Едва поманила, я тотчас влез к ней в машину (она сидела за рулем), и мне в голову не пришло спрашивать, зачем я ей… куда мы едем?.. А ехали мы именно туда, в Белый дом. У Даши там несколько знакомцев – из числа начинающих там службу молодых ребят.
А все потому, что в Доме работал ее отец – известный N. С ним, как с экономистом, считались политики всех направлений. Уважаемый. Солидный. Настоящая крупная шишка… Вот откуда замечательная (лучшая!) дача в нашем дохлом поселке (уверен, не единственная дача в их семье). Вот откуда и машина, на которой мы с Дашей мчались (знаю, не единственная в их семье классная машина).
Еще девяти-десятиклассницей Даша приходила к N на его работу просто так – а позже уже в открытую навещала в Доме папу. Красивую девочку знали, баловали. Красивой девушке разрешалось и просто походить здесь с этажа на этаж – и побегать, и пошалить. (Отсюда и небоязнь, и отличное знание всех этих коридоров и кабинетов.) Здесь трудилась тысяча чиновников и разного рода клерков. Пестрый люд… Здесь же работали несколько Дашиных молодых людей, пробовавших между делом несильные наркотики. Дань моде. Баловались!
Даша и ехала за дозой. Оказалась на мели. Она уже мучилась… Я не догадывался. Я просто был с ней. Я, помню, даже ликовал в машине! (Еще бы. С начинающей наркоманкой за рулем.) Если старикашка вяжется к совсем уж молодым женщинам, он обязательно вляпается.
Старикашка был для Даши не более чем балласт, который надо будет вскоре сбросить.
– Ну что, дед. Ты еще не струсил?.. – спрашивала она весело. (И с подспудным напором человека, спешащего за дозой.)
Торопилась!.. Едва припарковавшись, мы бросили машину и самым скорым шагом направились к Белому дому, где еще не вполне оформилось оцепление. Даша отважно шла прямо на солдат. Она как бы вела меня… Прихватив жестко под руку.
Она тащила, она волокла меня, как будто я хромал или не мог идти сам. И прямо к зданию Дома… Еще раза два она бросила на ходу встречным людям в погонах: «Из мэрии!.. Из мэрии!» Она говорила строго и шла напрямик. А я ведь и сам мог идти. Я не больной! Я хотел высвободиться! Но как – она, точно кошка, цепко меня держала… И шипела, как кошка: «Ш-ш-ш, дед. Будешь дергаться – нас прихватят… Ш-ш-ш!»
Я пока что не вполне понимал, что был для нее неким прикрытием… Чтобы ей легче пройти… К тому же я был все еще заторможен мелькнувшей мыслью. Перед глазами так и стояла поляна, усеянная стариками. Белая полянка… Одуванчики. Что они там делали? Возле солдат оцепления… Мелькнул там Илья Васильич? Или мне померещилось?..
Тем же манером: «Из мэрии!.. Из мэрии!..» – Даша провела важного старичка в самое нутро Дома.
– Притихни. Не дергайся, дед, – сказала Даша. – Мы пришли.
И я притих. Влюбленный старикашка!
Внутри Дома мы попали в толпу воинственных парламентариев. Электричества там уже не было. Какие-то фонарики среди утра. Какие-то люди. Пестрая возбужденная толкучка, противостоящая Ельцину… Некоторые с автоматами… Даша двигалась сквозь них быстро, как нацеленно. Хорошо знала, зачем пришла… А я боялся, что отстану.
Весь служивый люд с этажей уже спустился вниз. Все были здесь… Но как ей найти кого-то нужного в толпе?.. И здесь ли он вообще?.. Даша искала здешнего парикмахера Славика и еще какого-то компьютерщика Мишку, чтобы получить свой дозняк. (Припрятанный у них.) Но из спрашиваемых людей никто Мишку не знал… Славика давно не видел… Отвечали грубо.
А дальше Даша сама рванулась искать. Ее глаза уже были с безуминкой. Она побежала по лестницам вверх. На опустевшие верхние этажи… А я, конечно, увязался за ней. Бежал следом… Нам с ней, что называется, повезло. Начался обстрел. В это самое время.
Первый же залп словно бы разорвался в моем левом ухе. При следующем близком разрыве так тряхнуло, что пол под ногами вдруг стал играть, стал скользким… Я упал. Встал и снова упал… Однако и близкие разрывы снарядов ничуть не приостановили Дашу – ей плевать! – она знай бежала по этажу… Заглядывала в опустевшие кабинеты.
Меня Даша словно не замечала. На фиг нужен!.. А я уже не так шустро бежал. Где-то (где не помню) расшиб колено.
Было на этажах совсем пусто, пустынно. Изредка в коридоре возникал некий заблудившийся человечек, и Даша бросалась к нему с расспросами. Даша металась. Мы оба были как шизанутые. А заждавшиеся танки били по Дому, залп за залпом.
