— Рассказать? — Валя вопросительно посмотрела на мужа.
— Колитесь, — ответила за него Зина, — или я собираю вещи. Если вы задумали ограбить банк, я претендую на долю.
— Видишь ли, Зина, — Денис смущенно чесал пятерней затылок, — мы не можем уехать, пока не будет сигнала от Петрова.
— Надо с самого начала, — перебила Валя, — иначе она не поймет. На Петрова было совершено покушение…
Зина ойкнула и прижала руки к груди.
— Не сейчас, давно, когда он уехал, — уточнил Денис.
Он говорил сбивчиво, с неуместным азартом, будто боевик пересказывал. Валя вставляла уточняющие детали. Зина хлопала глазами, переводя взгляд с одного на другого.
— Чушь! Ничему не верю! — заявила она. — Лена и Юра Ровенские не способны на подобное!
Мы же друзья!
Валя возмутилась:
— Мне, Денису, Петрову не веришь? А Лена Ровенская для тебя святая?
— Его нога! — воскликнула Зина.
Она вспомнила изуродованное шрамами колено Петрова.
— О чем тебе и толкуем, — подтвердила Валя.
— Ни одного намека, — продолжала сомневаться Зина. — Почему мне не сказали?
— Петров не хотел тебя волновать, — подсластил пилюлю Денис.
Но Валя напомнила:
— Ты не очень-то была расположена слушать.
— Этому нет прощения, — пробормотала Зина.
— Не волнуйся, Петров им спуску не даст, — заявил Денис.
— Мне нет прощения, — пояснила Зина. — Уезжаю, — подхватилась она. — Немедленно!
Зина стала лихорадочно складывать вещи в чемодан, потом бросила, решила ехать налегке, с одной сумочкой. Надевала полушубок, когда Денис стал в дверях:
— Я тебя не пущу!
Валя подошла к нему и стала рядом:
— Никуда ты не поедешь.
— Поймите! — убеждала Зина. — Мне нужно быть рядом с ним! Я их всех убью! Сотру с лица земли! Взорву! Уничтожу!
— Ты не в себе! — констатировала Валя.
— Зиночка, останься с нами, пожалуйста, — попросил Денис.
— Как вы не понимаете! Я нужна ему! Он там один! Валя, стань на мое место! Разве ты бы не помчалась к Денису? А вы присмотрите за детьми. — Она говорила быстро, словно ее отъезд уже был решенным делом. — На вас мы с Павлом оставляем самое дорогое, берегите их.
— Ты дров наломаешь, — сомневаясь, покачала головой Валя.
— Нет! Клянусь! Я буду сидеть тихо и делать все, что велит Павел. Я ему только скажу, что люблю его, а не Другого.
— Другого? — оторопела Валя.
— Ой, это длинная история. Другой тоже Павел.
Если вы меня не отпустите, я выпрыгну в окно или сойду с ума, — пригрозила Зина. — Ребята, вы же не изверги?
— Хорошо, — кивнула Валя.
— Я провожу тебя в аэропорт, — сказал Денис.
Зина опустилась в кресло самолета. Ей казалось, что она тут же задремала, отключилась. На самом деле ее глаза были широко открыты, только ничего не видели. С нее будто содрали кожу, но нервы не реагируют на сиюминутные раздражения, а болезненно отзываются на удары из прошлого.
С кем она сражалась? Против кого? Считала, что потерпела фиаско. Правильно! Но вовсе не там, где думала. Купила лотерейный билет — случайно сосед подвернулся. Розыгрыш через десять лет. Проверила билет — всего-то рубль, с досадой скомкала бумажку. Ошиблась — не в той колонке смотрела.
Ей полагался суперприз.
Рассуждает как торговка: билет, деньги, выигрыш. А Петрова сейчас, возможно, убивают.
Зина и Павел часто ловили себя на том, что в их головы заложена общая программа, заставляющая их одинаково смотреть на вещи.
Как Петров в сибирском лесу, спасая жизнь, молился, чтобы перетянуть на свою сторону бандита, так и Зина сейчас вспомнила о Боге.
«Господи, прости меня за то, что не знаю ни одной молитвы! Я выучу! Подожди, я вспомню некоторые слова. Раба Твоего… Господи, не оставь раба Твоего Павла! Нет, Господи! Оставь его! Мне оставь! Еще слова… Упокой… Упокой его, Господи! Нет, наоборот, не слушай меня. Боженька! Ты же умный. Ты сам знаешь, что нужно говорить в подобные моменты! Господи, прочитай в моем сердце!»
Попутчик, пожилой седовласый мужчина, потряс Зину за плечо:
— Вам плохо? Вызвать стюардессу? Вы все время стонете. Что-то болит?
— Да, то есть нет. Я здорова. Вы знаете молитвы?
— Я мусульманин.
— Пожалуйста! Помолитесь Аллаху за моего мужа. Ему сейчас очень нужно!
— Хорошо. — Попутчик спокойно воспринял странную просьбу.
