Сам же он мотался между Читой и Москвой по накатанным колеям своих поставок, и недосуг ему было видеть жену и сына. В Москве он, бывало, оставался на несколько дней, а потому завел себе там небольшую квартирку в доме серийной постройки не на самой дальней окраине. Дело его росло и расширялось, и вскоре он, окончательно обосновавшись в Москве, стал руководить штатом наемных работников, а фирму свою на счастье назвал «Мерикла».
Разве не говорил я всегда, что в нашем узком семейном кругу старина Франц воистину maitre de plaisir?[2]
Э. Т. А. Гофман. Магнетизер
Кино становилось все более и более самодеятельным, бездарным и разухабистым, шедевров более не требовалось, вернее, их создание не оплачивалось. Профессиональных режиссеров опознать можно было с первого взгляда — по вселенской тоске во взоре, по пьяноватой от неуверенности ни в чем на свете походке, по узким собачьим плечам под свалявшейся турецкой синтетикой свитеров, по равнодушному отношению к обуви и заляпанным очкам начала прошлого десятилетия. У актеров вид был обиженный, голодный и продажный, а невостребованные трюкачи бесились от недостатка денег и адреналина.
По «Ленфильму» словно небрежная метла прошлась: выметено было все крупное и яркое, наиболее заметное, но остались серые клочья, и они клубилась по углам, сплетаясь в скучных и однообразных интригах, растрясая пыльные сплетни, от которых хотелось чихать, отплевываться и промывать внутренности крепким алкоголем. Творческое начало с мертвым сухим шорохом свернулось в рулончик, как обрывок кинопленки, и затерялось где-то в съемочных павильонах, все более и более напоминавших трущобы.
Трущобы, как известно, в смысле борьбы за выживание ничем не лучше джунглей, и Франик, подросший Маугли, обремененный заботами о семье и не слишком — социальными предрассудками, сделал для себя некоторые закономерные выводы, определил главное. Главное, чтобы Светочка могла закончить учебу, не опускаясь до разливания клея по бутылочкам, до торговли в разнос шарлатанскими средствами для похудения или разведения грибов вешенок в домашних условиях. Главное, чтобы была здорова и обеспечена всем необходимым, включая и кучу игрушек, Анечка. Главное, чтобы мама и папа не чувствовали себя униженными, заходя в магазин после получения несуразной по размерам пенсии. Это все главное. А что же касается способов достижения семейного благополучия, то… не такой уж большой криминал (собственно, это вовсе не грешно, а может быть, даже и благородно) — обнести, скажем, склад барахла, который на территории «Ленфильма» обустроил мерзавец Ордын.
Предприятие — этот самый склад — было довольно доходным и необременительным. Ордын за бесценок то ли снял, то ли купил один из павильонов, не без злобного юмора разгородил его на клетушки декорациями и сдавал помещения под склады торговцам, при этом якобы обеспечивая охраной, а на самом деле нимало не заботясь о целостности складированного чужого имущества. Ордыну и в голову не приходило, что кто-то на «Ленфильме», где он диктаторствовал, или даже вне киностудии способен не убояться его гнева и обокрасть легкодоступный склад, подрывая державшийся на крови конкурентов Ордынов авторитет.
Гнева не убоялась дошедшая чуть ли не до крайней степени нищеты компания каскадеров, оказавшихся по нынешним временам никому не нужными. Киношные трюки становились все более и более примитивными и стереотипными, и предпочитали их выполнять сами актеры ради повышения гонораров и популярности, популярности как в профессиональной среде, так и у зрителей. Что же до испытанных трюкачей, то никому не было дела до того, каким образом они зарабатывают себе на пропитание. Поэтому в один прекрасный момент в компании из трех человек, с которыми водился Франик, сначала промелькнула маленьким, как муха, привидением, потом чихнула мышонком, потом, вырастая и оформляясь, заурчала довольным котом идея ограбления Ордынова хранилища.
Для начала проведены были разведывательные мероприятия, в результате которых выяснилось, что на торговой базе, как официально именовалась совокупность складов и кладовок, иногда неделями никого не бывает. А потому, если мероприятие, то есть ограбление, пройдет удачно, замечено это будет, по всей вероятности, далеко не сразу, возможно, все и пылью покрыться успеет к тому времени, как заметят. К тому же всем известно, что сторож, нанятый для проформы, — фанат тяжелого рока, и когда он пару раз за ночь обходит по периметру складской павильон, то не снимает наушников плеера, глаза его полуприкрыты в экстазе, а голова, спина и локти дергаются в сложном ритме хеви-метал.
