Ро­бер Са­ба­тье - Шведские спички

— Са­лют, Олив, хо­ро­ших те­бе ка­ни­кул! До встре­чи!

— Са­лют, Лу­лу, са­лют, Кап­де­вер, сча­ст­ли­во, ре­бя­та!..

Оли­вье ос­тал­ся один на ули­це, по­вто­ряя по­след­ние сло­ва, ко­то­ры­ми они об­ме­ня­лись: «Са­лют, хо­ро­ших ка­ни­кул, до встре­чи…» У не­го мельк­ну­ла мысль, что он, по­жа­луй, не уви­дит боль­ше сво­их дру­зей. Что-то во­круг на­ру­ши­лось. Ули­ца уже бы­ла не та­кой, как пре­ж­де. Она ста­ла хо­лод­ней, тре­вож­ней, опас­ней. Ис­чез­ла Вир­жи­ни, по­том Да­ни­эль, за ним Мак, а вот сей­час Лу­лу, Кап­де­вер и Ра­ме­ли… Это бы­ло вро­де при­ме­ра на вы­чи­та­ние на чер­ной класс­ной дос­ке:

64 - 9 = 55

Еще ос­та­ет­ся 55, но все за­бы­ли, ку­да про­па­ла де­вят­ка, ко­то­рую вы­чли. Раз­ве в му­ра­вей­ни­ке за­ме­ча­ют от­сут­ст­вие не­сколь­ких му­равь­ев, ко­то­рых где-то там раз­да­ви­ли?

Оли­вье плел­ся вслед за Бу­гра, ко­то­рый шел, по­ти­рая се­бе по­яс­ни­цу, к бу­лоч­ни­ку в ко­нец ули­цы. Тот об­слу­жи­вал по­ку­па­те­лей, стоя за при­лав­ком го­лым по по­яс, и во­ло­сы на его гру­ди бы­ли при­сы­па­ны муч­ной пы­лью. Бу­гра ку­пил ки­ло­грамм хле­ба, а до­ве­сок — чер­ст­вый ро­жок — пред­ло­жил Оли­вье, ко­то­рый при­нял­ся грызть его кон­чик.

— Пой­ду ля­гу, — ска­зал Бу­гра, — бу­ду чи­тать.

Оли­вье ре­шил от­пра­вить­ся к Люсь­е­ну. Ра­дио­лю­би­тель был в оди­но­че­ст­ве, и от это­го его ком­на­та не­ожи­дан­но по­ка­за­лась боль­шой. Скло­нив­шись над гро­мозд­ким ра­дио­при­ем­ни­ком, он вер­тел руч­ку, мед­лен­но пе­ре­во­дя ее от од­ной стан­ции к дру­гой и за­дер­жи­ва­ясь, чтоб при­слу­шать­ся к го­ло­сам, изъ­яс­няю­щим­ся на ино­стран­ных на­ре­чи­ях. Люсь­ен ка­зал­ся оза­бо­чен­ным и сер­ди­то сту­кал се­бя по лбу, как буд­то его раз­дра­жа­ло, что он ни­как не мо­жет че­го-то ура­зу­меть.

Он не слы­шал, как ре­бе­нок во­шел в ком­на­ту, и Оли­вье ус­пел за­ме­тить пус­тую ко­лы­бель, свет­лый во­ло­ся­ной мат­ра­сик в сет­ке, за­пят­нан­ную по­душ­ку; в угол­ке, от­ве­ден­ном под кух­ню, — гру­ду гряз­ной по­су­ды, мот­ки элек­три­че­ских про­во­дов, ви­ся­щие на сте­не, и ра­дио­лам­пы с ни­тью на­ка­ла са­мых раз­но­об­раз­ных ви­дов. Люсь­ен был, как все­гда, за­хва­чен сво­ей ра­бо­той, и Оли­вье при­шлось стук­нуть две­рью по­гром­че, что­бы тот уз­нал о его при­хо­де. Люсь­ен обер­нул­ся, ка­дык дер­нул­ся на его ху­дой шее, и он ска­зал:

— А-а, это ты. По-по­слу­шай, вот ис­пан­ская п-пе­ре­да-да­ча!

— Ты по­ни­ма­ешь!

— Ну, еще че­го за­хо-о-тел?

Ему труд­но бы­ло объ­яс­нить, что он пе­ре­жи­ва­ет: Люсь­е­на му­чи­ло пред­по­ло­же­ние, что кто-то из ра­дио­лю­би­те­лей хо­чет с ним го­во­рить, а он не мо­жет его по­нять.

— Во-от глу-у-пость! — ска­зал он.

