Брайан с Анной вернулись домой в тот же вечер. Мы оба уложили ее спать, оба поцеловали на ночь. Чуть позже мне надо было идти в больницу, но сейчас я сидела напротив Анны на кровати Кейт.
– Ты собираешься читать мне нотации? – спросила она.
– Не такие нотации, как ты думаешь. – Я провела пальцем по подушке Кейт. – То, что ты хочешь быть самой собой, не значит, что ты плохая.
– Я никогда…
Я жестом остановила ее.
– Я хочу сказать, что такие мысли – это естественно. И то, что ты поступила совсем не так, как все ожидали, вовсе не значит, что ты сделала что-то плохое. Девочка, которую дразнят одноклассники, может перейти в другую школу и стать там самой популярной, потому что никто не ожидает от нее чего-то другого. Или человек, который учится на медицинском факультете, потому что в его семье все врачи, обнаруживает, что ему хочется быть художником. – Я глубоко вздохнула и покачала головой. – Ты понимаешь, о чем я?
– Не совсем.
Услышав это, я улыбнулась.
– Я хочу сказать, что ты мне кое-кого напоминаешь.
Анна приподнялась на локте.
– Кого?
– Меня, – ответила я.
Когда вы много лет живете с одним человеком, он становится похож на карту, которая валяется в бардачке машины, – такую же потрепанную и затертую, изученную настолько, что можно нарисовать ее по памяти, и именно поэтому вы все время берете ее с собой в поездки. И все же в самый неожиданный момент у вас словно открываются глаза. Вы замечаете незнакомый поворот и живописный утолок, которого раньше не было, и вам приходится останавливаться и убеждаться, что это место совсем не новое, просто вы его раньше не замечали.
Брайан лежал рядом со мной в постели. Он ничего не говорил, просто положил руку на изгиб моей шеи. Потом поцеловал долгим горько-сладким поцелуем. Я ожидала этого, но не того, что он сделал потом. Он укусил меня за нижнюю губу так сильно, что я почувствовала вкус крови.
– Ай! – вскрикнула я, пытаясь засмеяться и перевести это все в шутку. Но он не засмеялся и не извинился. Он наклонился и слизнул кровь.
У меня внутри все перевернулось. Это был Брайан и не Брайан, и они оба меня поразили. Я провела языком по губам, липким, со вкусом крови. Я раскрылась, как орхидея, превратив свое тело в колыбель, и почувствовала его дыхание на своей шее, на груди. Он на секунду положил голову мне на живот. Насколько его укус был неожиданным, настолько знакомым было это ощущение. Он делал так каждый вечер, когда я была беременна.
Он опять пошевелился. Поднялся надо мной, как второе солнце, наполнив меня теплом и светом. Мы были полными противоположностями – твердость против мягкости, светлое против темного, решительность против нежности. Но что-то подсказывало, что ни один из нас не был бы полноценным без другого. Мы были лентой Мобиуса, спутанным узлом, который невозможно развязать.
– Мы потерям ее, – прошептала я, хотя сама не знала, о ком говорила: о Кейт или об Анне.
Брайан поцеловал меня.
– Перестань, – сказал он.
После этого мы не говорили ничего. Так было безопаснее.
Но те огни не свет дарили,
А лишь сгущали темноту.
Джон Мильтон. «Потерянный Рай»Когда я вернулась с утренней пробежки, Иззи сидела в гостиной.
– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросила она.
– Да. – Я расшнуровала кроссовки и сняла с головы повязку. – А что?
– Нормальные люди не бегают в половине пятого утра.
– Мне надо было избавиться от лишней энергии.
Я пошла в кухню, но кофеварка, которую я запрограммировала, чтобы к моему возвращению ореховый капуччино был готов, не сработала. Я проверила, включена ли Ева в сеть, нажала на все кнопочки, но дисплей не загорался.
– Черт, – выругалась я, выдергивая шнур из розетки. – Она еще не такая старая, чтобы ломаться.
Иззи подошла и подергала проводки.
– Срок гарантии еще не закончился?
– Не знаю. Я не обращаю на это внимания. Я думала, что если заплатила за то, что должно готовить мне кофе, то заслуживаю этот чертов кофе. – Я с таким стуком поставила графин в раковину, что он раскололся. Потом присела возле кухонной тумбочки и расплакалась.
Иззи опустилась на корточки рядом со мной.
– Что он сделал?
– То же самое, Из, – всхлипнула я. – Я просто тупая дура. Она обняла меня.
– Облить кипящим маслом? – предложила она. – Отравить? Кастрировать? Выбирай.
Это меня немного развеселило.
– Ты и сама могла бы выбрать.
