«Буду держать рот на замке, а мысли – при себе», – подумала тогда Ева.
Даже спустя все эти годы выросшая Ева по-прежнему чуяла аромат свежескошенной травы, видела солнечные блики на красном кирпиче старого здания школы и сердцем ощущала унижение, которое испытывала, пока бежала прочь от мисс Свинни куда-нибудь, где никто не увидел бы, как полыхают ее щеки.
Ева закончила зарядку и легла в постели поверх одеяла. Ее не покидали мысли о еде. Главная кормилица, Руби, весьма беспечно относилась ко времени, и распорядок дня постоянно нарушался, потому что ее память с каждым днем ухудшалась – иногда мать забывала даже имя Евы.
* * *
Стэнли открыл входную дверь дома Евы и поздоровался с медсестрой и констеблем. Обменялся с ними рукопожатиями, проводил гостей на кухню и сказал:
– Мне требуется ваше профессиональное мнение.
Заваривая чай, он объяснил:
– Боюсь, состояние Евы ухудшилось. Она умудрилась обаять и привлечь на свою сторону Питера, нашего мойщика окон, и он помог ей забаррикадироваться в комнате. Осталась только щель в двери, через которую можно заглянуть в помещение и – для того отверстие и предназначено – передать Еве тарелку с едой.
Как только Стэнли вымолвил слово «забаррикадироваться», констебль Хоук словно воочию узрел чреватую ситуацию. Ему придется вызвать разведслужбу и опергруппу и присутствовать здесь, когда дверь комнаты Евы разнесут металлическим тараном.
Сестра Спирс представила себя на медицинском трибунале. Вот она пытается оправдать свое пренебрежение прикованной к постели пациенткой. Конечно, все можно свалить на вполне реальные переработки – в рабочий график удавалось втиснуть лишь ограниченное количество уколов, перевязок и обработки язв на ногах диабетиков. Она сказала:
– По возвращении в больницу я сразу уведомлю врачей. Возможно, мы обсудим вмешательство по причине психического нездоровья и принудительную госпитализацию.
Стэнли быстро солгал:
– Нет, она не сумасшедшая. Ева полностью в своем уме. Утром я разговаривал с ней, когда передавал вареное яйцо и бутерброды-солдатики из белого хлеба. Мне показалось, она выглядела довольно счастливой.
Сестра Спирс и констебль Хоук обменялись взглядами, в которых четко читалось: «Какая разница, что там бормочут штатские? Решения-то принимаем мы, профессионалы».
Оставив чай на столе, троица поднялась наверх к заколоченной комнате Евы.
Стэнли подошел к двери и сказал:
– Ева, к вам посетители. Сестра Спирс и констебль Хоук.
Ответа не последовало.
– Возможно, она спит, – предположил старик.
– Ну уж нет, – возмутилась сестра Спирс. – Мое время дорого стоит. Миссис Бобер, мне необходимо с вами поговорить! – закричала она.
Ева мысленно пела отрывки из мюзиклов. Во время монолога сестры Спирс об излеченных ею душевнобольных Ева как раз прокручивала в уме песню «Быть живым» из мюзикла «Компания».
* * *
Титания припала губами к щели в забаррикадированной двери и сказала:
– Ева, мне нужно с тобой поговорить.
– Пожалуйста, Титания, – простонала Ева, – мне не интересен разговор о твоих отношениях с моим бывшим мужем.
– Это не совсем о Брайане, – настаивала Титания.
– Ты всегда заводишь речь о Брайане.
– Послушай, можешь подойти к двери?
– Нет. Я не могу встать с постели.
– Пожалуйста, Ева, – взмолилась Титания, – воспользуйся Белым Путем.
– Я им пользуюсь только с одной целью.
У Евы не осталось сил. В последние несколько дней она чувствовала, как жизненная энергия вытекает из нее капля за каплей. Она уже едва поднимала руки и ноги, а пытаясь оторвать голову от подушки, удерживала ее лишь несколько секунд и с облегчением роняла обратно.
– Мы могли бы стать хорошим подругами, – сказала Титания.
– Я не слишком хорошо умею дружить.
Титания заглянула в щель, ей будто бы удалось увидеть немного пробивающегося в комнату света, а под ним – лежащую ничком белую фигуру.
– Я пришла сказать, что прошу прощения за эти восемь лет лжи, – повинилась она. – Я пришла получить твое прощение.
– Конечно, я тебя прощаю, – вздохнула Ева. – Я прощаю всё и прощаю всех. Прощаю даже себя.
Титанию удивило ужасное состояние дома. Казалось, поломалась почти вся бытовая техника. На стенах кухни появились огромные трещины. Воняло канализацией.
