Да, Дима, знаю, знаю… Нужно было пойти потусоваться, с кем-нибудь там в клубе познакомиться. Но тошно мне сейчас от тусовок! Имею право на разговоры по сути, без всяких там модных наворотов… А они, соответственно, могут отвечать, как есть, не тратя сил на церемонии.
Двое из обзвоненных не узнали, двое испугались и сослались на партнерство с Нинель, трое расплылись в комплементах, и потребовали срочной встречи. Первым поехала к одному газетчику. Он еще в прошлой моей жизни помочь с изданием сборника обещал.
— Здравствуйте, — говорю и закуриваю для уверенности. — А вы с Геннадием никаких дел не имеете? А то он на меня травлю объявил, у вас могут выйти неприятности…
— Прошли те времена, когда у меня из-за чьих-то неприязней могли выйти неприятности, детка. — отвечает газетчик и подмигивает. — Я, родная моя, так крепко сейчас стою, что тебе и не снилось даже…
Вот это я понимаю! Вот это мужик! А то, что морда лоснится, и три подбородка на пузо свисают — так это даже хорошо. Мягче спать будет.
— Ну, это все интересно, но немного не по тому профилю, — хмурится, выслушав трактат о моей ситуации, — Нам репортеры нужны, а ты все же литературщик… Хотя… И про сборник идея хорошая, и… Кстати, а что ты сегодня вечером делаешь?
А сегодня вечером я ужинаю с тобой, козел ты эдакий… И ты так победоносно не улыбайся этому, потому что разозлюсь намекам и откажусь к чертовой матери. Я с тобой не от безысходности иду, чтоб ты знал, а для развлечения… У меня таких как ты, если захочу, толпы соберутся, просто лень искать…
В общем, на милом моем согласии отужинать мы деловой разговор закончили и попрощались как старые друзья: тепло и до вечера. И, казалось, работой я теперь до конца дней своих обеспечена. Нет, может, за работу еще сражаться пришлось бы, но уж то, что обеспечена до конца дней — это факт. Этот боров давно на меня глаз положил. Чего б он иначе делал вид, что поэзией интересуется? Чего б иначе сборник издавать собирался? Из любви к искусству? Дудки! Не поверю теперь такому ни за что. И то, что непосредственно перед первой проплатой по сборнику у борова вдруг какие-то неприятности начались и он попросил «отложить дельце» — явное свидетельство лживости его намерений! Просто я тогда глупая была, на намеки не реагировала, хотела без грязи. А сейчас? И сейчас так хочу. Нет, не из-за выгоды иду — от одиночества. Ведь живой человек, понимающий, и мною искренне интересующийся. Давай, Дим, правде в глаза смотреть: немного их осталось, живых, мною действительно увлеченных…
Нет, не думай, на том я не остановилась. Пошла к одному давнему приятелю-заказчику. С ним переговорить решила, чтоб полностью день наполнить полезными происками. Посмеялись. Он теперь мебелью торгует. А я — журналист без печатного органа. Написать рекламу могу, разместить — нет. Так какой же ему смысл? За те же деньги другие и разместят и напишут и в попу поцелуют… А то, как напишут — неважно. Сейчас все это примерно на одинаковом уровне делают. Очень запомнился термин «писать на одном уровне», а в остальном — здорово пообщались, как родные. Столько лет друг друга уже знаем, что можно просто болтать, без выпендрежа, на всякие наболевшие темы жаловаться. У него дочь четырех лет в музыкальную школу попасть не может. Потому что школа элитная, и туда, оказывается, еще пять лет назад в очередь надо было становиться, чтоб через год в первый класс пойти. А он и не женился еще, пять лет назад! Вот весело!
Не пошла я к борову, Дим. Не смогла… Нет, не от брезгливости. Просто отпало всякое желание. Знаешь, коли есть еще дружественные личности — ну, вроде того приятеля-заказчика — то лучше, пока сама про себя что-нибудь не узнаю, на их мнение обо мне опираться. А считают меня нормальным, порядочным человеком, который и без всяких покровителей способен в случае чего город вверх тормашками перевернуть, найти все, что там есть, и даже больше… И как ни сопротивляюсь, мол, я раньше такой была, а сейчас выдохлась совсем, они меня уверяют, будто это временный период, который вот-вот окончится. Так что, раз своего мнения на этот счет не имею и запуталась, лучше буду прогнозам непредвзятых приятелей доверять, чем с охмуренными боровами любовь крутить… Не пошла еще и потому, что сил вдруг не стало совсем. А Боров звонит так напористо:
— Фонарь, — говорит, — Выставляете?
— Ага, — отвечаю. — Не нарочно я! Была на собеседовании, выдохлась…
— На каком собеседовании, если я вас с руками, с ногами беру?
