- Не знаю. Наверное, потому что читать модно.
- Модно? Ты уверен? По-моему, модно одеваться как сумасшедший и дрочить, но только не читать.
- Может быть. Однако цифры на ценниках от этого не становятся меньше.
- Литература мертва. Остался один лишь бизнес.
- Торговля мертвым. Похоронный бизнес?
- Вроде того.
Наверное, он прав. Мертвые слова дорого стоят. Потому что их говорят мертвые для мертвых. Хипстеры в огромных очках охотно покупают Селлинджера и Буковски, студенты, питающиеся лапшой быстрого приготовления, святым духом, портвейном и прочими магическими сущностями, берут Блаватскую и Кастанеду.
- Пойдем отсюда.
- Пойдем.
В небольшом зале с белыми стенами в углу стоит стул, на стуле лежат наушники. Рядом со стулом к стене прикреплена уже знакомая мне табличка с пояснительным текстом. По замыслу автора этого арт-объекта любой желающий может сесть на стул, одеть наушники и послушать космическую музыку. Олег спешит первым поучаствовать в этом аттракционе.
Я смотрю, как он водружает свое тело на стул, натягивает на голову наушники. Отстраненно смотрит мимо меня, слушает музыку. Потом снимает наушники.
- Фуфло какое-то, а не музыка! Ничего космического.
- Может быть, имелось в виду, что ты должен услышать музыку собственного микрокосма?
- Тогда я услышал пердеж обожравшегося гамбургеров яппи.
- Бывает.
Олег смотрит по сторонам. Кроме нас в этом зале сейчас никого. Наушники вставлены в разъем в стене, что-то вроде розетки. Он отсоединяет их от разъема.
- Это же кража! – говорю я ему.
- Нет, друг мой, это искусство! А теперь быстро покидаем помещение!
Уходим. Олег уносит с собой трофей. Формально это кража, но спорить с Олегом, втолковывать ему что-то, нет желания, он – взрослый человек, сам знает, что делает. Он спешит пояснить:
- Я лишаю их этой ужасной музыки, а, значит, творю благо!
Как тут спорить? Мы покидаем галерею, спускаемся по лестнице, выложенной кафелем, выходим на фабричный двор.
- Короткое свидание с искусством…
- Да? Я думал, это путешествие в сумасшедший дом.
Минуем турникеты, и мы снова на проспекте.
- Кстати, тут по совместительству находится бизнес-центр, - Олег поясняет, - в смысле это же территория бывшей фабрики, часть цехов теперь – бизнес-центр, часть – лофт…
- Ничего удивительного.
- Давай еще по пиву?
Он тащит украденные наушники с собой. Нелепая картина: долговязый взъерошенный тип с наушниками. Он машет руками как мельница, проходящие мимо нас люди беспокойно оглядываются. Я решаю, что еще одна бутылка пива, и я – домой.
Пиво пьем в арке жилого дома, ведущей в двор-колодец. На стенах сырые потеки и ржавчина: кровь старого города, полного коммуналок и глухих дворов с окнами, упирающимися в другие окна. Куда-то тянутся серые мотки проводов.
- Выставка – так себе, - говорит Олег.
Тоже мне искусствовед. У меня по этому поводу вообще никаких эмоций нет. Конечно, выставка меня нисколько не впечатлила. Но, с другой стороны, я прекрасно понимаю, что современное искусство – такой же товар, как, допустим, одежда или продукты питания, и у меня нет ни желания, ни достаточных на то оснований, чтобы сравнивать друг с другом разные товары. Посмотрел и забыл.
- Если хочешь посмотреть настоящее искусство, тебе надо в Русский музей или Эрмитаж…
- Я там был. Там мертвое искусство.
- А тут живое?
- И тут мертвое. Мертвое, похороненное, а затем в довесок еще и эксгумированное.
Мир мертвых. Мы населяем его без права на жизнь живых.
- Тогда зачем вообще ходить на выставки?
- А незачем. Просто так.
- Просто так?
- Именно. В этом мире все просто так. Никакого смысла.
Я с ним согласен. Получается, что все наши поступки бессмысленны. Эта простая мысль снова и снова посещает меня, и я снова и снова констатирую тот факт, что это единственно верная мысль. И все-таки зачем-то мы все это делаем?
- Хочешь сказать, лучше бы я дома сидел, чем тратил время на этот бессмысленный поход?
- Черт его знает. Может, и так.
- Тогда я пойду…
- Ну, пиво-то со мной допей… Пожалуйста!..
В мире тотальной бессмысленности мы больше всего боимся одиночества. Остаться один на один с этим пустым мертвым миром – это хуже смерти. Потому что в смерти ты теряешь лишь жизнь – не больше того. В пустоте же ты теряешь все – даже свою смерть.
