Она осталась у вас в номере. Вам захотелось побыть кошечкой-с… И вы в таком виде перебежали сюда. Вот-с… – Он указал пальцем на угол ковра, изодранный в клочья. – Это вы изволили потоптаться…
Почему дверь заперта?
Как можно-с? Это я запер. Ведь мы с вами…
Открой! – властным тоном приказала Анна.
Леймон полез в шкаф, достал оттуда брюки и извлек из их карманов два ключа с деревянными брелоками-бирками. Один из них он вставил в замок и провернул два раза.
Второй мой? – спросила она.
Да, моя королева. – Он протянул ей ключ на раскрытой ладони.
Анна спрыгнула с кровати и, схватив левой рукой ключ, правой влепила ему прямо в нос, вложив в удар всю свою силу и злость, от чего австралийский физик свалился на пол и ударился головой о дверь ванной.
Чертов ублюдок! – грозно проорала ему Анна. – Не смей больше попадаться мне на глаза! Убью! – Открыв дверь, она выскочила в коридор и с треском захлопнула ее за собой.
Эпизод 19. Сосо. Москва. 1949
Часовая стрелка замерзла на одиннадцати, а минутная – не дойдя чуть-чуть до цифры «двенадцать» и, если бы не секундная стрелка, с еле слышным грустным звоном тлим-бом, тлим-бом отсчитывающая мгновения, можно было бы подумать, что жизнь остановилась, оледенела в этой годами не меняющейся большой, вытянутой в одну сторону комнате.
«Почти одиннадцать. Рано сегодня закончили». – Сосо захлопнул серебряную крышку часов-луковицы и, подняв клапан, спрятал их в нагрудный карман. Минут пять назад он закончил совещание и отпустил людей. Неприятно пораженные и напуганные тем, что он сегодня никого не пригласил на обед, они нерешительно топтались у выхода, церемонно пропуская друг друга и, видимо, все же ожидая услышать от него в последний момент: «А вас, товарищ такой-то и такой-то, приглашаю остаться пообедать». Но никаких предложений не последовало. Сосо усмехнулся в поредевшие сивые усы. «Пусть помучаются, потрясутся от страха, погадают – что бы это значило?»
Ему предстояло сделать один, всего-навсего один телефонный звонок, и он предпочитал, чтобы об этом звонке никто не знал. Да и вообще… Видеть сегодня он больше уже никого не желал. Он долго ждал этой минуты, когда все запланированные на сегодня дела будут переделаны, и он наконец-то останется один и сможет в тишине и спокойствии все обдумать.
Дело в том, что сегодня к нему опять заявился Пантелеймон. Как обычно, чертов мингрел появился в предрассветное время, когда Сосо по своей привычке уже начинал засыпать чутким старческим сном, когда сон и явь начинают сливаться воедино, а трезвые мысли бодрствующего ума мешаются со сновидениями. «Гаер, шут гороховый! – возмутился Сосо, вспомнив о нежданном госте. – Уж сколько раз было ему говорено, этому рыжему паяцу, чтобы являлся нормально, как все люди. Нет… Никак он не может оставить этого своего пристрастия к дешевым эффектам. Это его стремление окружить себя неким мистическим ореолом… Хотя, если разобраться, то что ж ему еще остается? – Сморщившись, как от кислого, Сосо покрутил головой. – Ведь он же бездельник и хвастун. Ничтожество… Ничего ему поручить нельзя… Все через пень колоду сделает. – Если бы это было возможно, Сосо давно бы уже включил рыжего проходимца в один из списков. Но нельзя… Не в его это воле. – Ничего в этой жизни мне легко не давалось, – посетовал Сосо. – Товарищи по борьбе – фаты, кривляки, пустопорожние болтуны. Ну, ладно. Это даже к лучшему. С такими было проще разобраться. Нынешние, сам подбирал – все, как один, трусы и ничтожества. Двух слов в простоте душевной сказать не с кем. Только и знают, что в рот заглядывать да поддакивать. – Сосо вдруг почувствовал иррациональную тоску по первым военным годам, когда кое-кто из военных и инженеров здесь, в этом кабинете, твердо отстаивал свое мнение и даже осмеливался спорить с ним. – И даже черт достался какой-то… Одно слово, мингрел. За избранничество и то пришлось бороться. – Сосо скептически хмыкнул. – Ошиблись они, видите ли… Трое избранников…»
Сосо нажал кнопку и тут же в образовавшейся дверной щели появилась простецкая мордаха секретаря.