Он стал озираться по сторонам.
— Что? — нервно спросила Зина.
— Все в порядке. Мы летим на Восток.
Мужчина сложил руки, закрыл глаза и беззвучно зашевелил губами. Он разговаривал с чужим загадочным богом. Зина наблюдала с таким напряжением, словно по окончании молитвы должна была получить ответ с небес. Нечто подобное и случилось.
Мужчина открыл глаза и сказал:
— С вашим мужем все будет в порядке.
— Не знаю, как вас благодарить! — всхлипнула Зина.
— Постарайтесь не стонать. Мне нужно поспать хотя бы час, вторые сутки на ногах.
До конца полета Зина была занята делом: оберегала сон попутчика. Заботливо укрывала его пледом, шикала на соседей, повышавших голос.
* * *
Петров знал, что охрана связалась с Ровенским, едва он переступил порог. Но Петров не торопился к директору. Он поболтал с бывшими коллегами и зашел к Потапычу. Выпили кофе, обменялись семейными новостями.
— Чем занимаешься? — спросил Потапыч.
— Продолжаю славные дела Остапа Бендера.
Помнишь, он собирал досье на подпольного миллионера Корейко? Вот, познакомься, — Петров протянул папку с копией дела, — а я пока Юрку навещу.
В приемной Ровенского он на ходу поздоровался .с секретаршей, шутливым жестом приподнял несуществующую шляпу на голове и распахнул дверь кабинета.
Юра стоял в конце длинного стола. Ни приветствий, ни объятий, ни дежурных слов — напряжение и готовность к удару. Чутье по-прежнему его не подводит, отметил Петров. После молчаливой секундной дуэли взглядами Петров презрительно усмехнулся, достал папку и пустил ее круговым движением руки по столу. С удовлетворением отметил, что попал в цель, — папка остановилась точно напротив Ровенского. Петров развернулся и вышел.
Он продолжил обход «Класса»: не со всеми еще поздоровался. Задерживался в кабинетах, слушал сплетни, балагурил, пил десятую чашку кофе.
Потапыч перевернул последнюю страницу. За несколько минут он постарел на двадцать лет. Чувствовал себя дряхлым стариком, уставшим от жизни, из которой ушла дружба, растворились простые человеческие радости, остался только горький осадок предательств, невольных и сознательных. Бессмысленность бытия навалилась на него пудовым грузом. Потапыч едва нашел силы позвонить жене:
— Мать, мне очень паршиво.
— Надрался? — возмутилась Людмила.
— Ни в одном глазу. Это инфаркт.
— Миленький! Родненький! — всполошилась Люда. — «Скорую» вызвали?
— Это инфаркт моей жизни, — продолжал Потапыч. — Я ухожу на пенсию.
— В пятьдесят лет?
— Каждому отпущено свое время, мое кончилось. Устал, подыхаю.
— Да что случилось-то?
— Ты согласна жить с пенсионером?
— С тобой — хоть в собачьей будке.
— Жди, я еду.
* * *
Потапыч выбрался из-за стола. Тяжесть не отпускала, давила на плечи, тянула к земле. Он надел пальто, пошел к двери, на мгновение задержался и вернулся к столу, взял папку — пусть Люда почитает. Одна отрада у него осталась. Нет, две — жена и внучка.
Потапыч не отвечал на приветствия и прощания, двигаясь к выходу.
* * *
Это был мат. Ровенский отчетливо понимал — мат, абсолютный и безоговорочный. Если папка завтра окажется на столе прокурора, послезавтра сидеть ему в тюряге. Не помогут ни подкупленные следователи, ни судьи, ни общественное мнение. Все нити связей с правоохранительными органами и политиками Петров держал в своих руках, завязывал их годами. Ровенского знают, но доверяют Петрову. Обложил, сволочь! Бумажка к бумажке собрал, из сортира подтирки вытащил. Чего он хочет?
Ответа на главный вопрос у Ровенского не было.
Как бы удивился он, узнав, что его нет и у Петрова. Искренняя радость, которую демонстрировали при встрече с ним сотрудники, — большинство из них Петров сам набирал, учил и учился вместе с ними, — неожиданно всколыхнула тоску по делу, им созданному. Петров давно мысленно простился с «Классом», но теперь чувствовал, что внутренняя связь осталась, и немой укор — что ж ты нас бросил? — так же справедлив, как справедливы обиды Зины.
Ровенский нажимал на кнопки сотового телефона, чтобы вызвать из памяти номер Петрова, ошибался, бормотал проклятия и снова терзал аппарат.
Наконец дозвонился.
— Ты где? — спросил Юра.
— У программистов.
Через три комнаты по коридору, поразился Ровенский. Почему-то думал, что Петров сидит в Генеральной прокуратуре.
— Надо поговорить.
— Надо, — согласился Петров.
Но он не торопился. Допил кофе, рассказал анекдот, выслушал аналогичный, на ту же тему, живо отреагировал.
