Когда мимо перестали проходить ученики, Ной открыл дверцу и вышел на идиллический пришкольный газон. Он слушал, как шелестит листва под его ногами, как жужжит вдалеке газонокосилка. У него было три с половиной часа и никаких дел, кроме того, чтобы бродить по кампусу и думать.
Прошлой ночью он почти не спал и слишком много выпил. Федерико было трудно уломать, потребовалось шесть банок пива, чтобы он согласился. Без его помощи Ной обойтись никак не мог: консьержи знали Федерико как друга Дилана и впустили его в дом в десять вечера, не спрашивая разрешения у Тейеров-старших. А Дилан не раздумывая проглотил все снадобья, что принес Федерико, тем более что это были снотворные пилюли и бета-блокаторы. А потом они увезли Дилана в Гарлем, чтобы он как следует выспался перед экзаменом. Другого выбора у них не было: доктор Тейер не верила в своего сына, она никогда не даст ему сдать экзамен самостоятельно – просто наймет кого-нибудь другого. Значит, оставалось согласиться с ее планом – и действовать по собственному усмотрению. Но все же это было только отговоркой, и Ной содрогался всякий раз, как на него накатывалось осознание значительности того, что он совершил.
Ной сел под дерево. Мысли текли по одному и тому же кругу: страх перед тем, что ему придется нести ответственность за содеянное, гордость за то, что он выбрал нравственный путь, сомнение в том, что этот путь такой уж нравственный, страх перед ответственностью, гордость… Он прилег на влажную мягкую траву и моментально уснул.
Его разбудило жужжание – косилыцик работал уже в нескольких метрах от него. Он вскочил на ноги: на землю упали увядший лист и пара гнилых желудей. Он взглянул на часы: СЭТ вот уже час как закончился. Дилан уехал без него. Он немного постоял, пошатываясь, прошмыгнул мимо садовника-латиноса и пошел к своему «датсуну».
***
Узнать, как справился Дилан, было нелегко. Он не отвечал на звонки ни Ноя, ни Федерико. Звонить доктору Тейер отпадало само собой. И от других своих учеников он тоже не мог ничего узнать, потому что у него больше не было других учеников. В понедельник ему позвонил Роберт и сказал, что поступил анонимный звонок от кого-то из родителей с извещением, что Ной требовал оплачивать уроки в частном порядке и хотел открыть собственное агентство. Ною больше не будут давать учеников. Прощальный залп доктора Тейер, и как раз в ее стиле. За этим сообщением следовало другое:
Ной? Это Кэмерон. Здравствуйте, здравствуйте. Помните меня? Вы еще готовили меня к СЭТу. В общем, мы получили совершенно дикое письмо от Вашего агентства, что Вы вроде бы заболели, и я хочу узнать, всели в порядке. И они прислали мне другого репетитора, старуху, и у нее изо рта пахнет. И вообще она зануда, просто мука какая-то. У меня в июне выпускной по математике, может, Вы поможете мне подготовиться, хотя Ваше агентство говорит, что Вы чуть ли не умерли. Позвоните мне, ладно? Увидимся.
В тот же день Ной встретился с Кэмерон. 80 тысяч доктора Тейер по-прежнему лежали на его счете, только вот воспользоваться ими он никак не решался, счета у него были просрочены, а живые деньги он мог получать только от занятий. К тому же ему хотелось увидеть Кэмерон. Узнав, что он и не думал болеть, она удивилась.
– Вот, посмотрите. – Она протянула ему полученное от агентства письмо:
К сожалению, по причинам, от нас не зависящим, Ной больше не сможет исполнять свои обязанности репетитора. На период его отсутствия мы с радостью подберем для вас другую кандидатуру.
Период отсутствия? Что за бред? Словно он лейкемией заболел.
– Похоже, они считают, что увольнение репетитора не слишком благоприятствует имиджу агентства.
– Но почему они это сделали? Ведь вы такой классный репетитор!
Кэмерон всегда отличалась переменчивым настроением и не стеснялась экспансивно выражать свои чувства – как и полагалось звезде школьного театра. Сегодня она была искренняя и присмиревшая.
– Вы, ребята, распсиховались, один другого растравили, – проговорил Ной, – вот так оно и получилось. Да и скрытые мотивы этого дела были мне не вполне ясны.
– Мотивы. Да, побудительные причины, я помню. Простите, что я тоже распсиховалась. Мы все из-за этой фигни на ушах ходим. А тут еще мама Дилана позвонила, интересовалась, как нам с вами заниматься – нравится? Короче, мы задергались. Похоже, мы на вас всех собак навесили.
– Вам звонила доктор Тейер?
Кэмерон кивнула:
– – Да, моей маме. И если вы хотите, я напишу письмо и скажу, что все мои друзья считают, что вы классный репетитор, и нам плевать, что вы на самом деле думаете, что репетиторство – это дерьмо, потому что на самом деле мы тоже так думаем. Как думаете, поможет? Определенно нет. И я не думаю, что хочу эту работу, ну ее. Так мне лучше живется.
