Прошли мимо сельпо. Теперь в деревне другое снабжение. Искоренила советская власть частное предпринимательство. Кончились времена НЭПа. Исчез куда-то жадный Агей со своим залежалым товаром по завышенным ценам. Теперь у людей твердая, постоянная цена за хлеб и продукты. Местному обывателю стало жить легче.
Сразу за магазином огромный дом купца Сотникова. На крыше дома – красный флаг. Здесь теперь настоящий сельсовет. Кончились времена Петровых. В деревне теперь другой, справедливый председатель из волости. За восемь лет в таежном поселке наконец-то установился новый, стабильный порядок, с уравновешенными законами молодой Республики Советов. О братьях Петровых односельчане не желают вспоминать. Ушли Петровы в историю с тяжелым осадком в памяти. Мать братьев Петровых, Марфа Пыхтуга, умерла сразу, как старшего сына, Ваньку, посадили на шесть лет в тюрьму за самоуправство над местными жителями. Возомнил себя Ванька царьком таежного поселка, глумился вволю, многих староверов и крестьян разорил. А кого, как семью Кузнецовых, за непокорность сослал с глаз подальше, где Макар телят не пас. Однако восторжествовала справедливость. Добрались Советы до Петровых. Младшие братья смогли как-то сбежать. А вот Ваньку арестовали.
После шести лет заключения Ванька Петров вернулся назад, в поселок, ходил по дворам, просил, кто что сможет дать из еды и одежды. Кто-то из жалости, по доброте душевной и вере не отказывал ему. Однако этого было недостаточно, чтобы как-то пережить суровую сибирскую зиму. Некому было наготовить дров на зиму, а сам Ванька не хотел. Замерз Ванька под Крещение в своем старом, покосившемся домике на холодной печке. Теперь от домика Петровых остались лишь гнилые стены. Провалилась крыша, вылетели окна. Еще год-два, и на заросшей бурьяном усадьбе не останется следа зарвавшимся тунеядцам. Каждый в своей жизни наконец находит то, что ищет. По делам и память.
Маленький, приземистый домик Чигирьки стоит у самой тайги, на отшибе деревни. Кое-как загороженная жердями усадьба доставляет коренному жителю Сибири большие неудобства: «Зачем забор? Все равно коровы по картошке ходят». Из всего подсобного хозяйства у представителя малых народов только небольшой навес для лошади. Выносливая монголка зимой и летом предоставлена ветрам и морозам. Однако Чигирька не обращает на животное внимания: «Зачем, Карьке тепло? Будет в стайке тепло, вши Карьку заедят!» Охотничья собака Чигирьки знает место в сенях, конуры нет: «Зачем Белке дом? Будет ленивая, толстая, как в тайгу за соболем ходить с толстой собакой?» Из овощей Чигирька садит только картошку, которая к осени в необработанной земле вырастает до размеров крупой фасоли: «Зачем лук садить? Черемши в тайге много!» И так на каждый хозяйственный вопрос у охотника есть оправдание. Плохой из Чигирьки хозяин. А вот следопыт да промышленник он отменный. Пропадая большую часть своей жизни в тайге, хакас знает всю Саянскую тайгу. Перед ним нет тайн и загадок, все равно рано или поздно распутает следы и добьется добычи. А уж как умеет определяться по приметам, лучшего охотника не найти по всей округе! Вот и тянутся к Чигирьке мужики за советом. Никому Чигирька не отказывает, такова уж душа его от рождения. Таежная кровь промышленника не знает отказа, поэтому и имеет он большое уважение среди мужиков. А картошку дают благодарные соседи.
Пришли Маркел с Васькой к дому Чигирьки. Васька без боязни прошел к сеням, негромко постучал в двери. С той стороны, предупреждая хозяев, незлобно тявкнула Белка. Да только не боится Васька ласковую собаку. Профессор в тайге, Белка добра и ласкова с любым, кто приходит в дом к Чигирьке. Никто не боится ее беззлобного для людей нрава, ноги можно вытирать. Зато в тайге Белку не узнать. Одна медведя может удержать, а сохатому на хребет запрыгивает.
Взбрехнула Белка, подала голос, разбудила хозяев. Недолго за стеной шлепали босые ноги по земляному полу. Зажег Чигирька керосинку, вышел на улицу, немало удивился:
– Однако Маркел?! Как так? Сам из тайги приехал? Случилось что?
– Случилось, да только знать об этом не всем надо, – посмотрев за спину, ответил Маркел и сразу приступил к делу: – У тебя те пули сохранились?
– Есть дома, не выбросил. Как выбросить можно? Ими людей стреляли, выкидывать нельзя, – почесал голый живот Чигирька и пригласил в дом.
