Православная религия протестует против самоубийства, считая, что и радость и горе даются человеку, как особая миссия. Она предназначена для решения иных, чем простые человеческие установки, задач. Никто еще не сумел подсчитать, какой баланс положительных и отрицательных эмоций составляет божественный бюджет человеческой судьбы, но ясно одно: нарушать установленные режимы жизнедеятельности мирозданья, которые лепятся из индивидуального поведения, никто не имеет право. Если заблудшая душа по собственной воле пробует вырваться из гармонии вселенских отношений, то она наказывается, а, проще говоря, возвращается к исходной точке своего развития. "Повторение – мать учения"!
Мы не знаем, в какую сторону разворачивается общая космогоническая динамика, чем и что она подпитывает своими преобразованиями. Но ясно одно, что "случайность – это всего лишь непознанная закономерность". Может быть, человеку и не дано постигнуть такие законы. Так кто же тогда позволил ему вершить самосуд над своей жизнью, принадлежащей по большому счету только Богу.
Наша национальная черта – анархизм. Явление, выросшее из крайне расшатанного генофонда. Пусть это звучит парадоксально, но даже монголы и татары, крепко напоганив в биологическом стойле славян, все же в основном сохранили целостность своего национального генофонда. Правда, может быть, это произошло потому, что они не являлись "лакомым кусочком" для других этносов. А, так называемые русские, как раз и явились на собственной земле истинными иностранцами только потому, что было много охотников их "соблезнуть".
Усилиями монархов-варягов славян перемешали и перемололи в единый многонациональный фарш, пропустив к тому же через жестокую мясорубку социальных преобразований, ничем не отличающихся от дикого варварства, бандитской разборки, тоталитарного прессинга, где человечностью, заботой о ближнем даже и не пахло. Посему самостийный уход из жизни был и остается в сознание "свободного гражданина" его единственным правом, которое он не собирается отдавать никому.
Достаточно вспомнить Брестский мир, который заключил абсолютный мировой бродяга, человек без рода и племени, с головой настолько разболтанной сочетанием не сочетаемого, что адекватный разговор с ним мог вести только очень опытный психиатр. Таким вождям ничего не стоило, например, выдвинуть ошеломляющий по своей патологической эксплозивности призыв: "Пролетарии всех стран объединяйтесь"! И это в то время, когда даже маленькие, но цивилизованные страны из последних сил отстаивали свою независимость, охраняли границы, дабы сохранить индивидуальность национального характера, свой неповторимый архетип и генофонд.
Чистяков, безусловно, был плоть от плоти человеком своего кондового этноса, то есть начиненным под завязку анархическим садизмом, не способным сберегать даже самого себя. В том и заключается внутренняя интрига современного славянина, его самоагрессия, из которых рождаются безумные поступок, сливающиеся последовательные серии. Такие поведенческие трансформации нарастают по объему и силе, как снежная лавина. А там уже и не далеко до общенационального безумного поведения, логическим финалом которого является все очищающая смерть. По такой схеме вымирают не только отдельные личности, но и погибают целые народы.
3.8
На следующий день, во второй половине, Сергеев явился в больницу прямо в административный блок. Первое, что его поразило, это новая секретарша у хозяина больницы. На табличке, прибитой на стене рядом со столом, она значилась помощником главного врача – Дурьяновой Натальей Викентьевной. Сергееву новое явление показалась существом, чем-то очень похожим на "шоколадину". От нее явно веяло особым дисциплинированным, но сладким пороком.
Сразу вспомнилась байка о том, как два старых приятеля-администратора, встретившись ненароком, обсуждали броскую секретаршу одного из них. Один все уточнял ее достоинства: как скоро печатает на машинке, владеет ли компьютером, знает ли иностранные языки? Другой самодовольно подтверждал высокое качество выполнения таких редких функций. Но когда был задан последний наводящий вопрос: "Одевается хорошо"?! Барин несколько поморщился и выдавил сокрушенно: "Единственный ее недостаток – одевается очень медленно"!
Сергеев сходу прилепил к новой секретарше многозначительные кликухи – "шоколадина" и "Натаха". Фигурой она походила на симпатичного пингвинчика, но не того, который "робко прячет тело жирное в утесы", а того, который именно своим строением возбуждает фантазию, соблазняя случайного зрителя на броские шалости.
