконец настал день — я решила, что лучше я уже ничего не сделаю, и пора самой звонить по издательствам. Утром, проводив Варю в школу, я в который раз спросила себя — а долго ли мы будем ездить в школу три остановки на метро, и, посоветовав самой себе набраться терпения и верить только в хорошее, я нашла в Интернете телефоны трех хороших детских издательств, книжки которых с удовольствием читает Варя. А в плохие посылать смысла нет.
Можно было, конечно, позвонить по знакомым… Кто-то из моих однокурсников работал в издательствах. Но этот путь мне казался совсем сомнительным. «А вы знаете, что Воскобойникова теперь сказки пишет?» — «Да? Ну и как?» — «Да никак!»
В первом издательстве, куда я позвонила, секретарь соединила меня с редактором, та, выслушав меня, спокойно и равнодушно ответила:
— Присылайте по электронной почте.
Я стала объяснять, что у меня рисунки, иллюстрации, она, не дослушав, повторила:
— Присылайте.
Под конец разговора я вспомнила: не сказала, что я — журналистка.
— Я забыла вам сказать, я раньше работала в ТАССе, закончила журфак МГУ…
— Да? Хорошо, — устало ответила редактор. — Если от этого ваши сказки больше понравятся детям…
— А вы будете давать их читать детям? — удивилась я.
— Всего доброго, позвоните через месяц, — ответила мне редактор.
«Надо же, какие идиоты только не звонят», — сказала она наверняка своим коллегам, положив трубку.
В двух других издательствах разговоры были еще короче. «Спасибо, да, присылайте, звоните через месяц-два». Я переслала свою книжку с картинками во все три издательства.
Теперь — сценарий. Я нашла в Интернете страницу с телефонами кинокомпаний. Невероятно, в Москве теперь больше ста различных кинокомпаний и киноконцернов. Я стала выбирать знакомые названия.
На киностудиях мое предложение прислать сценарий детского многосерийного фильма мало кого обрадовало. «Неактуально… неформатно… неконцептуально…» В двух кинокомпаниях мне сказали: «Почему нет? Присылайте». А в двадцатой, куда позвонила, решив — эта на сегодня последняя, мне ответил очень знакомый голос:
— Кинокомпания «Фонд-A» слушает.
Я представилась и даже не успела начать свой обычный рассказ об идее сценария, как человек воскликнул:
— Ленка! Ну и дела! Ты взялась за наше дело! Ну давай, давай, рассказывай.
Это был Ваня Карашевич, мы учились с ним в одной группе целых три курса. Как он попал в кино, я не стала спрашивать, тем более что Ваня оказался аж генеральным продюсером этой кинокомпании. Он с радостью предложил мне прислать сценарий целиком, хотя до этого мне советовали отсылать только краткое содержание с описанием концепции и пару серий.
— Ты будешь читать все сразу?
— Не я, нет! Редактор. Но я тоже посмотрю. Ты вообще как? Хочешь, подъезжай, поболтаем… Ну, или потом. Когда приедешь по делу. А ты что, закончила какие-то сценарные курсы?
Я растерялась.
— Нет…
— А… Ясно… Решила, как все сейчас, да? Ладно. Посмотрим, почитаем… Сейчас все стараются в кино попасть.
— Когда мне перезвонить?
— Да я сам тебе позвоню! Мне даже интересно. Надо же, идейная Воскобойникова сказки пишет. Я думал, ты в политику ушла. Где-то встречал, кажется, твои статьи про либералов…
— Может быть, Вань, хотя я все больше про артистов и музыку пишу.
Наконец и сценарий был послан в кинокомпании, туда, где согласились прочитать и дали электронный адрес. Желающих оказалось немного, вместе с Ваней Карашевичем — четыре.
Теперь оставалось ждать. Побольше гулять. Поменьше плакать. Сходить сдать анализы — раз в месяц надо было проверять — все ли хорошо у малыша и у меня. Но вторая беременность, конечно, так остро не переживается, как первая. Тогда я была просто главным человеком во Вселенной — для самой себя, разумеется. Я и мой малыш. А сейчас главным человеком оставалась Варя. К новому я относилась пока ревниво — иногда я ловила себя на мысли, что если бы не живот, я бы быстрее пробежала, опаздывая за Варей, или не ушла бы из-за духоты из кинотеатра, куда мы отправились, чтобы посмотреть полнометражный мультфильм, получивший Оскара. Или не рявкнула бы на нее, потому что мне тяжело долго ходить, долго сидеть, лежать на боку… В общем, пока будущий малыш кроме нежности вызывал у меня чувство вины по отношению к Варе.
Думать о том, что будет, если везде откажут, мне не хотелось. Но надо было. Я же должна была кормить Варю, должна отложить деньги, и немало, на то время, когда я вообще не смогу ничего делать. На Сашу Виноградова я рассчитывать не могла, как обычно. Он мог предложить нам с Варей полететь за границу летом — когда у меня будет уже срок шесть-семь месяцев… А мог вообще забыть что-либо предложить, даже денег. Это зависит от того, в какую игру он будет играть летом.
Я совсем этого не ожидала, но сказка меня не отпускала. Я ходила, маялась-маялась и стала писать дальше, параллельно сочиняя и сценарный вариант. У меня было два мощных стимула: я надеялась хоть как-то заработать на этом деньги и второе — может быть, и главное, — так радовалась Варя, так смеялась, хлопала в ладоши и так искренне переживала, когда герои попадали в непредвиденную беду, за то время, пока она утром была в школе… И мы вместе вечером решали, а как же им быть? Как выпутываться из совершенно безвыходного положения? Иногда Варька предлагала мне чудесные, наивные, неожиданные ходы, которые могли родиться только в светлом, чистом сознании семилетней девочки…
Почему Гном не понял, что ворона его обманывала? А Соня сразу поняла? Потому что у вороны глаза были разные: один глаз — честный, а второй — хитрый. К Гному она все время хорошим глазом поворачивалась, а к Соне — лживым. Вот Сонечка и поняла…
Я с радостью записывала, а Варька была счастлива.
Я сходила в консультацию, сдала анализы, взвесилась. Всё было вполне в норме.
Мы перезванивались с Игорем, он всячески пытался подготовиться к будущему заседанию. Мне звонил Токмачев, рассказал, что к Савкину несколько раз уже наведывалась милиция, вызывали соседи, — так они там веселились и дрались. Игорь выяснил, что квартиру свою в Электростали они на самом деле продали. Скорей всего, Гарик проиграл ее в карты. Стоила она две копейки — по сравнению с моей, но все же ближайшее Подмосковье. Игорь не терял надежды и обещал найти большую комнату в коммунальной квартире где-нибудь в Ногинске или Можайске, куда бы можно было их выселить. Эльвира, как я и предполагала, имела судимость — за кражу.