Саша, соедини с Рубинчиком, – приказал Сосо.
Вообще-то, Пантелеймон старался лишний раз не посещать Сосо, уж больно тот бесцеремонно с ним обходился, норовя каждый раз нагрузить каким-либо поручением. Но в этот раз, видимо, увильнуть от встречи было никак нельзя.
Пативцемуло Сосо, – начал свою речь рыжий клоун, нимало не постаревший с их первой встречи. – Имею честь довести до вашего сведения, что в славном городе Сталинграде некто Рубинчик поднял со дна Волги пароход «Святая Анна», который вы в свое время переименовали в «Товарищ П». – «П» у него прозвучало, как п-р-с-с, при этом губы он вытянул дудочкой, скривив рожу так, как будто кто-то осенил его крестным знамением.
Ну и что? – хриплым голосом поинтересовался Сосо, пытаясь отогнать от себя навалившуюся сонливость. – Наверное, человек хочет привести его в порядок и к моему юбилею организовать там музей. Похвальное стремление. Не беспокойся, я знаю Рубинчика. Он хороший парень, даром что еврей. Э-эх, – мечтательно вздохнул он. – Замечательное было время… Задали мы тогда перцу казачишкам. А что ты беспокоишься?
Как что? Как что? – забегал по маленькой спаленке Пантелеймон. – Вы забыли? Ведь там хранится наш контракт…
Уф-ф, – фыркнул Сосо. – Подумаешь, контракт… Через пять лет я тебе всю Землю отдам… А ты – контракт… Новую войну готовлю, последнюю войну. Скоро, совсем скоро. И тогда душ у тебя этих будет… Все твои будут.
Ну, не знаю, не знаю. – Рыжий ехидно заулыбался. Даже в полутьме спальни Сосо разглядел эту мерзкую улыбочку. Такой она была отвратительной, такой издевательской. – Перед прошлой войной вы мне тоже, помнится, обещали, что она будет последней. «Ты только помоги Адольфа обмануть, Пантелеймон», – подделываясь под голос Сосо, собезьянничал он.
Тяжелой, свинцовой волной гнев ударил ему в голову, заставив схватить с полу свой мягкий кавказский сапог и швырнуть его в Пантелеймона. Тот с трудом, но увернулся. «Старый становлюсь, слабый, – подумал Сосо. – Раньше этот бездельник не посмел бы так себя вести. Наверное, «друзья-соратники» тоже так думают…»
Ладно. Сядь на стул. Да не трону я тебя, – попытался успокоить он Пантелеймона. – Не бегай по комнате. В глазах рябит…
Пантелеймон плюхнулся на стул, бесцеремонно вытянув вперед ноги и скрестив на груди руки.
Нет, ну вы сами посудите, уважаемый Сосо, – начал рыжий наглец, – какой мне прок в этой вашей войне? Вот, в прошлый раз, например. Готовились, готовились, а взяли всего-навсего Берлин. А то русские до вас Берлина не брали… Брали-с. И неоднократно. И без такого надрыва, как у вас. А то, что же это такое? Десятки миллионов загубленных душ, и все мимо меня! То невинно убиенные, то в боях за Родину… Нет, ну мне-то какой в этом прок?
Молчи, дурак! – рявкнул Сосо. – Для кого стараюсь? Для тебя же и стараюсь, чтобы зону действия нашего с тобой контракта расширить. Пол-Европы уже твои. Я там немножко поработаю… Ты знаешь, как я умею работать… – Он строго глянул на Пантелеймона. – И там будет то же, что здесь. На веки вечные.