Же­на его уе­ха­ла вме­сте с ре­бен­ком в стра­ну бас­ков. Она там ос­та­вит се­ст­ре сво­его ма­лы­ша, а са­ма от­пра­вит­ся на не­сколь­ко ме­ся­цев в са­на­то­рий в Верх­ней Са­войе, где ей сде­ла­ют пнев­мо­то­ракс. По­том она вы­здо­ро­ве­ет, и жизнь сно­ва ста­нет пре­крас­ной. А по­ка Люсь­ен очень стра­дал от оди­но­че­ст­ва. То, что он тос­ку­ет, бы­ло яс­но всем, и ус­по­каи­вал­ся он лишь то­гда, ко­гда во­зил­ся с ра­дио­при­ем­ни­ка­ми. А ра­бо­ты все при­бав­ля­лось, и не все­гда он был в со­стоя­нии всю ее про­вер­нуть.

— Ты хо-о-очешь че­го-н-ни­будь вы­пить?

Оли­вье со­гла­сил­ся вы­пить круж­ку пи­ва, чтоб иметь пред­лог по­быть здесь по­доль­ше. С пив­ной пе­ной на гу­бах оба они од­но­вре­мен­но вос­клик­ну­ли, что им ста­ло по­лег­че, и вос­поль­зо­ва­лись пе­ре­дыш­кой, чтоб сыг­рать в «фи­лип­пи­на»[17].

— А ка-ак у те­бя? Что-ни­будь на-а-ла­жи­ва-а-ет­ся? — спро­сил Люсь­ен.

— Все хо­ро­шо, — слиш­ком по­спеш­но от­ве­тил Оли­вье. — Этим ле­том Жан и Эло­ди в Сен-Ше­ли не по­едут, они от­пра­вят­ся ту­да в бу­ду­щем го­ду и, воз­мож­но, да­же ме­ня возь­мут с со­бой. А еще я съез­жу в Сог, к мо­им де­душ­ке и ба­буш­ке. Это близ­ко. И уви­жу там, как под­ко­вы­ва­ют ло­шадь. Мо­жет, и вер­хом еще по­ка­та­юсь.

Оли­вье не про­дол­жал, зная, что лжет.

Люсь­ен схва­тил маль­чи­ка за ру­ку и по­тряс ее, поч­ти ве­се­ло по­вто­ряя:

— Как хо­ро­шо, ну ка-а-ак хо­ро­шо…

— Мне по­ра, — ска­зал Оли­вье, сму­тив­шись.

Люсь­ен опять пом­рач­нел и от­ве­тил:

— Да, да, мне на­до по-о-быть о-од­но­му!

Он по­пы­тал­ся из­ви­нить­ся. На са­мом де­ле, ему лег­че бы­ло тос­ко­вать в оди­ноч­ку. Оли­вье это по­нял. Маль­чик в свою оче­редь из­ви­нил­ся, и они мол­ча по­смот­ре­ли друг на дру­га. За­тем Люсь­ен по­жал ему ру­ку:

— Са­лют, са­лют, с-слав­ный, с-слав­ный ты па­рень!

— До сви­да­нья, Люсь­ен.

Его друг вер­нул­ся к ра­бо­те и при­нял­ся с ув­ле­че­ни­ем кру­тить ре­гу­ля­тор при­ем­ни­ка. Пе­ред тем как уй­ти, Оли­вье еще раз по­гля­дел на из­гиб его кос­ти­стой и су­ту­лой спи­ны. Сча­ст­ли­вых лю­дей на этой ули­це бы­ло не­мно­го. Он ни­ко­гда это­го не за­ме­чал, по­ка бы­ла жи­ва ма­ма Вир­жи­ни.

Жен­щи­ны, муж­чи­ны ку­да-то все шли по ули­це, они то ос­та­нав­ли­ва­лись, то сно­ва про­хо­ди­ли. Оли­вье сто­ял за­жму­рив­шись, смот­рел на солн­це, а по­том ему ка­за­лось, что он ви­дит кру­гом ка­ких-то ме­ха­ни­че­ских пая­цев с клю­чом в спи­не, не знаю­щих еще, в ка­ком же на­прав­ле­нии дви­нуть­ся. Ни­кто этих лю­дей не лю­бит, ни­кто не со­гре­ет их сво­им ду­шев­ным те­п­лом. Вот они и ски­та­ют­ся, блу­ж­да­ют с мес­та на ме­сто вро­де без вся­ко­го смыс­ла, по­жу­ют ку­сок хле­ба, по­ку­рят, схо­дят в пив­ную. Вир­жи­ни уже боль­ше не на­пе­ва­ет ля-ля-ля-ля, при­би­рая мот­ки и ка­туш­ки с нит­ка­ми, Па­ук не гре­ет­ся боль­ше на сол­ныш­ке, Мак не хо­дит враз­вал­ку в сво­ем свет­лом кос­тю­ме, не сло­ня­ют­ся по квар­та­лу Лу­лу и Кап­де­вер, за­су­нув ру­ки в кар­ма­ны, в по­ис­ках, ко­го бы еще ра­зы­грать, и Люсь­ен те­перь то­же ос­тал­ся один. Как все это не­ле­по!