Особенно она искала Мишку-компьютерщика – этот многопрофильный спец мог быть сам (или мог оставить ей след) на восьмом этаже… или на девятом. Даша на ходу (на бегу) припоминала спецкомнатушки, где обычно три-четыре клерка и где Мишка мог нести дежурство. А уже непосредственно в комнатушке (опустевшей, без единого сотрудника) припоминала и искала его, Мишкины, заначки… Когда я ее настиг на девятом, она в безлюдной комнате как бы вспарывала массивный стол – выдергивала, а затем вытряхивала ящики его стола… Оттуда (ища свое!) выбрасывала (с грохотом) дискеты, разъемы, переходники… Целые мотки шнуров!.. Прочие компьютерные прибамбасы, клавиатуры, модемы… Она не церемонилась ничуть. Балованная!
– Ищем? – Я подошел ближе.
Она оглянулась:
– Дед! Тебе чего надо?.. Ты идиот?.. Вали отсюда.
Она продолжала шмон: она рылась в электронном хламе все-таки вполне избирательно, нацеленно. Я заметил – она особенно цепко хватала свертки, пакеты, конверты. Свертки тотчас разворачивала, а пакеты и конверты запросто вытряхивала на стол.
Я сунулся к окну. Стекол, конечно, не было. Ветерок в лицо… А внизу за оцеплением я видел картинку: маленькие совсем людишки… Танки были тоже очень малы и милы, игрушечны.
– Надо же! – сказал я. – Живые танки. Будут еще стрелять?
– А ты как думал?
А я не думал – я видел, что танковые дула прямо в меня. Они там пока что взяли паузу. Не стреляли.
Даша кричала мне: «Вниз. Вниз!.. Беги вниз, тупица! По правой лестнице!»
А я стоял у окна и не боялся. Мне понравилось, что я ничего-ничего не боюсь. И что внизу маленькие букашки-люди и таракашки-танки… Отчасти моя стариковская отвага объяснялась усталостью, это ясно – набегался, напрыгался по ступенькам, возраст не обманешь, мне все стало по фигу!.. Но скорее всего храбрость диктовалась контузией. Я ее уже схватил.
Как только я думал про контузию, я тотчас глупо улыбался сам себе. Мол, кое-что новенькое в моей старой жизни. Я помнил тот снаряд – тот близкий разрыв, когда я застопорил на ступеньках. Ощущение вот какое: стена рядом стала медленно заваливаться. Но стена не падала – и я не падал. Мы с ней только кренились. Туда и сюда… И на секунду-две в глазах стало бело. Просто как белая бумага.
И еще под ногами вдруг половинки кирпичей. Темно-красные. Они брызнули откуда-то сбоку.
И в ухе… В ухе что-то свербило. Когда я сунул туда палец в разведку, на пальце оказалась капелька крови. Маленькая! Плевать!.. Ради новой России, в конце-то концов!.. На душе было легко и свежо. Я был как пьяный. Был как заблудившийся на этажах дурачок… Меня шатало… И было весело… Я топтался в чьем-то пустом кабинете и давил стекло на полу… А эти стекла, куски оконных стекол были беззвучны… Как водяные лужи.
Даша – я увидел – кинулась к окну и тут же взвизгнула и отпрянула. И даже присела на полу. Над ней парусила огромная занавесь. Я подошел посмотреть, что ее напугало. Ничего особенного. С моста все так же смотрели танки…
Была ли галлюцинация?.. Вдруг – через расстояние – из окна вниз – я их увидел. Уверен, что я их увидел. Этих стариков. Белоголовое сборище… Более того, я увидел (вот это уже сомнительно) Петра Иваныча, моего друга-приятеля…
– Они там… Даша!.. Они стоят прямо за танками… Они ждут меня.
Даша рассердилась:
– Дед! Отвали от окна!
Я настаивал. Контуженый!.. При этом кривя лицо и держа руку у гудящего уха.
– А как же Петр Иваныч… Наш поселковский. Он там! Там!.. Ты же знаешь Петра Иваныча!
– Знаю. Такой же идиот.
Я выглядывал своих стариков. Даша меня оттаскивала за рукав от окна. А кисейные занавески колыхались.
И снова грохот – грохот сделался такой, что трудно было в него поверить. Рев разлома стен внезапно заполнил глаза, уши, нос, рот, и я было подумал, что это я сам превратился в нечто ревущее… Казалось, я лишился конечностей…
А Даша – нет. У нее все было. Руки, ноги. И рукой она тянула меня от окна… Старый кретин! Идиот!
Стало дымно… Белесая пыль плавала вокруг. Как в тумане. И Даша куда-то исчезла. (Должно быть, нырнула в кабинет. И где-то рылась в ящиках очередного стола… Искала свое…)
Я был в длинном пустом коридоре… Весь дом гудел и вибрировал от разрывов.
Она так и не нашла. Ее глаза… Зрачки!.. Ломка началась еще при обстреле. Я был рядом… Первое, что я тогда увидел, – гримаски! – дерганье мускулами лица… В ломке есть чувственность. Есть что-то грубо притягивающее… И пугающее… Закусыванье губы, вскрики, странная дрожь в паху – вот, мол, она вся на виду – природа женщины. Снаряд разорвался так близко, что Даша раз и другой подпрыгнула всем телом. Она на ладонь взлетела над шахматным ковром. «Но-но!» – сказал я ей машинально.
