– Я пробыла на улице несколько минут, когда услышала ряд оглушительных выстрелов, которые последовали друг за другом очень быстро. Выстрелы были очень громкими, мне казалось, что звуки несутся со всех сторон. Я буквально оцепенела, потом огляделась, но выстрелов больше не слышала. Я посидела на улице еще минут двадцать-тридцать, а том вернулась в дом.
– Вы видели полицейские машины у дома мистера Уильямса? – спросил Зейлер.
– Нет, сэр. Дверь его парадного была открыта, а в окнах горел свет.
– Очень хорошо, – говорит адвокат. – Вы кого-нибудь видели?
– Нет, сэр.
– Вы звонили в полицию?
– Нет, не звонила.
– Почему?
– Я не знала, что им сказать, и даже не поняла, я, собственно говоря, слышала.
На следующее утро миссис Смит ездила на пляж и увидела на площади возле дома Уильямса машину телевидения. Позже она прочитала об убийстве и поняла, что произошло в ту ночь. В следующий приезд кузен представил миссис Смит мистеру Уильямсу. Это было как раз в то время, когда Уильямс подал апелляцию в Верховный суд. Дайна рассказала Уильямсу, что она слышала, и он попросил ее позвонить его адвокату.
Важность показаний Дайны Смит заключается в том, что все выстрелы, которые она слышала, следовали друг за другом очень быстро, без перерывов. То есть Уильямс физически не мог встать, поменять пистолет и с места Хэнсфорда выстрелить в сторону стола.
Заключительный день процесса – суббота. Повестка дня судебного заседания: прения сторон, инструкции судьи присяжным, матч Джорджия – Миссисипи.
В своей заключительной речи Сонни Зейлер делает особый упор на неуклюжие действия полиции в Мерсер-хауз, называя полицейских провинциальными детективами.
– В кабинете Джима Уильямса побывало так много людей, что никто не может их сосчитать, – говорит адвокат. – Первым появляется капрал Андерсон, который приводит с собой какого-то новичка. Следующим приходит полицейский Трауб, насколько я припоминаю, а потом действующие лица появляются, словно черти из табакерки. И дело даже не в том, что эти люди приходили, и не в том, сколько их было – четырнадцать или пятнадцать – а в том, как они приходили. Они шли на место происшествия, как на званую вечеринку. Еще немного и они начали бы приветствовать друг друга криками: «Смотрите, кто пришел!» Их можно понять – не каждый день такое случается в историческом доме, обставленном антикварной мебелью, чарующим своей таинственностью. ИI все полицейские валом валят в кабинет: Андерсон, Уайт, Чесслер, Бернс, Трауб, Гиббонс, Донна Стивенс, Все они ходят взад и вперед, рассматривая вещи, беря их в руки и перекладывая с места на место. Все они с этой самой трибуны в один голос утверждают, что полицейское расследование было проведено с нарушениями принятой процедуры. То же самое говорят и эксперты. Но все они хотят заставить вас поверить в то, что какая-то волшебная сила оставила все, как есть, во время съемки. Они говорят, что сохранили в неприкосновенности место происшествия. Вздор! Вы сами видели снимки.
В заключительной речи Лоутон не собирается отступать от своей трактовки событий третьего апреля, несмотря на показания свидетельницы Ванессы Блэнтон. Вот что говорит Лоутон:
– Вы верите в то, что Ванесса Блэнтон могла опознать в темноте и на большом расстоянии Дэнни Хэнсфорда? Отлично. Но я все же говорю вам, что в действительности это было чрезвычайно трудно сделать. В такой темноте очень легко спутать Дэнни Хэнсфорда с… Джимом Уильямсом. Мы должны принять, что все делалось для того, чтобы убедить общество в том, что Дэнни Хэнсфорд – преступная личность, склонная к насилию.
Касаясь показаний Дайны Смит, Лоутон дает понять, что не верит ей вообще.
– Она ведет себя, как человек, пытающийся выручить друга из беды, – утверждает окружной прокурор.
В конце своей речи Лоутон вспоминает свидетельство о тугом спусковом крючке пистолета, из которого якобы стрелял Дэнни Хэнсфорд.
– Защита хочет убедить нас в том, что, стреляя в Джима Уильямса, Дэнни Хэнсфорд промахнулся потому, что спусковой крючок его пистолета оказался слишком тугим. Настолько тугим, что даже доктор Стоун – в прошлом агент ФБР и далеко не слабак – смог нажать его только двумя руками. Если позволите, я вам кое-что продемонстрирую.
Спенсер Лоутон вручает пистолет своей помощнице – хрупкой маленькой женщине, просит ее навести пистолет на глухую стену и нажать спуск. Она делает это без малейших усилий; при этом ствол пистолета не отклоняется в сторону ни на миллиметр. Зейлер протестует, но судья Оливер оставляет его протест без внимания.
