Елена Дьякова: «Эссеист, о чем бы он ни… — говорит о себе. Книга его — чертеж картины мира, куда входят и карпатские села, и Нестор-летописец, и Петр Великий, и украинское барокко, и сецессионизм Бруно Шульца, и сокровенный человек Платонова. И уверенность в том, что психика людей (включая тех, кто „загружен по ватерлинию боезапасом душевного комфорта“) управляется „лунным притяжением“ великих книг. А также в том, что рыбная солянка без грибов — перевод продукта. Это картина мира абсолютно нормального и действительно культурного человека. До такой степени нормального, что хоть по ярмаркам вози. Иерархия текстов и объектов на редкость тщательно по нынешним временам выстроена и отцентрована (воспользуемся авторским термином). Но вид из „окон и дверей“ книги — почти беспросветный, зябкий, как весна у Саврасова…» (сетевая «Газета. Ru» от 17 января 2002 года <http://www.gazeta.ru>).
Павел Басинский: «…В-третьих, Клех — единственный современный писатель, который искренне не любит реализм. Все остальные только прикидываются, что его не любят, а сами тайком почитывают и посматривают именно самые примитивные реалистические книги и фильмы. Клех же — модернист натуральный. Он, в принципе, свободно владеет приемами реалистического письма. Когда он описывает украинский борщ или баклажаны в углях, то несколько даже поигрывает мускулами своей письменной речи, точно культурист на подиуме. Одной, главной, тонкости он, правда, не знает. Реализм не мясо языка, но свет. Глаза девушки, как мокрая смородина, — это не реализм, а штукарство. Убери это сравнение у Толстого, и от Катюши Масловой ничего не убудет. А вот назови он Катюшу, например, Мариной или Олинькой — и все пропало. Впрочем, Клех Толстого не любит, о чем он давно отважно заявил на „круглом столе“ в „Литературной газете“. <…> Потом Клех где-то написал, что когда он попадет в ад за свои модернистские грехи, то его накажут таким образом: заставят вечно читать бесконечный реалистический роман. Надо ли говорить (добавлю от себя), что это будет как раз „Анна Каренина“ с бесконечным продолжением?» (интернет-журнал «Топос» <http://www.topos.ru>).
Что я, грешный, могу к процитированному добавить? Почти ничего. В сборнике есть разделы: О целях, О книгах, О видениях, О местах, О блюдах, Рецепты. О себе. Лучшее — о кошках и собаках. Да, большое достоинство — ХОРОШИЙ КРУПНЫЙ ШРИФТ. Но Рубинштейн жалуется на опечатки.
Станислав Рассадин. Русская литература: от Фонвизина до Бродского. М., «СЛОВО/SLOVO» <http://www.slovo-online.ru>, 2001, 288 стр. Серия: «Большая библиотека „СЛОВА“».
А у Рассадина шрифт мелкий, но бумага лучше. И симпатичные (черно-белые, но многочисленные) иллюстрации. «Это необычная история русской литературы XVIII — XX веков», — читаем на четвертой странице обложки. Но, несмотря на квазиакадемическое название, это скорее хронологически выстроенный сборник эссе о русских литераторах. Эссе, частью печатавшихся в периодике и соответственно отмеченных в «Периодике» новомирской. Крылов. Барков. Батюшков. Жуковский. Пушкин. Гоголь. Белинский. Вяземский. Лермонтов. Герцен. Тютчев. Гончаров. Тургенев. Достоевский. Блок. Чехов. Гиппиус. Мандельштам. Ахматова. Пастернак. Цветаева. Ходасевич. Есенин. Булгаков. Замятин. Маяковский. Бунин. Твардовский. Чуковский. Набоков. Солженицын. Шукшин. Окуджава. Искандер. Ерофеев [Венедикт]. Буквально все друзья и знакомые Кролика — не перечесть. (В книге есть именной указатель, ура!) Но любопытно: чем дальше вглубь веков, тем интереснее, и наоборот. Как будто даже относительное приближение к презираемому Рассадиным литературному сегодня наводит на него уныние и апатию. Вот Клех: что о Пушкине, что о Салимоне… (Станислав Борисович, это я так шучу).
Кстати, в эссе «Такое разное серебро» Рассадин ссылается на авторитет Эммы Герштейн, которая относит изобретение термина «серебряный век» к середине 30-х годов, она приписывает эту честь эмигрантскому поэту Николаю Оцупу. Но есть иное мнение. Американский славист Омри Ронен, автор книги «Серебряный век как умысел и вымысел», раскопал, что впервые это выражение употребил Иванов-Разумник в статье 1925 года «Взгляд и Нечто», употребил в самом саркастическом смысле.