В пол­день Оли­вье по­обе­дал вме­сте с Эло­ди и по­мог ей вы­мыть по­су­ду. За­тем он схва­тил тряп­ку и при­нял­ся вы­ти­рать ме­бель, уже до бле­ска на­чи­щен­ную его ку­зи­ной.

— Ой-ой! — ска­за­ла она. — Что про­ис­хо­дит?

Ни­че­го не про­ис­хо­ди­ло. Про­сто ему хо­те­лось быть с ней, слов­но он опа­сал­ся, как бы и она ку­да-ни­будь не ис­чез­ла. Оли­вье по­мо­гал ей чис­тить кар­тош­ку, ста­ра­ясь тон­ко сни­мать ко­жу­ру и ак­ку­рат­но вы­ре­зать глаз­ки. По­сле это­го он сел на ди­ван и стал за­бот­ли­во пе­ре­кла­ды­вать со­дер­жи­мое сво­его ран­ца.

В че­ты­ре ча­са маль­чик чем-то за­ку­сы­вал, как вдруг по­сту­ча­ли в дверь. Это бы­ла Ма­до. На ней был кос­тюм из лег­кой пе­ст­рой тка­ни с оран­же­вы­ми цве­та­ми по зе­ле­но­му фо­ну, боль­шая, то­же зе­ле­ная, со­ло­мен­ная шля­па с чуть бо­лее тем­ной лен­той.

— Я уез­жаю от­ды­хать. Не про­во­дишь ли ме­ня до так­си, Оли­вье?

Ма­до по­про­ща­лась с Эло­ди, и маль­чик по­шел за ней, по­мо­гая не­сти ба­гаж. Ри­ка и Рак Ма­до по­ру­чи­ла за­бо­там при­врат­ни­цы, и та стоя­ла на по­ро­ге, дер­жа обе­их со­бак на по­вод­ке. Ма­до вы­ну­ла из су­моч­ки день­ги и от­да­ла ей. По­том они с Оли­вье по­шли к сто­ян­ке так­си на ули­це Кюс­тин. Ма­до на­пе­ва­ла пе­сен­ку «На бе­ре­гу Ривь­е­ры». Под по­ля­ми шля­пы си­не­ва ее глаз ка­за­лась бо­лее на­сы­щен­ной и глу­бо­кой, изы­скан­ные чер­ты ее ли­ца, неж­ный рот бы­ли слов­но вы­пи­са­ны тон­кой кис­точ­кой.

Во­ди­тель так­си взял че­мо­да­ны и по­ло­жил их в ба­гаж­ник. Ма­до ска­за­ла ему: «Ли­он­ский во­кзал», — и он про­бур­чал в усы: «Я до­га­дал­ся!» Жен­щи­на на­кло­ни­лась и сдви­ну­ла на­зад свою шля­пу, что­бы по­це­ло­вать Оли­вье.

— А ты не по­едешь ку­да-ни­будь от­дох­нуть, ма­лыш?

Он про­шеп­тал что-то не­оп­ре­де­лен­ное и рас­те­рян­но ус­та­вил­ся на ды­роч­ки сво­их сан­да­лий. По­том, со­брав­шись с си­ла­ми, улыб­нул­ся, про­тя­нул ру­ки к Ма­до, по­це­ло­вал ее креп­ко-креп­ко и, ста­ра­ясь сде­лать свой го­лос ве­се­лым, про­из­нес:

— Доб­ро­го от­ды­ха, Ма­до! Вы там за­го­рай­те…

— Доб­ро­го от­ды­ха, Оли­вье. Сви­дим­ся в кон­це сен­тяб­ря…

Во­ди­тель так­си опус­тил сиг­наль­ный фла­жок, оз­на­чаю­щий, что ма­ши­на за­ня­та. А отъ­е­хав, он вы­су­нул ру­ку в бо­ко­вое стек­ло и опус­тил вниз ука­за­тель­ный па­лец. Ма­до при­ник­ла к зад­не­му ок­ну, при­вет­ли­во по­ма­ха­ла на про­ща­нье, по­пра­ви­ла шля­пу, и вот уже маль­чик по­те­рял ее из ви­ду.

«Доб­ро­го от­ды­ха, Ма­до, вы там за­го­рай­те…» Вот и еще один отъ­езд! По­че­му ле­то всех об­ра­ща­ет в бег­ст­во?! Ре­бе­нок мыс­лен­но пе­ре­счи­тал тех, кто ос­тал­ся в го­ро­де: Бу­гра, Аль­бер­ти­на, Люсь­ен, Эло­ди и Жан, и ре­шил, что им здо­ро­во по­вез­ло. По­сле смер­ти ма­те­ри лю­бой уход с этой ули­цы ка­зал­ся ему опас­ным. Ин­туи­тив­но Оли­вье чув­ст­во­вал, что не уви­дит боль­ше сво­их дру­зей, но пред­ста­вить се­бе это не мог — на­столь­ко это ка­за­лось ему чу­до­вищ­ным.