– Это да, – немного помедлив, кивнул Константин Петрович, – но есть же какой-нибудь потолок? На чём-то все останавливаются же, достигают какого-то запредельно-космического уровня мудрости, ну и, я не знаю, самосознания, что ли, – и останавливаются?
Кастор крайне скептически взглянул наверх:
– Это здесь у вас – потолок. А ты на улицу попробуй выйти и взгляни на небо. Оно не заканчивается никогда.
Даниил Юрьевич улыбнулся каким-то своим мыслям, видимо вспоминая тот миг, когда он вырвался из ловушки собственного дома, в которую сам же себя и загнал, и почувствовал всю безграничность мира так, как может почувствовать только бестелесный и абсолютно свободный призрак. Остальные сотрудники Тринадцатой редакции, ещё не знакомые с этими ощущениями, попытались представить бесконечную лестницу взросления, которую им предстоит преодолеть. Лица у них сразу стали такими умными-умными, серьёзными-серьёзными – любо-дорого посмотреть.
Чтобы лишний раз не шокировать публику, Кастор попрощался с зародышами, вышел в приёмную, а исчез, уже только оказавшись на лестнице, без свидетелей.
Запродав в рабство лучшего друга, Джордж вызвал такси и вновь отправился в сторону Мутного дома. Нужно было вызволять Анну-Лизу – по его прикидкам, она уже выпила смертельную порцию спиртного, и это следовало прекратить, а то как бы международного скандала не вышло.
Он нашел её там же, где оставил, – за столиком в заурядной забегаловке, расположившейся в помещении некогда знаменитого на весь город ресторана «Квартира самурая». Нет, пожалуй, хватит уже об этом вспоминать, хватит травить душу, что было – то прошло. Точка. – О, Йоран вернулся! – воскликнула Анна-Лиза. – Ты слишком долго искал дорогу в туалет. Тут уже была ночь, и теперь тут снова день, а ты всё пропустил. Сядь и отдай всё должное, которое у тебя есть, этим напиткам.
– У меня есть идея получше, – жестом подзывая официанта, сказал Джордж. – Мы сейчас поедем домой. Там ты поспишь немного. Или много. А потом мы найдём твой джип, и ты спокойно поедешь к себе в Финляндию или куда захочешь.
– Я не хочу ехать! Я хочу ронять слёзы по невинно усопшему Димсу! Ты тоже мог бы заплакать о нём, ведь он был твоим другом!
– Не волнуйся за Маркина, с ним всё в порядке.
– Как это? – моментально протрезвела Анна-Лиза. – И где он сейчас?
– Они с Эрикссоном уехали куда-то, – не вдаваясь в подробности, махнул рукой Джордж. – Он жив-здоров, на куски его никто не резал и не собирается. Я тебе потом всё расскажу.
Анна-Лиза сжала кулаки. Хмель полностью выветрился из её головы. Димсу и Эрикссон уехали куда-то вдвоём. Похоже, это был экзамен, и она его не выдержала.
Димсу часто повторял, что он видит ситуацию на четыре хода вперёд – и подтверждал свои слова делом. Она же, Анна-Лиза Корхонен, дальше одного хода видеть не способна – никак у неё не получается сложить в голове несколько возможных способов развития ситуации так, чтобы вышла связная картина.
А вдруг вся эта история была проверкой на доверие, или на внимание, или на сообразительность? И учитель Эрикссон не умер – он просто договорился с Димсу и этим вот Йораном испытать её, а она попалась – глупо, как алчный носитель на ловко составленный договор.
Как она могла поверить в то, что учитель умер? Ведь он же подавал знаки. Какие? Ну какие-то, должно быть, подавал, только она их не разглядела, растяпа. А Димсу – тот всё увидел сразу. И вот он снова – лучший и любимый ученик, и они с учителем уехали куда-то далеко, в поля, где на шелковистой зелёной траве пасутся покладистые жирные носители, где круглый год светит солнце, где реки текут молоком и мёдом… Поэтому купаться в них невозможно.
– Куда они уехали, куда? Я сейчас же должна быть сними!
– Я правда не знаю куда. Господин Эрикссон был очень недоволен. Но я всё-таки уговорил его не убивать Димку. И он был столь любезен, что разрешил ему отработать свой долг. У меня даже создалось впечатление, что наш беспределыцик Маркин убил кого-то из родни этого Эрикссона и тот хочет кровью отомстить за кровь.
– Был очень недоволен? Разрешил отработать? – загадочно улыбнулась Анна-Лиза: видимо, Димсу всё-таки уже не любимый ученик.
– Ну, ты ведь расскажешь мне, сколько Маркин задолжал этому старому мафиозо. Или?… – Джордж на мгновение замер. А что, если это была проверка? Димка всегда говорил, что он видит ситуацию на четыре хода вперёд – и, чёрт побери, он в самом деле её видел! Не мог он по уши влезть в долги, тем более к такому опасному человеку. Вдруг друзья решили выяснить, можно ли ему доверять? И для этого даже наняли артиста – какой он, к чёрту, Эрикссон, он по-русски говорит не хуже самого Джорджа!