– Значит, я вроде как ваша последняя ученица?
– Вот именно.
Кэмерон откинулась на спинку стула.
– Ух ты! Здорово. Постараюсь, чтобы вы были мной довольны.
Ной пожал плечами:
– Главное, будь сама собой довольна. Я и так доволен. Ты умница.
Кэмерон застенчиво улыбнулась, уставившись на разбросанные по полированной столешнице хлебные крошки.
– Кстати, – сказал Ной, – ты слышала что-нибудь о детях Тейеров.
– О Дилане Тейере? Нет, я о нем понятия не имею. Он вроде как исчез с экрана радара, с ребятами из школы больше не общается.
– А что Таскани?
– Эта его злючка сестра? Нет, я о ней не слыхала. Тоже куда-то провалилась.
Они повторили субъектно-глагольное согласование и синтаксический параллелизм. Кэмерон ждали на занятиях в хоре а капелла, так что закончили они рано. Когда Кэмерон открыла свою огромную сумку, Ной заметил, как внутри сверкнула глянцевая бумага. Ему показалось, что он узнал журнал.
– Эй, – сказал он, – это у тебя что ?
– Это? – Кэмерон вынула журнал. – Журнальчик, распространяют у нас в школе. Неплохой. Все берут. Похоже, что делает кто-то из наших.
– Можно взглянуть?
На обложке журнала «Это все – ты» был любительский снимок: одно из деревьев Сентрал-парка на фоне абриса зданий Пятой авеню. Ной раскрыл оглавление. На этот раз только две статьи были подписаны именем Таскани Тейер.
1. Бурные реки и буйные головы: спорт вне спортзала: получай удовольствие – с. 5.
2. Поступление: выбираем школу – с. 24.
Ной раскрыл вторую статью. Там была фотография Таскани: в облегающей маечке и очках в оправе со стразами она сидела в библиотеке, склонившись над книгой, которую, вполне возможно, держала вверх ногами. Внизу была пометка: со следующей осени автор статьи будет учиться в Хэмпширской академии.
Она это сделала. Она поступила.
***
Директор Гарлемского театра танца назначил Ною встречу в офисе благотворительного фонда в центре города. Ной повернул за угол и замедлил шаг: он уже был здесь прежде. Окинув взглядом улицу, он приметил витой бархатный канат. Офис находился в одном квартале от «Пангеи».
Возле двери «Пангеи» Ной замедлил шаг. Он вспомнил волнующую суету той ночи, когда он приезжал сюда. Сейчас в руках у него был блокнот, а на гладко причесанных волосах – мягкая шляпа. И, как когда-то в начальной школе, Ной ощутил себя не умеющим ладить со сверстниками не по годам начитанным мальчиком. Он улыбнулся, увидев две ведущие в клуб двери. И снова, как и тогда, в детстве, он ощутил свою правоту; породили ее увещевания матери и восторги учителей, уверявших, что только наука помогает сделать жизнь чем-то большим, нежели обычное существование.
Но не каждый простофиля – он это знал – имеет скрытый потенциал. Искушенные ребята с Манхэттена, такие как дети Тейеров, знают это и предпочитают не рисковать – утвердиться в кругу сверстников, а потом всеми силами удерживать завоеванную популярность. Ведь, если как следует рассудить, умение нравиться важнее, чем умение анализировать сонеты или руководить общественно важным проектом. Но может статься, подумал Ной, он, человек науки, и Дилан, вечный «крутой мальчик», сумеют сосуществовать.
До него вдруг дошло, что сегодня среда, – среда, когда зажигает золотая молодежь. Может быть, Дилан сегодня приедет в «Пангею». Ной поплотнее нахлобучил шляпу и вошел в офисное здание.
***
Пришло время июньского СЭТа. Ной и Олена занимались каждое утро, а после обеда, пока Ной учил ребят из Гарлема, как сдавать СЭТ, она делала проверочную работу, и мало-помалу они подготовились. Ной отвез Олену на экзамен вместе с шестью своими учениками в фургончике театра танца и смотрел, как она входит в здание школы Горацио Манна, окруженная толпой чернокожих и латинос. Они были инородным телом, посланцами в высшие сферы, ликующие и озабоченные ожившие персонажи популярных на СЭТе текстов для чтения. Затем Ной три с половиной часа бродил вокруг школы Горацио Манна. Наконец Олена шлепнулась на сиденье фургона, немного помолчала и с опаской задала Ною несколько вопросов, касающихся трудных мест СЭТа, и победная улыбка озарила ее лицо: похоже, она с ним справилась. Всю обратную дорогу ученики Ноя обсуждали с ней трудные места. Через десять дней ей по электронной почте прислали результат: 2120.
