— Если это будет настоящий жидкий плутоний.
— Что ты имеешь в виду?
— От неверных всего можно ожидать, маулана, — еще ниже склонился Гази Хамет.
— Хорошо, поедешь в Москву с Джамилом.
Пакистанец испуганно отшатнулся:
— Я? Маулана, я не могу! Я ученый, физик!
— Ты мусульманин?
— Да, маулана, конечно, я мусульманин!
— Докажи это. Аллах положил в твои руки судьбу джихада. Если у нас будет эта бомба, мы поставим на колени всех неверных! Помнишь тридцать третью суру Корана? «Неверных надо убивать, а их земля, жилище и достояние переходят к убийцам, даже если нога последних никогда не ступала на эту землю»!
По утрам, когда в магазине не было посетителей, здесь проходили странные тренировки. Стоя в двери, которая вела из его кабинета в подсобку, Красавчик правой рукой, как гирьку или ведерко с водой, раскачивал в воздухе флягу-контейнер для перевозки жидкого плутония — так, что рука при отлете назад исчезала на миг в комнатке-подсобке, а затем маятником возвращалась обратно.
Но Красавчик был недоволен, говорил:
— Опять не успела! Еще раз!
И снова делал отмашку контейнером.
А в подсобке — в тот момент, когда рука Красавчика возникала в проеме двери, — Алена снимала с его пальцев ушко контейнера и надевала на них ушко другой фляги, точно такой же. Но в движениях Алены не было нужной сноровки и скорости, она либо промахивалась, либо задерживала руку Красавчика, и он говорил:
— Плохо! Промазала! Еще раз!
И повторял отмашку, требуя от Алены точности и автоматизма ассистентов Кио или Дэвида Копперфилда.
По вечерам же, перед закрытием магазина в нем разыгрывалось другое действо — операция под названием «Западня для майора». Но майор Кирилл Костюк — высокий, крепкий мужчина с крупным лицом, сделанным из железобетона, и с плечами, которые распирали пиджак, — в западню не шел.
— Конфеты, — сухо говорил он Алене. — Нет, не эти, а фирмы «Горбуновъ». Так, теперь бананы… Ананас… Виноград…
Алена кокетливо улыбалась:
— У нас свежайшие персики, товарищ майор.
— Не нужно.
— Вы же брали в прошлую пятницу. Не понравились?
— Не нужно.
— А «Гжелку» и «Мальборо» даю, правильно? — И Алена потянулась на верхнюю полку за «Гжелкой», открывая ноги почти до бедра.
Но Костюк хранил на лице железобетон.
— И сок манго, да? — И Алена нагнулась за банкой с соком так, что соблазнительней не бывает.
— Да, — хмуро подтвердил Костюк. — Считайте.
Считая на калькуляторе, Алена, однако, не сдавалась, сказала игриво:
— Это у кого ж такой вкус оригинальный — водку с соком манго? У девушки небось…
— Не важно. Считайте.
— Четыреста девяносто рублей, товарищ строгий майор, и двенадцать копеек.
Костюк положил на прилавок 500-рублевую купюру и огромной лапищей забрал даже мелочь сдачи. Алена через прилавок подала ему пакет с покупками и как бы невзначай коснулась рукой его руки. Но Костюк и на это — ноль внимания, как каменный.
Молодой физик, стоявший за ним, усмехнулся:
— Гвозди бы делать из этих людей…
Костюк с покупками вышел из магазина на улицу, широким шагом пошел к трамвайной остановке. Красавчик проследил за ним через окно своего кабинета и набрал номер на мобильном телефоне.
— Вы готовы? — сказал он в трубку. — Он вышел. Через сорок минут ждите на Алтуфьевском.
Действительно, ровно через сорок минут Костюк вышел из автобуса на Алтуфьевском шоссе и, оглядываясь по сторонам, подошел к одной из 12-этажных башен брежневской поры. Здесь, снова оглянувшись, зашел в подъезд, поднялся лифтом на пятый этаж и позвонил, опять озираясь, в звонок.
Дверь открыла маленькая хрупкая женщина неопределенного возраста в домашнем халате.
— Здравствуйте, Вера Павловна, — почтительно сказал Костюк.
— Здравствуй, Костюк. Проходи.
Костюк с покупками прошел на кухню однокомнатной малогабаритной квартиры, а Вера Павловна ушла в ванную и закрыла за собой дверь. На кухне Костюк выложил на столик свои дары, вымыл под краном фрукты, потом открыл «Гжелку» и банку с соком, налил полстакана водки и доверху долил в стакан сок манго. Тем временем Вера Павловна вышла из ванной преображенной — на ней была строгая длинная юбка и белая блузка, в руке кнут, а на лице жесткое выражение дрессировщицы или школьной учительницы. Щелкнув кнутом, она зашла на кухню.