И теперь Маркин с этим артистом, должно быть, сидят в каком-то кабаке поблизости, и с хохотом вспоминают, как Джордж с наивной самоуверенностью «разруливал проблемы» и сдавал друга в рабство. Вскоре к ним присоединится Анна-Лиза, и они уедут куда-то далеко, в поля, где на шелковистой зелёной траве пасутся счастливые аборигены, где солнце светит круглый год, где реки текут молоком и мёдом… Поэтому там вечно ошиваются толпы противных туристов, приехавших поправить здоровье с помощью молочно-медовых спа-процедур.
– Он ему не задолжал, – ещё загадочнее улыбнулась Анна-Лиза. – Он его убил.
– Это он может, – поднимаясь с места, сказал Джордж: видимо, Димка всё же крепко влетел. – Он меня самого своими выходками убивал уже раз десять.
После визита Кастора, закончившегося коллективной попыткой объять необъятное, все сотрудники Тринадцатой редакции, за исключением шефа, разумеется, почувствовали, как на них буквально наваливается усталость. Казалось, что кто-то погрузил её в здоровенные мешки из-под картошки и сбрасывает на головы ни в чём не повинным мунгам.
– Поздравьте меня, я начинаю понимать суть выражения «пыльным мешком из-за угла стукнутый»! – выразил общие ощущения Виталик. – Извините, Даниил Юрьевич, можно выйти? Мне очень срочно нужно испить чашечку кофе.
– Да все, в принципе, могут идти. Жизнь продолжается, рабочий день – тоже, и мне, знаете ли, есть чем заняться, – ответил тот. Его обычно резвая команда отреагировала на это заявление с умеренным энтузиазмом: переложив поудобнее на спинах мешки с усталостью, чтоб сподручнее их было влачить, ребята встали со своих мест и медленно побрели в приёмную.
– Отдых! Свобода! – диким голосом простуженного металлиста-трэшевика заорал Лёва и плюхнулся в самый центр дивана. Достал откуда-то из-под журнального столика пепельницу, показал средний палец всем плакатам Константина Петровича, строго запрещающим курить в приёмной, и с наслаждением затянулся.
– Как же я задолбался! – вторил ему Виталик, колдуя над кофейным автоматом в надежде в очередной раз получить на выходе что-то, что не предусмотрено программой.
– Слушай, дай-ка мне тоже курнуть, – сдался Константин Петрович, усаживаясь рядом с Лёвой.
– Опа, ты же не куришь? – удивился тот, но пачку из кармана достал и зажигалку на стол выложил.
– Я вообще-то бросил, – смущённо пробормотал Константин Петрович, стараясь не смотреть в лицо запретительным плакатам. – Ну просто это же вредно для здоровья. Но иногда очень хочется, вот как сейчас, когда такая гора с плеч валится.
– Так кури, кто тебе не даёт, это смолить по две пачки в день вредно, – подал голос Виталик. – Я бы и сам с удовольствием курил время от времени, но мой организм решительно против – стоит одну тяжку сделать, и всё, привет, голова кружиться начинает, и меня прямо выворачивает.
– Вот повезло-то. Я же говорю, курить – вредно, – продолжал убеждать себя Константин Петрович, медленно и с наслаждением затягиваясь.
– Если тебе лучше от того, что ты куришь, чем от того, что ты не куришь, – наставительно сказал Виталик, выбираясь из-за кофейного автомата и уступая место Шурику, – то лучше кури. Я серьёзно.
– Но когда я курю, мне сначала хорошо-хорошо, а потом так стыдно-стыдно, – разоткровенничался Константин Петрович.
– Тогда не кури, – постановил Лёва, и отобрал у него зажигалку. – Хорошо тебе небось пять минут, а стыдно потом недели две. Да, таким, как ты, определённо вредно курить. Слушайте, а это только я так устал, что прямо хоть ложись сейчас поперёк дивана и спи, или вы просто бодритесь?
– Может, тебе правда поспать? – заботливая фея Наташа уже была рядом с ним, вооружённая какой-то думочкой и покрывалом.
– О, а ты мне колыбельную споёшь? – оживился он. – А голову мою квадратную на колени себе положишь? А…
– Надо же, а говорил, что устал, – удивлённо пробормотала Наташа и незаметно переместилась обратно за свою конторку. А Лёва так и остался сидеть, как дурак, с думкой и пледом в обнимку.
– Я тоже начал ощущать некоторую усталость, – признался даже железный Денис, чем порядком спас ситуацию. – Но не хотел об этом говорить, думая, что во всём виноват мой более чем скромный опыт работы в этой организации.