- Хорошо. Только скажи мне, зачем ты наушники спер?
- Чисто из практических целей. Наушники-то хорошие, а используют их в каком-то второсортном аттракционе. Лучше я посредством их теперь буду музыку слушать.
- А такими сакраментальными вещами объяснял свои вполне себе меркантильные интересы…
- Это для красивого слова, не более того…
Не более того… Вот именно. Все вокруг, включая и выставку и лофт, в котором она проводилась, и – если брать шире – весь этот город, и мир – для красивого слова и не более… Это неизменный закон жизни в мире победившего постмодернизма.
- Как-то все это грустно…
- Возможно. Все слишком мелко и предсказуемо – ты это имеешь в виду?
- И это тоже. Во всем угадываются утилитарные цели и точный расчет.
- По мере своего развития объективная реальность утрачивает фантазию, теряя и способность разнообразить саму себя.
- Поэтому мне очень хочется домой…
Пиво допито, мы прощаемся. Олег идет гулять по городу дальше, я спешу к станции метрополитена. На всякий случай я предостерегаю его от дальнейшего употребления алкоголя, намекая на то, что это может привести к плачевным последствиям, хотя прекрасно знаю – и это знает и сам Олег – что такие предостережения никогда никого не удержат, а предсказуемые последствия неминуемо замаячат перед самым носом и будут маячить до тех пор, пока не воплотятся наяву.
Спускаясь на эскалаторе, я думаю о пустоте. Пустота поглощает мир. Наполняет его отсутствием смысла. Воспроизводит бессмысленные события, создает иллюзорные и, в общем-то, никчемные цели. Пустота убила искусство, пустота подменила собой реальность. И мы – лишь куклы, подвешенные на нитях собственных нервов в этой Пустоте.
Пустота мертворожденных идей. Пустота безыдейной обыденности. Песок на ступенях, образующий маленькие вихри под натиском ветра. Пустота внешнего мира, медленно становящаяся пустотой внутренней. Тонущий в мареве горизонт, погружающееся в море крови кровавое же солнце. Внутренняя пустота, постулирующая пустоту внешнюю.
- Ты далеко зашел…
- Да, и я не собираюсь останавливаться.
- Посмотрим.
Жрец-хранитель стоит на ступенях, загораживая собой проход внутрь Зиккурата. Не все так просто, даже уготованные тебе дары не даются в руки сами собой.
- Тебе предстоит испытание, если хочешь идти дальше.
- Какое?
- Испытание Пустотой.
- И в чем оно заключается?..
Ответа не будет, не жди. Пустота не порождает ответов, лишь забирает и поглощает их. Впрочем, закономерно в Пустоте ты не услышишь и вопросов. Жрец-хранитель исчезает, а вслед за ним исчезает и Зиккурат, и алая каша горизонта, и светило, и город, застывший внизу, и моя тень, и, кажется, я сам растворяюсь в пространстве, чтобы навеки стать ничем – Пустотой, растворяющей время и пространство.
В Пустоте ничего нет – кажется, это простая и понятная мысль. И, тем не менее, Пустота сложна по своей структуре. Она воплощает в себе отсутствие тел, идей, вещей и энергии. Она подразумевает отсутствие великого множества – и это множество приходится держать в голове, чтобы не сойти с ума.
В Пустоте я осознаю, что мой побег или мой поход – как разница? – напрочь лишен какого-либо смысла. Ведь бежать не от чего и идти некуда. Все мои цели и мотивации – плод моего же воображения. На самом деле ничего этого нет. Ни эпидемии, ни Зиккурата, ни загадок, ни разгадок. Есть Пустота, в которой какой-то ее наделенный сознанием кусок, ее искрящаяся частица внезапно осознала себя чем-то большим, чем просто частица и придумала структуру и задала свое место в ней. Создала антураж и привязки. Написала сценарий, и теперь действие за действием, акт за актом разыгрывает его.
И тогда тебе незачем куда-то бежать. Проникать вглубь лабиринта. Распутывать клубок. Потому что все это – лишь перверсии Пустоты. И ничего этого нет на самом деле.
- И тем не менее…
- Что?
- Если я мыслю, если я осознаю себя, значит, я уже отличим от Пустоты, значит, я могу материализоваться…
- И что?
- Будучи материальным, я могу создавать нематериальное, например, иллюзии…
- Иллюзии – это вариации Пустоты.
- Именно.
Мы далеки от своих идеалов. Или наши идеалы далеки от нас. Мы создаем призраки, иллюзии, чтобы слиться с Пустотой. Но сливаясь с ней, мы испытываем Страх, потому что такое слияние чревато для нас развоплощением. Потерей ориентиров. Духовным распадом.