— Костюк! Ты еще не готов? Ах ты, дрянь такая! Гадкий мальчишка! Ну-ка на место! — И с размаху огрела Костюка хлыстом по спине.
Костюк вдруг как-то ужался в размерах, закрылся руками от ударов и плаксиво заныл:
— Не надо, Вера Павловна!.. Не бейте меня!.. Я больше не буду!..
Но Вера Павловна продолжала бить его кнутом.
— Будешь! Будешь! Я тебя знаю, онанист несчастный! Вечно подглядываешь! Марш на место!
Сжавшись еще больше, Костюк трусливо прошмыгнул мимо нее в комнату.
Вера Павловна щелкнула ему вслед кнутом, обернулась к столику, залпом выпила полстакана смеси водки с соком манго и закурила «Мальборо». Сделав несколько затяжек, крикнула в соседнюю комнату:
— Ты готов?
— Готов, Вера Павловна! — отозвался Костюк.
— Я иду! — грозно предупредила она, допила водку с соком и пошла в комнату.
Здесь, среди старой стандартной мебели обнищавшей школьной учительницы, у двери на балкон торчал ящик-клеть из-под овощей, как в продовольственных магазинах. В этой клети стоял на четвереньках абсолютно голый Костюк, его одежда была аккуратно сложена на диване. Прильнув глазами к щелям клети, Костюк ел взглядом вошедшую Веру Павловну. А она изо всех сил ударила хлыстом по ящику.
— Ах вот ты где! — И заперла ящик. — Опять подглядывать? Может, для тебя и раздеться?
— Да! Да, Вера Павловна! — нетерпеливо и восторженно закричал в ящике Костюк. — Хотя бы блузку снимите! Ну пожалуйста!
— Ах ты, развратник несчастный! — Вера Павловна снова ударила хлыстом по клети и одновременно стала расстегивать кофточку. — Ну, смотри, смотри, Костюк! — И новый удар обрушился на клеть. — Я ведь твоему отцу все расскажу! — И еще удар. — За учительницей подглядывать! — Опять удар. — Ну, что тебе еще снять?
— Лифчик, Вера Павловна! Лифчик!..
Вера Павловна снова огрела клеть хлыстом и стала расстегивать лифчик, но тут жуткий грохот в прихожей прервал этот лирический дуэт. Там, в прихожей, с треском распахнулась выбитая входная дверь, в квартиру ворвались бойцы ОМОНа, телеоператор с камерой на плече, его ассистент с подсветкой и ведущий телепрограммы «В поисках истины» Арсений Сусалов.
В комнате их ждало примечательное зрелище: запертый в клети голый майор Костюк, а перед ним полуголая учительница с хлыстом в руках. Пользуясь их испугом и растерянностью, Сусалов стал возле них перед телекамерой и заговорил:
— С помощью милиции и ОМОНа наша программа раскрыла садомазохистский вертеп, который находится на Алтуфьевском шоссе. Сейчас мы представим вам хозяйку этого заведения и ее клиентов…
Тут, однако, в квартиру стремительно вошел Красавчик и властно обратился к Сусалову и телеоператору:
— Стоп! Выключить свет! Кассету!
Оператор послушно извлек кассету из камеры, отдал Красавчику.
— Всем — вон! — приказал Красавчик. — Вышли! Вышли!
Все — и омоновцы, и телевизионщики — поспешно вышли из квартиры, а Красавчик уселся на стул перед клетью с дрожащим Костюком. Держа в руках кассету и постукивая по ней пальцем, Красавчик сказал:
— Итак, майор. На тебя мне плевать, но учительницу жалко. Даже если ты завтра застрелишься, ей от позора житья не будет. Но у меня к тебе есть деловое предложение.
И был день, и был вечер…
В 15.38 в секретной лаборатории Института физики плазмы майор Костюк и майор Прошутин, представитель заказчика, расписались в получении контейнера с 473 граммами жидкого плутония, и майор Костюк браслетом-наручником пристегнул этот контейнер к своей левой руке.
В 15.40 они в сопровождении десяти вооруженных охранников вышли из секретной лаборатории во двор института, и Костюк с контейнером в руке сел в инкассаторский броневик, а Прошутин с остальными охранниками — в две машины сопровождения.
В 15.41 броневик в сопровождении машин охраны прокатил по двору института, прошел проверку на внутреннем КПП, отделявшем строго секретные лаборатории от нестрого секретных, и двинулся дальше, к воротам и наружному КПП. Но майор Костюк вдруг приказал водителю:
— Стой! Минуту! — Затем, выскочив из броневика, он крикнул Прошутину в машину сопровождения: — Секунду! Я за куревом! — И, не дожидаясь ответа, убежал в помещение административного корпуса.
Прошутин изумленно посмотрел ему вслед, но из машины выйти поленился.