После заключительных прений сторон судья Оливер зачитывает инструкции присяжным. Он предлагает им на выбор три решения: виновен в предумышленном убийстве; виновен в непредумышленном убийстве; не виновен. В пять часов тридцать минут присяжные удаляются в совещательную комнату. Уильямс с матерью и сестрой уезжает в Мерсер-хауз. Зейлер – в свой офис в Армстронг-хауз. По дороге он получает хорошую новость: Джорджия побила Миссисипи со счетом 36:11.
Я спрашиваю Минерву, не хочет ли она перекусить, пока мы ждем решения жюри. Но женщина отрицательно качает головой, продолжая рыться в своем пакете.
– Мне надо поработать здесь, – говорит она.
Через три часа присяжные дали знать, что пришли к окончательному решению. Зейлер возвращается в зал суда, он явно волнуется.
– Слишком рано, – говорит он. – Они не могли прийти к верному выводу так быстро, дело очень сложное. Наверное, они хотят поскорее с ним покончить и разъехаться по домам.
Бланш Уильямс тоже обуревают мрачные предчувствия.
– Мы не успели пообедать, как нам позвонили, – сказала она. – Я испекла карамельный пирог, Джеймс очень его любит, но поставить пирог на стол я не успела. Когда мы уезжали, Джеймс что-то спрятал в носок. Может быть, сигареты, наверное, он чувствует, что не вернется сегодня домой.
Я сижу рядом с Минервой и вижу, что пол перед скамьей жюри посыпан белым порошком. Перед креслом судьи лежат какие-то веточки и корешки. Минерва что-то неспеша жует. Присяжные занимают свои места. Минерва пристально смотрит на них сквозь пурпурные стекла своих очков.
По распоряжению судьи Уильямс встает. Старшина присяжных вручает Оливеру лист бумаги, и судья вслух считывает вердикт.
– Мы находим подсудимого виновным в предумышленном убийстве.
Судья Оливер стучит молотком по столу.
– Приговор – пожизненное заключение. Решение суда окончательное.
В зале наступает мертвая тишина, Уильямс спокойно делает глоток из бумажного стаканчика и в сопровождении приставов идет к двери, ведущей в тюрьму.
Я чувствую, как Минерва прикасается к моей руке, Она смотрит на людей, столпившихся вокруг Спенсера Лоутона, и улыбается.
– Что случилось? – спрашиваю я, недоумевая, что смешного она нашла.
Минерва показывает пальцем на окружного прокурора, который стоит к нам спиной и собирает со стола бумаги, принимая поздравления своих подчиненных, не ведая о том, что весь его зад испачкан каким-то белым порошком.
– Вы посыпали порошком стул прокурора, Минерва? – спрашиваю я.
– А ты как думал? – отвечает она. – Что это за порошок?
– Корень зверобоя – очень сильное средство.
– И какой от него толк?
– То, что он прилип к штанам прокурора, свидетельствует: Делия принялась за дело, – отвечает Минерва. Я вспомнил, что это имя Минерва называла на кладбище. – Теперь она вцепилась ему в задницу и уже не отпустит, пока не добьется своего.
– И что произойдет?
– Ты хочешь спросить, что будет, если Делия им займется?
– Да, что будет в этом случае?
– Ничего. Только окружной прокурор проиграет мистеру Джиму. Все очень просто. Будь я прокурором, то не стала бы сильно праздновать с Делией на заднице. Она была очень плохой женщиной, пока жила. Но мертвой она стала еще хуже! Да она на прокурора весь ад напустит!
– А что случилось с остальными восемью мертвыми женщинами, которых вы вызывали на кладбище?
– Первые три не ответили. Делия была четвертой.
– А доктор Баззард? Он тоже участвует в этом деле?
– Он дал Делии добро.
– А он назвал вам счастливое число? Минерва смеется.
– Да нет, дерьмо старое. Он любит меня бедной. Да и как иначе? Ведь мне приходится работать, и я, каждую ночь прихожу на его могилу. Вот он меня и держит. – Минерва берет в руку пакет и собирается уходить. Сумка на мгновение приоткрывается, и я успеваю заметить что-то вроде куриной лапки. Минерва машет мне рукой на прощание и, смешавшись с толпой, выходит в коридор.
Я тоже выхожу из зала и вижу Сонни Зейлера, который стоит перед телевизионными камерами и говорит об апелляции. Откуда-то бочком выскользнул завсегдатай; вид у него, как всегда, лукавый и озорной.
– При хорошем поведении, – говорит он, – Уильямс выйдет на свободу через семь лет.