Сергеев, как истинный холостяк, вечно пропускал приличные сроки бритья, таскал затертые джинсы, смотрел на молодых женщин также внимательно и плотоядно, как вахлак, только что вылезший из парилки и увидевший огромную кружку холодного пива. Ничего удивительного, – Натаха приняла профессора за слесаря-сантехника или бомжа-бродягу, случайно забредшего в больничку: может хотел подхарчиться или спереть, что плохо лежит? Когда он обратился к не с вопросом о приеме у главного врача, она, полоснув его тренированным режуще-черным взглядом, почти что грозно, по-милицейски, потребовала:
– Представьтесь, пожалуйста, кто вы? По какому вопросу к главному врачу?
Чувствовалось, что в лице этой властной ведьмочки главный врач, действительно, приобрел истинного помощника, способного самостоятельно вершить ответственные, государственные дела. Сергеев, разыгрывая некую вялость мысли и оскудение реакций, назвал свою фамилию, имя, отчество, должность, возраст и, на всякий случай, пол. Потом, сделал еще ряд пояснений:
– Я сегодня приехал из командировки, – мямлил он, заметно растягивая слова, – мне бы хотелось переговорить с высшим руководством о дальнейшей работе.
К месту сказать, Натаха врубилась сразу (кто-то, вероятно, давал уже ей вводную по персоналиям). Она, видимо, наконец-то поняла юмор и направление розыгрыша, но выдерживала марку. Похоже, пингвинчик обладал хорошей памятью, бойкостью, сообразительностью с намеком на самокритичность, – весьма редкое дарование для женщины. Пожалуй, только кошки, ежи и мангусты обладают такими способностями.
Сексуальные дарования пока у шоколадки проявились только в абортивной форме – глаза были блядские! Но это еще ни о чем не говорит: зеленоватый цвет всегда путает карты. Вот, например, корова на лугу – она тоже казалась Сергееву зеленоватой, но он же не испытывал к ней влечения – упаси Бог! Сергеев, как дальтоник, в таких случаях часто путался и нет-нет да и заплывал за буи! Но только в своей акватории.
Прогресс в отношениях начал потихоньку намечаться: с лица помощницы исчезла прокурорская суровость, она снова превратилась в молодую, миловидную женщину. Сергеев в восторге от тишины и соседства с холеной феей решительно свалился на мягкий кожаный диван и погрузился в ученые размышлизмы. На этом диване ему всегда хорошо думалось.
Почему-то исследования у Сергеева начинались со старых анекдотов. По случаю или без него, но вспомнилось: один молодой человек приехал в Сочи в курортный сезон; вечером отправился на танцы; познакомился с приятной особой, с которой успешно и переспал. На утро в фойе местного кинотеатра он узрел свою пассию и бросился к ней с излиянием восторгов, как к старой знакомой. Та остановила его недоумением и вопросом: "Разве мы с вами знакомы"? И, когда по простоте душевной молодой человек прибегнул к вескому, по его мнению, аргументу – "Но мы же с вами переспали"?! Она ответила ему, называя вещи своими именами, открытым текстом: "Секс – это не повод для знакомства"!
Сергеев еще раз взглянул на шоколадину и подумал: "Есть повод или нет? – вот в чем вопрос"! Но та с таким восторгом хваталась за "мобильник" и все куда-то названивала, транжиря государственные средства, что невольно создавалось впечатление: она извлекала из телефона вовсе не информацию, а сперму, – иначе чего так беситься?
Тут же вспомнился другой анекдот: была принята на работу секретаршей к директору завода женщина средних лет по странному объявлению, – "Требуется секретарша, но с ножницами". Сгорая от любопытства, на четвертый день успешной работы новая секретарша решила уточнить у самого директора "изюминку", "клубничку" событий. Ясно, что "кощей был спрятан в шкафу"! Директор несколько смутился, но откровенно пояснил: у него оторвалась пуговица на гульфике; прежняя секретарша заметила конфуз и быстренько пришила пуговку; но не было ножниц, чтобы отрезать нитку; когда она, наклонившись и припав к гульфику, перекусывала нить, вошел без стука секретарь парткома. Остолбенев ненадолго, партайгеносса устроил страшный скандал по поводу половой распущенности директора и секретарши. Бедную женщину уволили, директора временно оставили, – вот теперь он реабилитируется самым железным образом!