Маркел и Васька прошли вслед за хозяином, оказались в маленькой избе, пришлось пригибаться, чтобы голову не разбить о потолок. Внутри однокомнатная избенка имела еще более невзрачный вид, развернуться негде. Посреди избы печка-глинобитка, тут же стол и два табурета для трапезы, да за печкой широкие, для двоих, нары. На нарах Чигирькина жена заворчала: «Полуношники! Опять с вином пришли?» Сказав эти слова, она отвернулась к стене и тут же захрапела.
Чигирька усадил гостей к столу, а сам, бесцеремонно используя тело спящей жены для подставки, присел на нее и стал шарить рукой по полке. Супруга тяжело вздохнула, однако терпеливо перенесла экзекуцию мужа, который, вероятно, проделывал это не раз. Рост Чигирьки – аршин с шапкой, до потолка рукой достать может только с чурки. Ходили разговоры, что Чигирькина жена прячет от мужа вино и деньги под стрехой крыши. Так надежнее.
Охотник недолго шарил рукой в темном углу, гремел пустыми гильзами, тяжело передвигал дробь, порох, инструмент, пока не нашел искомое. Наконец-то, довольно сверкнув глазами, хакас бережно достал маленькую жестяную баночку из-под чая, где хранил ценные вещи: семь штук рыболовных крючков, две блесны на тайменя, капсюля. Среди них, отдельно завернутые в фольгу, хранились две пули. Одна Гришки Соболева, другая – Подольского Егора. Бережно удерживая их на ладони, Чигирька какое-то время смотрел на пули, потом осторожно положил на стол около керосиновой лампы:
– Вот, однако!..
Маркел полез в карман, вытащил третью пулю, положил рядом. Чигирька покрутил «свежую улику», разложил все три пули так, что никто не сомневался, что снаряды были выпущены из одного ружья: одинаковый калибр, круглая отливка из одного калыпа и тонкие полоски сбоку – ясное, четкое доказательство поврежденного ствола.
– Где брал? – холодным голосом спросил Чигирька у Маркела, показывая пальцем на третью пулю. – Опять человека стреляли?
– Нет, эту пулю я из дерева вырубил.
– Кто стрелял?!
– Не знаю, не видел… – не моргнув глазом, соврал Маркел, понимая, что для Чигирьки правда не нужна. – Был человек, успел убежать…
– Как не видел? – испытывающе разглядывая его покрасневшее лицо, настаивал хакас. – Надо было след тропить, – и показал пальцем на стол: – Пули одинаковые. Тот, кто в дерево стрелял, убил Гришку и Егорку. Из одного ствола пули вылетели! Где пулю вырубал?
– В тайге, – подавленно ответил Маркел, вставая с табурета. – Случайно… вырубил из пихты.
Маркел не говорил Чигирьке имя стрелка, понимая, что тот рано или поздно под стакан вина кому-то расскажет об убийцах. В итоге Добрынин Иван поймет, что Погорельцевы все знают. И неизвестно, чем все может закончиться.
Маркел и Василий распрощались с Чигирькой в ту же минуту, наградив его бутылочкой «чудесного напитка». Чигирька остался доволен, пообещав никому не говорить, что у него есть третья пуля.
Утром следующего дня в доме Мурзиных собрались едва ли не все представители старообрядцев таежного поселка. Весть о прибытии стремительно облетела дворы. Родные и близкие втайне спешили в свой круг, узнать новости, почтить память скоропостижно почившего деда Луки, узнать о жизни Погорельцевых на Поднебесном озере Тигир-коль.
Дружно отмолив заутреню, староверы окружили Маркела и Таню должным вниманием: женщины в доме, мужики вышли на улицу, в ограду. Маркел долго, обстоятельно рассказывал о жизни в тайге, бытовых проблемах. Каждый в почете склонил голову. Деда Луку знали все, кто когда-то приезжал на староверческую заимку на Праздник священной книги летописи истории старообрядцев, которую вела Софья. Любой уважающий себя старообрядец чтил своим долгом раз в году побывать на озере, где дед Лука был главой семьи Погорельцевых.
Были среди собравшихся Добрынин Иван, Григорий Мальцев и Тулин Василий. Ничем, не выдавая своих эмоциональных перипетий, все трое, казались святыми праведниками. Иван тяжело вздыхал, жалея деда Луку: «Ишь ты, отчего же это он так помер-то? Запросто так не помирают…» Гришка с Васькой негромко переговаривались: «Надо ж так случиться? До Покровов месяц не дожил…»
Макар не стал отделять кислое от пресного. В этот час никто из старообрядцев не узнал, что среди них находятся убийцы Гришки Соболева и Егора Подольского. Скорее всего, сейчас бы ему никто не поверил. Уж слишком подточены факты: пули можно деформировать молотком. И кто видел, может подтвердить кроме Маркела, что десять дней назад Иван Добрынин был под Гришкиным гольцом и стрелял из ружья?!