– Только потому, что ты сделала бы то же самое для меня. Я положила голову на плечо сестры.
– Я думала, что молния не попадает в одно место дважды.
– Конечно, попадает, – ответила мне Иззи. – Но только, если у тебя не хватает ума отойти в сторону.
Первый, кто поздоровался со мной в суде на следующее утро, был не человек, а собака по кличке Судья. Она осторожно показалась из-за угла, прижав уши и явно спасаясь от громкого голоса своего хозяина.
Я попыталась его успокоить, но Судье было нужно не это. Вцепившись зубами в край моего жакета – клянусь, Кемпбелл оплатит счет из химчистки, – он потащил меня туда, откуда неслись голоса.
Я услышала голос Кемпбелла, еще не повернув за угол.
– Я потратил свои силы и время. А теперь вижу, что это было напрасно. И еще я разочаровался в своей клиентке.
– Да, но не вы один разочаровались, – огрызнулась Анна. – Я наняла вас, думая, что у вас есть что-то внутри. – Она пробежала мимо меня, пробормотав себе под нос: – Придурок.
В этот момент я вспомнила свои ощущения, когда проснулась на яхте одна: разочарование, одиночество, злость на себя, за то что позволила себе попасть в подобную ситуацию.
Почему же я не злилась на Кемпбелла?
Судья подпрыгнул и положил передние лапы Кемпбеллу на грудь.
– Опустись, – скомандовал тот, а потом обернулся и увидел меня. – Ты не должна была все это слышать.
– Еще бы.
Он тяжело опустился на один из стульев в комнате переговоров и провел ладонью по лицу.
– Она отказывается давать показания.
– Ради Бога, Кемпбелл. Она не может ничего возразить своей матери в собственном доме, не говоря уже о перекрестном допросе. Чего еще ты ожидал?
Он испытующе посмотрел на меня.
– Что ты скажешь судье Десальво?
– Ты спрашиваешь из-за Анны или просто боишься проиграть процесс?
– Спасибо, мне не нужен психоанализ.
– Ты не хочешь спросить себя, как тринадцатилетней девочке удалось зацепить тебя за живое?
Он поморщился.
– Почему ты просто не пойдешь и не утопишь меня, как собиралась сделать с самого начала?
– Потому что речь идет не о тебе, а об Анне. Хотя я прекрасно понимаю, почему ты так думаешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Вы оба трусы. Вы оба постоянно бежите от себя. Я знаю, чего боится Анна. А ты?
– Я не понимаю, о чем ты.
– Нет? А где же твое остроумие? Или очень трудно шутить о том, что так больно ранит? Ты каждый раз отступаешь, когда кто-то становится тебе слишком дорог. Пока Анна оставалась твоей клиенткой, все было нормально. Но как только ты начал переживать за нее, возникли проблемы. А я? Со мной можно один раз переспать, но ни о каких чувствах не может быть и речи. Единственный, с кем ты сохранил отношения, – твой пес, однако и это государственная тайна.
– Ты ничего не понимаешь, Джулия…
– Нет, на самом деле, я единственный человек, который способен показать тебе, какое ты ничтожество. Но тебя это устраивает, ведь так? Если все будут считать тебя ничтожеством, то никто не захочет любить тебя. – Я замолчала и посмотрела на него. – Обидно узнавать, что кто-то видит тебя насквозь. Да, Кемпбелл?
Он встал с каменным лицом.
– Мне нужно идти работать.
– Конечно, – съязвила я. – Только постарайся отделить работу от чувств, а то, не дай Бог, окажется, что у тебя тоже есть сердце.
Я повернулась, чтобы уйти, пока не унизила себя еще больше, и услышала голос Кемпбелла:
– Джулия. Это неправда.
Я закрыла глаза и вопреки здравому смыслу повернулась к нему.
Он поколебался.
– Собака. Я…
Но я так и не услышала его признания, потому что в дверях появился Берн.
– Судья Десальво вышел на тропу войны, – сказал он. – Вы опоздали, а в кафе закончился кофе с молоком.
Я поймала взгляд Кемпбелла, ожидая, что он договорит то, что начал.
– Ты будешь моим следующим свидетелем, – спокойно произнес он, и момент был упущен, прежде чем я поняла, что он вообще был.
Быть сволочью становилось все труднее и труднее.
Когда я вошел в зал заседаний, у меня дрожали руки. Отчасти они дрожали все по той же старой причине. Но в этом было повинно и то обстоятельство, что моя клиентка сидела рядом со мной, как камень, а женщине, которую я люблю, сейчас предстояло отвечать на мои вопросы. Когда вошел судья, я взглянул на Джулию, и она демонстративно отвернулась.
Со стола упала моя ручка.