На губах Пантелеймона опять появилась эдакая глумливая улыбочка. «Жаль, не взял с собой. – Сосо вспомнил о небольшой плоской серебряной коробочке, которую он держал в ящике своего рабочего стола. – Но разве угадаешь, когда появится этот наглец? Надо с собой носить, положить в нагрудный карман и всегда иметь с собой. Пора проучить этого зарвавшегося типа. – В сорок шестом его патриарх ездил в Грецию, на Афон. Привез оттуда чудотворные мощи – указующий перст евангелиста Матфея, и преподнес его в дар ему, Сосо. – Очень даже эффектно получится». – Сосо заулыбался, как наяву, представив, как начнет корчить и корежить эту наглую харю, когда он засунет ему за пазуху серебряную коробочку с мощами.
Смешно-с, право слово. Смешно-с, когда смертный берется рассуждать о вечности. – Пантелеймон, казалось, позабыл, что он сюда пришел как проситель.
Так говоришь, Рубинчик пароход поднял? – Сосо решил вернуть собеседника на грешную землю. – Так чего же ты всполошился? Помнится, сам меня уверял, что беспокоиться нечего, что никто до контракта добраться не может…
Развязность с Пантелеймона как волной смыло, он снова вскочил на ноги.
Как же… Как же… Пусть все-таки на дне… На дне как-то поспокойнее, – затараторил он.
А что же ты сам? Не можешь решить вопрос с Рубинчиком? – Сосо почувствовал удовлетворение оттого, что так легко и вовремя напомнил наглецу кто есть кто. – Меня просишь?
Да, да… – Как китайский болванчик закивал рыжей головой Пантелеймон.
А говоришь – вечность… – Сосо хмыкнул и, довольный собой, разгладил усы большим пальцем правой руки. Кряхтя (не дал поспать, подлец), сел в кровати, приказал: – Подай трубку. – Пантелеймон с резвостью вышколенного лакея бросился к столу, где лежала заранее набитая трубка, подал ее Сосо. Тот долго и тщательно раскуривал ее, совершенно позабыв о присутствии гостя. Наконец он выдохнул плотный клуб дыма, вынул трубку изо рта и, прищурившись, сказал: – Говоришь – вечность… Сядь. – Сосо указал собеседнику черенком трубки на стул. – Вы, конечно, вечные. Никто не спорит. Но что бы вы без нас, избранников, делали? А? – Он строго глянул на Пантелеймона. – Так… Кусочничали бы по мелочам. – Сосо глянул на пол. Там сиротливо лежал один сапог. Второй он зашвырнул в другой конец комнаты, пытаясь попасть в Пантелеймона (домашних тапок Сосо не признавал). Можно было, конечно, надеть теплые вязанные носки (чай, не мальчик, ноги-то мерзнут), но представив, как по-старчески неуклюже он будет одеваться на глазах у гостя, Сосо отказался от этой затеи. Ему очень захотелось прогуляться по спальне с трубкой в руке. Так лучше думалось. Сосо поднялся с кровати и босой, в простом солдатском белье, посасывая трубку, отправился в прогулку по комнате, держась за спиной сидящего на стуле гостя. Длинные бязевые завязки на его кальсонах распустились и теперь волочились за ним по ковру. – Мне здесь недолго осталось. Лет пять на подготовку уйдет… Годик-полтора-два – война. Еще годика два-три, чтобы после войны все правильно обустроить. А там можно уже и к вам перебираться. А, Пантелеймон? – Пантелеймон попытался вскочить со стула, мгновенно, как новобранец, реагируя на свое имя, но Сосо удержал его, положив на плечо руку с зажатой в кулаке трубкой. – Сиди… Сиди пока. – Он снова отправился в прогулку по комнате. – Ты думаешь, мне зачем новая мировая война нужна? А?
