Али задумался.
— Ладно, — наконец произнес он. На данном этапе он не видел других вариантов.
Неужели все сложилось как надо? Ефиму даже поверить в это было непросто. И он на всякий случай еще раз спросил:
— А ты-то сможешь в него не выстрелить, когда увидишь?
— Попробую, — снова улыбнулся Али.
«Какая же у него неприятная улыбка!»
— Попробуй, это важно, — согласился Береславский. И достал из внутреннего кармана то, что Скрепов счел пивной банкой.
Али узнал ее сразу — сам же и дал.
Ефим сжал гранату правой рукой, левой — разогнул усы и, дернув кольцо, выдернул чеку. Отдал ее Али.
Тот спокойно взял кольцо с проволочками и положил в карман.
Теперь жало ударника отделял от капсюля только сжатый ладонью Береславского спусковой рычаг. Расслабься рука — пружина бросит вперед ударник, загорится пиросостав замедлителя — и, очень скоро, взрыв.
— Твоя страховка? — то ли спросил, то ли просто сказал горец.
— Ага, — подтвердил Береславский. — Либо все в деньгах, либо все в гробах.
Они подошли к кабинетику, и, казалось бы, успокоившееся сердце Ефима снова заколотилось. Теперь на него будут смотреть уже два ствола. Плюс еще одна неприятная штука. Он на миг представил себе, как эта зеленая дрянь выскальзывает из его вспотевшей ладони…
Сколько им останется жить после этого — три, четыре секунды?
Ефим зашел внутрь первым.
— Он не выстрелит, — с порога сказал посеревшему Скреперу. — И ты воздержись, пожалуйста.
Затем пропустил чеченца. Тот сел напротив Скрепова, сверля своего врага ненавидящим взглядом. У обоих — рука в кармане.
— Пожалуйста, спокойнее, господа, — еще раз мягко напомнил Береславский. — Мы же все в одной лодке. Руки на стол, пожалуйста.
Соперники не двинулись.
Тогда Ефим положил на стол свою руку. С гранатой «РГД-5».
— Чека у Али, — бесцветно сказал он. — Руки на стол, пожалуйста.
Теперь на столе было аж четыре руки: одна, мощная, — Скрепера, две худые и желтые — Али, и потная, подрагивающая — профессорская.
— Ее бы в стакан, — посоветовал опытный Али. — Не приведи Аллах, выскользнет.
— Не выскользнет, — заверил Ефим и убрал руку со стола.
— Что дальше? — спросил Скрепер. Про себя он решил, что чем бы сегодняшний дележ ни кончился, профессора он завалит. Никогда в жизни ему не было так паскудно, даже в тюрьме у Гнедышева. За это и завалить-то мало, надо что-то дополнительное придумать. Но это — потом. Сейчас задача другая: выжить и деньги получить.
— Дальше нам принесут деньги, — объяснил Ефим. — Я возьму три пачки и уйду. Если вы не возражаете.
— С-сука, — свистящим шепотом прокомментировал Скрепов.
— Неплохо придумано, — наоборот, одобрил идею Али.
— Вместе надо уходить, — сказал Скрепер. — С тобой и с гранатой. Там садимся в тачку. По одному выходим с лавэ. В центре города, чтоб без стрельб.
— Можно и так, — согласился Береславский. — Если Али не возражает.
Али не возражал.
Ефим с разрешения присутствующих нажал левой рукой на кнопку вызова официанта.
Самурай появился через минуту, внешне совершенно невозмутимый.
— Что закажете? — спросил он и профессионально склонился с блокнотиком над столом.
— Я думаю, есть не будем, только пить? — спросил Ефим у собравшихся.
Молчание было ответом.
— Тогда мне черный чай с лимоном. А вам? — еще раз спросил он у своих «друзей».
— Зеленый, — односложно ответил Али.
— Кофе, — потребовал Скрепов, тоже возжелавший хоть какого-нибудь допинга: сидеть напротив Али с его наверняка заряженным «стечкиным» было непросто.
Да тут еще этот очкастый придурок с гранатой на боевом взводе. Бандит отлично представлял себе скрытую в ней мощь: 300-граммовая темно-зеленая «банка» легко покроет смертельными осколками не то что крошечный ресторанный кабинет, но без малого тридцать соток. Главное, чтоб профессор от страха не разжал свои жирные мокрые пальцы.
«Официант» уже собирался уходить, как его окликнул Береславский:
— Да, еще одна вещь, милейший! (Даже тут ввернул Самураю «милейшего», сам себе поразился Ефим.)
— Да-да, конечно, — сразу обернулся тот, опять профессионально выставив блокнот.
— Принесите мою сумку, пожалуйста. Я оставил ее гардеробщику.
— Непременно, — угадав контекст, отозвался тот.
