— Я склоняюсь к «Маяку»;[111] не возражаете, если я сделаю заказ по телефону? — спросил Роберт. — Креветки с чесночным соусом? — Поднявшись, он неуверенной походкой направился в дом позвонить.
Джессика и Джеймс, не произнося ни слова, ловили шаги Роберта, доносившиеся из их дома. Они слышали, как он поднял трубку телефона в холле и своим обычным негромким голосом заказал еду.
— Может, с кем-нибудь проконсультироваться? Позвоним Энтони…
Джессика прикрыла глаза руками. «Я так устала».
— Не знаю. Что положено делать, когда твоему дорогому молодому другу являются привидения?
— Не кажется ли тебе, что он нам открылся в надежде на помощь?
— На какую помощь — на психиатрическую?
Джеймс замялся:
— Он говорил о самоубийстве.
— Не думаю. Как я поняла, он пытался перепоручить это грязное дело Элспет. — Джессика фыркнула.
— Мне это совсем не нравится.
— Мне тоже. Думаешь, он согласится поехать с нами?
Джеймс вздохнул:
— А что мы будем делать, если за границей, в гостиничном номере, у него случится нервный срыв?
— Но сидеть сложа руки тоже нельзя.
Тут вернулся Роберт:
— Спущусь под горку, заберу наш заказ. — Его голос звучал вполне бодро, как ни в чем не бывало.
Джеймс предложил ему денег, но Роберт, поблагодарив, сказал, что угощение с него. «Париж. И Рим. Саскачеван». Напевая это себе под нос, Роберт вышел на улицу и направился в сторону Арчвей-роуд. Вскоре он прибавил шагу: в воздухе быстро холодало. «Аделаида. Каир. Пекин. Куда бы я ни сбежал, она так и будет ошиваться в той в квартире, придумывая, как бы ей воскреснуть. — Это его насмешило. — До чего дошел! Бреду по улице и ржу, как Петер Лорре.[112] — Ему пришлось остановиться и прислониться к газетному киоску; от смеха его согнуло пополам. — Канкун, Буэнос-Айрес, Патагония. Могу перейти через дорогу, сесть в метро — и через час буду в Хитроу. Никто и не узнает. — Он распрямился, тяжело дыша и закрыв глаза. — Боже, как мне плохо». Он так и стоял несколько минут — с закрытыми глазами, обхватив себя руками за плечи. Потом Роберт открыл глаза. Вселенная накренилась на один бок, но тут же встала на место. Очень медленно он пошел под гору. «Надо взять себя в руки. Я должен принести еду. Джеймс и Джессика будут волноваться». На него глазели прохожие. «Проблема в том, что я… слишком ответственный. Она знает, что я это сделаю, потому что в противном случае… если я не сделаю…» Он едва не прошел мимо рыбного ресторана, но в силу привычки зашел внутрь и даже сумел расплатиться. Когда он, обессилевший, тащился обратно в гору, его посетила мысль: «Я должен прочесть дневники. Элспет дала мне их сама, и я должен их прочесть». Он стал повторять снова и снова: «Дневники, дневники». Когда он вернулся в дом Бейтсов, креветки уже остыли, а Джессика и Джеймс сидели на кухне и ели суп. Джессика постелила ему в гостевой спальне.
Наутро, мучаясь от похмелья, он выполз из постели с таким чувством, будто забыл что-то важное. Джессика заставила его выпить тошнотворную смесь из банана, помидора, водки, молока и соуса «табаско». Потом она приготовила яичницу и сидела с ним, пока он ел. Джеймс уже ушел на кладбище.
— Мы с Джеймсом вчера все обсудили и пришли к выводу, что ты нуждаешься в уходе. Может, поживешь пару дней у нас?
У Роберта екнуло сердце. Вот тот удобный предлог, которого он искал; слова согласия почти соскользнули с его языка, когда он подумал: «Подождите. Если я останусь у вас, то не смогу по ночам ходить на кладбище».
— Можно, я подумаю? — сказал он вслух.
— Конечно, — откликнулась Джессика. — Мы никуда не денемся.
Он поблагодарил ее и покинул их дом с чувством человека, потерпевшего кораблекрушение и упустившего спасательную шлюпку.
Следующим же утром Роберт вспомнил о своем решении прочитать дневники. Дрожа, он положил коробки на кровать и стал разбирать бумаги.