– Послушай, Ева, позволь мне снять эту дверь, – сказала она. – Я хочу поговорить с тобой лицом к лицу.
– Прости, Титания, но я собираюсь спать.
Так как свет не падал на стену, Ева догадывалась, что на улице темно. Ей хотелось есть, но теперь она взяла себе за правило не просить, чтобы ее покормили. Если люди захотят принести ей еды, пусть придут сами.
Спустившись вниз, Титания застала мать Евы за приготовлением горы бутербродов. Титанию потрясло, как сильно Руби постарела.
Руби извинилась перед двумя врачами и медсестрой за невыметенные с крыльца опавшие листья.
– Только их смету, как сюда мигом залетают другие.
– Такова природа вещей, – кивнул доктор Проказзо.
Когда все собрались у подножия лестницы, Руби сказала:
– Не помню, когда она в последний раз ела горячее. Еду в комнату приходится закидывать.
– Вы так говорите, будто миссис Бобер сидит там, как лев в клетке в зоопарке, – заметила сестра Спирс.
– Память меня то и дело подводит, – посетовала Руби. – Да и по лестнице мне уже не так легко взбираться, ведь я до сих пор жду того нового бедренного сустава!
Она перевела взгляд на доктора Проказзо, который отмел упрек:
– Вы в списке, миссис Сорокинс.
– Как считаете, может ли миссис Бобер причинить вред себе или другим? – вернулся к цели посещения доктор Бриджес.
– Я только однажды видела ее в ярости, когда она злилась на мамашу, тащившую своего малыша коленками по мостовой, – ответила Руби.
– Во всех моих встречах с миссис Бобер присутствовал несомненный агрессивный подтекст, – вмешалась сестра Спирс.
– Но никаких конкретных проявлений неприкрытой агрессии? – уточнил доктор Бриджес.
– Наедине я бы не рискнула поворачиваться к ней спиной, – поджала губы сестра Спирс.
Коллегия поднялась по лестнице и встала у двери в комнату Евы. Затворница съежилась в углу, образованным изголовьем кровати и стеной. Она уже много дней не мылась и слышала исходящий от своего тела земляной едкий запах, не кажущийся ей неприятным.
Ева так изголодалась, что ощущала, будто плоть на ее костях тает. Она приподняла белую сорочку и ощупала ребра – на них вполне можно было сыграть минорный этюд. У двери пропадала еда. Местные доброхоты приносили ей бутерброды, фрукты, печенье и пироги, но Ева не поднималась с постели, чтобы взять угощение. В отчаянии Руби кидала в комнату яблоки, апельсины, сливы и груши, надеясь, что те угодят в кровать.
Когда снаружи у Евы спросили, кто нынче премьер-министр, она ответила неопределенно:
– Это на самом деле так важно?
Доктор Проказзо усмехнулся:
– Нет, все наши премьер-министры – болваны.
– Вы когда-нибудь причиняли себе вред? – поинтересовался доктор Бриджес.
– Только когда делала восковую эпиляцию области бикини, – отозвалась Ева.
На вопрос о желании навредить кому-нибудь она ответила:
– Ничто не имеет значения в сравнении с бесконечностью, не так ли? Взгляните на себя, доктор Бриджес, вы состоите из множества клеток, а те – из неуловимых частиц. В одно мгновение вы можете быть в Лестере, а через восьмую долю секунды – уже на другом конце Вселенной.
Врачи обменялись заговорщическими взглядами, и доктор Проказзо прошептал доктору Бриджесу:
– Возможно, ей показано немного отдыха в Брэндон-Юнит?
– Нам потребуется специалист в области психиатрии, – занялась оргвопросами сестра Спирс. – И могу я предложить четвертую статью[34]?
* * *
Позже, после ухода врачей, Руби надела пальто и шляпу и пошла к дому Стэнли Кроссли.
Когда хозяин открыл дверь, Руби выдохнула:
– Они хотят забрать Еву.
Она не могла заставить себя выговорить «приют для умалишенных». От отвратительного слова «приют» ее бросало в дрожь.
Стэнли провел гостью мимо книг в коридоре и усадил в уютной гостиной, где книги стояли стопками вдоль стен.
– Она вовсе не сумасшедшая. Я знавал сумасшедших и сходил с ума сам, – сказал Стэнли, хмыкнул и спросил: – А Александр об этом знает?
– Я его сто лет не видела, – покачала головой Руби. – И Брайан совсем не бывает дома с тех пор, как ушла эта женщина, Тит. Ивонн в лучшем мире, а от близнецов уже несколько месяцев нет ни единой весточки. Мне кажется, будто я совсем одна за все про все.
Стэнли приобнял Руби и почувствовал, как она в нем нуждается. Женщина показалась ему приятно мягкой и податливой.