— Деньги сейчас будут, — устало объяснил профессор, после того как дверь закрылась.
Чай и кофе принесли быстро. Ефим сразу залпом выпил свой, через мгновение к нему присоединились оба «сотрапезника» — пить, как оказалось, после всех треволнений хотелось всем.
Еще через минуту в кабинете появилась и объемистая клетчатая сумка, закрытая на «молнию».
— Дверь закрой, — попросил он Али, когда «официант» вышел. Тот привстал и закрыл дверь на щеколду. Теперь — упади граната на пол — точно никто не выскочит. Этого и добивался Береславский, чтобы убрать соблазны.
Ефим нагнулся и одной рукой расстегнул сумищу.
— Помочь? — заботливо спросил Скрепер, не в силах забыть о том, что держала вторая профессорская рука.
— Спасибо, не надо, — вежливо ответил Береславский.
Он неловко высвободил концы здоровенного полиэтиленового пакета, запрятанного в сумку. Сразу было видно, что пакет был доверху заполнен пачками, похожими на банкнотные.
Ефим достал три верхние и кинул на стол.
— Там сто тридцать три пачки, — сказал он. — Я лично пересчитывал. Без этих трех — сто тридцать.
Это было правдой, и «партнеры» в это поверили.
— Три пачки — мои, — напомнил он чеченцу. — Ты обещал.
Тот молча кивнул.
— Из твоей половины, — хрипло сказал Скрепов, завороженный кучей денег.
Тот кивнул снова.
— Ну, можно сваливать? — спросил Ефим, внимательно разглядывая «партнеров». — Или обсудим — как?
Скрепер открыл рот, чтобы ответить, но язык его явно не слушался. Он попытался пошевелить руками — и это не удавалось.
С Али произошло то же самое.
Оба были в полном сознании, но мышечные группы стремительно продолжали отключаться, и через считаные секунды они даже сидеть самостоятельно — не опертые на спинки стульев — не могли. Да что сидеть — у грозных бойцов головы заваливались — мышцы шеи тоже постепенно отключались.
Ефим убрал три пачки в карман и снова нажал кнопку вызова официанта.
Самурай зашел, закрыл за собой дверь, надел пластиковые перчатки и принялся методично обыскивать обездвиженных бандитов.
— Дышать-то они не перестанут? — опасливо спросил Ефим.
— Это ж просто вроде наркоза, — объяснил Самурай действие шамановой травы, не переставая выворачивать карманы бандитов. — Причем местного. Они нас слышат.
— У чечена еще колечко такое металлическое, с хвостиками, должно быть, — подсказал Береславский. — Найди в кармане, пожалуйста.
— Ладно, — ответил Самурай, весь поглощенный своим занятием.
Он забрал у врагов документы, записные книжки, сотовые телефоны — все бумажки до последнего клочка.
Оставил лишь заряженные стволы, да у Али была еще одна граната — гораздо более современная, наступательная «РГН».
— Новую-то не дал, жмот, — укоризненно сказал ему Ефим. Тот лишь глянул в ответ.
Если б взгляд убивал так же, как «стечкин», Береславский был бы покойник. Но, к счастью для профессора, убивать взглядом моджахеды еще не научились.
— Пошли? — спросил его закончивший изыскания Самурай.
— А колечко с хвостиками? — вопросом ответил профессор.
— Не нашел. У него карманы с дыркой. Зачем оно тебе сдалось?
— Я бы обратно в гранату вставил, — объяснил Ефим, показывая другу «РГД-5».
— О господи, — выдохнул Самурай, не посвященный в эту тонкость профессорского замысла. — Только не выпусти.
— Не боись, — успокоил его Ефим. — Черт с ней, с чекой. Ее все равно обратно вставлять замучишься — в три маленькие дырки надо попасть. Поехали за город, где-нибудь сбросим.
— Пока, пацаны, — поднимаясь, сказал Ефим и легонько потрепал Скрепера по щеке. Тот чуть не помер от ярости.
Пошутить так с Али Ефим не рискнул. Даже в таком беспомощном состоянии горец внушал ему самые серьезные опасения.
Проще говоря, профессор его по-прежнему боялся, самого себя-то не обманешь.
«Плевать, кто кого боится, — щедро выписал себе индульгенцию Береславский. — Главное — кто кого сделал». Вот в этом хвастливый профессор был прав. Они с Самураем сделали этих парней. Вчистую.
Глава 38
Владивосток, 12 августа, ночь
Из дневника Самурая (запись седьмая)
Честно говоря, гранатой он даже меня удивил. Хотя, с другой стороны, не исключено, что она оказалась для бандитов главным аргументом.
На выходе из ресторана я расплатился с настоящим официантом — и не тремя сотнями, а тысячей — так велел обычно не суперщедрый предводитель.