«Просто считай, что собираешь материал, — говорил он себе. — Они не кусаются». Дневники начинались с семьдесят первого года: Элспет и Эди было по двенадцать лет. С облегчением он обнаружил, что записи обрываются на восемьдесят третьем, задолго до его появления на сцене; Роберт не жаждал читать о себе самом. Дневники представляли собой мешанину из школьных сплетен, суждений о прочитанных книгах, размышлений о мальчишках; некоторые отрывки были зашифрованы. Хозяйка дневника затевала длинные диалоги и споры сама с собой; внезапно Роберта осенило, что Элспет и ее сестра-близняшка вели дневник вместе. Текст производил странное впечатление бесшовной ткани. От этого Роберту стало не по себе. На полях стояли какие-то символы, появлявшиеся только во время каникул и, вероятно, имевшие отношение к родителям; был даже план неосуществленного побега. Но Роберт и без того знал, что жизнь Элспет в семье нельзя было назвать счастливой: ничего нового он для себя не открыл, если не считать какой-то неотвратимой печали, пронизавшей обычные девчоночьи интересы — нетбол, школьный спектакль и так далее. В последних томах описывались занятия в университете, вечеринки, первая квартира близнецов. Появился и Джек — сначала как один из многих симпатичных и подходящих молодых людей, а потом как главное действующее лицо. Будучи единственным ребенком, Роберт всегда интересовался отношениями в тех семьях, где росли братья или сестры. И Элспет, и Эди избегали писать о себе в единственном числе: всегда «мы» — мы пошли в кино, мы сдали экзамен. Роберт с трудом пробивался сквозь их записи, плохо понимая, что же он ищет в юношеских дневниках Элспет.
Бомба была заложена в последней тетради; под обложкой Элспет спрятала конверт с надписью «Большие, темные, жуткие тайны». Под заглавием был неумело нарисован череп с костями. Череп улыбался. «Ох, Элспет. Я не хочу этого знать». Роберт держал конверт, думая сжечь его. Но потом зачем-то вскрыл.
Дорогой Роберт, надеюсь, ты не рассердишься. Как-то раз ты сказал, что не хотел бы обнаружить в моих записях никаких убийственных секретов, — но, к сожалению, без этого не обойтись. «Убийственные» — не совсем подходящее слово, скорей «нелепые». Так или иначе, милый, это дело прошлое — все случилось задолго до нашего с тобой знакомства.
Меня зовут Эдвина Ноблин.
Я поменялась местами с моей сестрой-близняшкой Элспет в 1983 году. По сути, это была ее затея, но я не смогла повернуть события вспять и тем самым разрушить ее счастье. Да я и сама была не без греха.
Как тебе известно, Элспет была обручена с Джеком Пулом. В период между помолвкой и свадьбой Джек начал оказывать мне знаки внимания — чем дальше, тем больше. Элспет решила его испытать.
Я рассказывала тебе множество историй про то, как мы с Элспет выдавали себя друг за дружку. Но ты никогда не видел нас вместе — мы были невероятно похожи, просто как две капли воды. Каждая знала другую, как саму себя. А в юности мы даже не могли отделить себя друг от друга: если Элспет бывало больно, плакала я.
Так вот, когда рядом появлялся Джек, Элспет становилась мной. Он не мог нас различить, но влюбился в «Эди». Разорвал помолвку с Элспет и стал уговаривать «Эди» сбежать, уехать с ним в Америку под видом Элспет.
Что она могла поделать? Ее унизили, довели до белого каления. Но ведь она сама заварила эту кашу. Она прибежала ко мне. Мы решили, что она превратится в Эди, а я стану Элспет, и жизнь пойдет своим чередом.
К сожалению, все оказалось непросто. Я переспала с Джеком (один-единственный раз — мы напились на какой-то вечеринке — просто глупая ошибка, любимый мой, беспечность и алкоголь) и забеременела. В результате я уехала с Джеком в Америку. Прожили мы с ним почти год, хотя женат он был на Элспет. Я родила близнецов, морила себя голодом, чтобы сбросить вес после родов, вела хозяйство и чуть не свихнулась от скуки, досады и ощущения какого-то фарса. Когда близнецам исполнилось четыре месяца, я привезла их в Лондон, «показать бабушке». А через некоторое время в Лейк-Форест с близнецами вернулась Элспет (теперь Эди). С тех пор я их не видела. Только в мечтах. По словам Элспет, они очень похожи на нас с ней.
К тому времени, когда я вернулась в Лондон, Джек мне чертовски опостылел, да к тому же я затаила злобу на Элспет, что она настояла на родах (я хотела сделать аборт). Ситуация была жуткой. Такое случается только по молодости и глупости. Трудно представить, чем бы закончился наш обман, узнай о нем Джек. Никогда не могла понять, как его угораздило просмотреть различия, пусть мелкие, между моим телом и телом Элспет. А может, он знал и просто помалкивал? Мы решили сделать так, чтобы Джек больше не имел возможности видеть нас вместе. До сих пор не могу поверить, что нам это сошло с рук.
Изредка Элспет посылала мне письма и фотографии близнецов. Я никогда ей не отвечала и нарушила молчание только в прошлом году, как тебе и говорила. Думаю, жизнь с Джеком не принесла ей счастья. В ее письмах была тоска по Лондону, по старым друзьям, по мне. Пока она не вышла замуж, я уговаривала ее бросить его или рассказать всю правду. Но ей не хватило духу. Если когда-нибудь вы с ней познакомитесь, ты, возможно, меня поймешь.