— Кроме того, братцы-кролики, — вещал за чашкой кофе мозговой центр новоявленной шайки тридцатипятилетний детинушка по прозванию Орлик, — кроме того, мы вполне за недельку успеем наведаться в разные помещения. Зарываться не будем, что унесем, то унесем. Тягаем по силам. «Без шуму и пыли» — замечательный принцип, а? Перетаскиваем через заборчик, грузим в «Запорожец» к Джуди и везем на «Звездный» рынок. Джудинька, довезешь?
— Не вопрос, — задрала плоский нос Джуди, обезьяноподобная девица, в прошлом чемпионка страны по пятиборью. — Совсем не вопрос. Было бы что везти, мальчики.
— Это зависит от Маугли, потому что дверь мы ломать не будем, чтобы не заметили раньше времени, а запустим его по пожарной лестнице и через дыру в окне, откуда раньше кондиционер торчал, а теперь вместо кондиционера сквознячок работает. Туда все равно только Маугли и пролезет. Он нам с Супербоем и откроет шпингалет на окошке. Франц, ты как?
— Нормально, — пожал плечами Франик, не сомневаясь в успехе предприятия. Он был уверен в том, что не попадется, что его не заметят, так как обладал кошачьей способностью оставаться незамеченным, если ему не требовалось обратное. Тем не менее, хотя Орлик, самый старший в их компании, полагал себя самым умным, Франик больше надеялся на собственную смекалку и в будущем намерен был действовать на ниве криминала самостоятельно и независимо, а с подельниками связываться лишь в том случае, если без этого не обойтись, например, когда возникнет необходимость сбывать уворованное. Франик заметил, что и сам Орлик, и отчаянная девица Джуди, и молчаливый Супербой, бывший цирковой наездник, далеко не столь невозмутимы, сколь хотят показать, а просто, как и на съемках, держат марку бесстрашных героев, ловкачей и профи.
Франика многое не устраивало. Не устраивала тихая бравада коллег, это было несерьезно и по-детски, не устраивала непредусмотрительность новоявленных грабителей, их упование на случай. Франик, в отличие от них, всерьез рассматривал перспективу сделаться профессиональным грабителем-одиночкой, этаким независимым интеллектуалом, совершающим невероятно дерзкие, тонко разработанные преступления, позволяющие сорвать солидный куш. Он, разумеется, отдавал себе отчет в том, что путь этот тернист и что в какой-то момент, если он сорвется, страдания выпадут отнюдь не на его долю, а на долю семьи, во имя благополучия которой все и затевается.
Однако именно такой выход из гнетущего положения он считал наилучшим с тех пор, когда Аврора, впервые отправившаяся отоваривать талоны на мыло, вернулась с четырьмя кусками отвратительно воняющего «Красного мака» и с двумя кусками «Земляничного» и, изображая радостную улыбку, защебетала о том, как ей повезло, потому что зеленый «Шипр» еще хуже, от него несет, как от Ильи Поликарповича, жэковского сантехника, когда тот при параде. К тому же «Земляничное» не выносит моль. Вот.
— Тетя Аврора, — рассеянно пролепетала Светочка, — откуда у нас моль? Нету же.
— И теперь уж точно не будет, — все еще бодрясь, ответила Аврора Францевна, — а «Детского» не было. Прости, Светик, — виновато добавила она и сморщила подбородок, чтобы не потекли слезы.
В семье, к счастью, никто не курил и не увлекался алкоголем, поэтому талоны на водку и сигареты стали небольшой статьей дохода. Реализацией этих талонов занялся Михаил Александрович, он обменивал их на продуктовые или же попросту продавал и при этом ходил как оплеванный, и плечи его опускались все ниже и ниже. Он глядел виновато и быстро старел, стал желчен, и в то же время Франик ловил на себе его искательный взгляд и проклинал себя за то, что не оправдывает надежд родителей.
И последним, что подвигло Франца к решению пойти в грабители, стал случай со Светочкой, которая, возвращаясь вечером из консерватории со стипендией и желая по этому поводу порадовать семью чем-нибудь вкусненьким, не смогла купить в магазине ничего, кроме кочана капусты и банки несъедобных овощных консервов, над которой весь вечер и проплакала, предоставив не менее расстроенную Анечку, которая за день соскучилась по маме, заботам Франика и Авроры.