— В том-то и дело. А я контору нашла, где только с руками и с головой… Туда и устроюсь. Я, пока общалась с ними, всякую жизнерадостность растеряла, и никуда идти не хочу сегодня. Созвонимся где-то через недельку, а то у меня геморрой с концертами. В буквальном смысле…
В общем, обидела человека… А про собеседование, Дим, я не врала. Правда была. По объявлению. Сейчас опишу, если ты еще читать не устал…
Вырулила я, значит, из подворотни приятеля. Вывеску «Салон стильно мебели» за спиной оставила вместе с приятной байкой о том, как они участвовали как-то в одной выставке на Украине и их там окрестили по-местному: «Салон мебли», а буква «м» в самый разгар выставки возьми, да отвались, и такой аншлаг был, такой ажиотаж, на всех местных каналах только этот стенд и показывали…
Иду, похихикиваю собственным мыслям, с тобой, Димочка, из последних сил пытаюсь не общаться, а то ведь за сумасшедшую примут, а я с Боровом уже решила никуда не идти, значит, никто меня не вызволит. Иду, и тут вижу — на столбе одинокое объявление: «журналу с романтической тематикой требуются журналисты лирической направленности». Нет, Дим, ты такое себе можешь представить? Ясное дело, любопытство победило усталость, и я пошла. Тем паче, что адрес всего на цифру отличался от адреса моих мебельщиков. А дальше… И смех, и грех, и кукареку!
Помнишь, как Карпик девочек в «Женских Факах» гонял? То же самое здесь, только гоняет — громадных размеров тетка в строгом костюмчике, застегнутом на все пуговицы, и сковывающем, наподобие доспеха. Все проходящие собеседования — молоденькие, перепуганные девочки… Двоих я у Карпуши видела.
— Вы на собеседование? — сестра-близнец первой тетки восседает, как вахтерша, за столиком, боком стоящим к двери.
— Я узнать насчет работы, — говорю. — Для чего требуются журналисты? Что за издание?
— Вот! — тетка зачем-то принялась привлекать ко мне всеобщее внимание. — О чем я и говорила! — Обращалась она совсем не ко мне, а к сестре и даме степенного вида, выглянувшей на крик из кабинета, что располагался прямо внутри комнаты с собеседованием. Кабинет этот — одно из двух — мог быть или туалетом, или комнатой главного редактора — другие помещения обычно посреди комнаты перегородками не обносят. Дама перепуганной не выглядела, и выходить из кабинета не собиралась, поэтому я мысленно окрестила ее редактриссой.
— Что случилось, Эмма Вадимовна? — поинтересовалась редактрисса, несмотря на солидный возраст, обнаружив очень приятную улыбку и подвижные, живые глаза.
— Я предупреждала, что объявление давать нельзя! Тут же конкуренты набегут любопытные!!! Весь город теперь будет знать, что мы делаем журнал!
Оказалось, Эмма Вадимовна заходила когда-то к нашему Вредактору и запомнила мою фотографию на стенде работников. Почему? Да потому что Эмма Вадимовна всегда все запоминает, у нее такая работа… Естественно, кем именно она здесь работает, мне никто не сообщил. Минут пятнадцать ушло на то, чтоб убедить присутствующих в моей честности, и донести, что я и впрямь ищу работу, а вовсе не пытаюсь выведать секреты застегнутых на все пуговицы сестер Вадимовных.
— Давайте поговорим. — предложила Редактрисса, выслушав объяснения, и пригласила меня в кабинет. — Объявите пока девочкам перерыв…
За спиной послышалась тяжелая одышка обеих Вадимовнных и недовольный ропот испытуемых:
— Вечно она пролазит к начальству. Блатата какая-то!
Формулировка эта меня страшно рассмешила, и мы с Редактриссой, еще какое-то время тихонечко похихикивали на эту тему.
— Понятие «опыт» в их сознании пока заменено словом «блат», — посерьезнев, резюмировала Редактрисса. — Вообще-то мы планировали набрать коллектив начинающих. Ну, знаете, чтоб обучать с чистого листа…
Она выжидательно замолчала, ожидая опровержений. Улыбалась официально, но очень мило, и даже кофе собственноручно принялась накладывать: малюсенькую коричневую горку с кончика ложки ссыпала в чашку. Это не из жадности — от перестраховки. Узнаю породу стареющих московских красавиц. Пить кофе вредно, но принято, поэтому они находят вежливый компромисс между ритуалами и заботами о себе…
— Но с белым листом сходу кашу не сваришь. Чтоб сварить, как известно, нужен хороший наваристый топор… — Редактрисса была страшно скована в разговоре. — Оттого мы дали объявление… Девочки, — обратилась она вдруг к теткам, — Продолжите мысль…