Талан. Рассказы о деньгах и счастье. Предисловие Татьяны Толстой. Редактор Ад. Метелкина. М., «Подкова», 2002, 272 стр. [Издание осуществлено при участии и поддержке Фонда «Открытая Россия»]. Тираж 50 000 [пятьдесят тысяч!] экз.
Тридцать рассказов двадцати двух авторов. Чудесные истории о деньгах, написанные с симпатией к предпринимателям. Урожай конкурса, объявленного в Интернете. Имена: от известного прозаика Асара Эппеля до таинственных и не расшифрованных для публики — Alex, topot, yrii. Между этими полюсами — Федор Андреев, Владимир Вестер, Михаил Гаёхо, Иван Жуков, Елена Иванченко, Сергей Ивашко, Игорь Коломейцев, Александр Коспошин, Владимир Кравченко, Ольга Наумова, Андрей Орсудов, Евгения Пищикова, Вера Прохорова, Алексей Смирнов, Лев Усыскин, Стас Худиев, Александр Щербаков, Павел Яковенко. Их короткие рассказы сгруппированы по разделам: Бесплатный сыр; Я отворил им житницы; Богатые тоже люди; Сбыча мечт; Бизнес былых времен; В поте лица своего. Рассказы разные по качеству, но читаются быстро, легко.
Самое же сильное впечатление произвело на меня предисловие Татьяны Толстой, которая энергично жалуется на русских классиков, мол, они совершенно обошли стороною — внимание! что значит мастер слова! — «практическую пользу денег». «Как Настасья Филипповна швыряет деньги в камин — вижу ясно. А что с ними можно еще сделать — не понимаю. Как Раскольников швакнул топором Лизавету, представляю. А, собственно, как именно работала старуха-процентщица, откуда у нее образовывался процент?» Да, тяжело. Разумная девушка Лиза Новикова («Коммерсантъ», 2002, № 5, 16 января) подсказывает Толстой, что «за конкретными разъяснениями про ассигнации и залоги всегда можно было обращаться к комментариям». Но вот странно: почему же я со школьных времен и без комментариев знал, откуда у старухи берется процент, хотя сам ростовщичеством, ей-богу, не занимался? Мне всегда казалось, что у Достоевского в романе все сказано. Или дело в том… Нет, нет, подобное чудовищное предположение было бы неполиткорректным/политнекорректным сексизмом, проявлением моей мужской шовинистической натуры… Молчу, молчу…
— 3
Империя. Сделай сам. Сборник эссе. Составители Дмитрий Володихин, Эдуард Геворкян. М., «Мануфактура», 2001, 202 стр. Серия «Библиотека „Бастиона“». [Издание поддержала Ассоциация ветеранов подразделения Антитеррора «Альфа»].
Содержание: «Форманты протоимперских идеологем» (Эдуард Геворкян); «Что такое осень?» (Владислав Гончаров, Наталия Мазова); «Новый народ» (Дмитрий Володихин); «Империя: пространство как препятствие» (Константин Крылов); «Эволюция форм государственности в цивилизационном потоке» (Александр Громов); «Медленный взрыв империй» (Дмитрий Володихин); «Пространство пассионарности» (Далия Трускиновская); «Шантажирующее меньшинство» (Элиезер Воронель-Дацевич); «Последний бастион» (Эдуард Геворкян); «Заметки об империи» (Глеб Елисеев); «Призрак империи» (Валентин Эскизов); «Мифологизация исторических деятелей эпохи империи» (Ольга Елисеева); «Чиновничество империи. Наблюдения историка» (Константин Залесский); «„И вечный бой! Покой нам только снится…“, или Буриданов осел в действии» (Наталья Иртенина).
Читая это оглавление, можно подумать (я так и подумал), что перед нами нечто фундаментальное, содержательное, значимое, существенное.
Увы, это не так.
А шесть чистых страниц для заметок в конце книги лучше было бы использовать для сведений об авторах.
Эдвард Лир. Книга нонсенса. Перевод Ю. К. Сабанцева. СПб., «Ретро», 2001, 432 стр.
Хорошая была бы книга. Английские оригиналы Эдварда Лира, чье 190-летие приходится на май нынешнего года, и его рисунки. Да если бы еще хоть какое-нибудь содержание/оглавление. Да без переводов Ю. К. Сабанцева.
Неловко объяснять, что лимерик… Нет, не так. Для лимерика сочетания жара — ерунда, привычке — обычно, крысы — погрызли вообще не рифмы. Там, где у Лира: little — Kettle — stout — out — Kettle, у переводчика Сабанцева:
Старичок один в детстве случайно
Был уронен в заварочный чайник;
Через год узок в бедрах
Стал ему чайник подлый, —
В нем живет теперь старый охальник.
Попробуйте — эксперимента ради — произнести вслух строку «стал ему чайник подлый» как анапест (а это, видимо, все-таки анапест). Переводчик себя просто не слышит. Однако хвалится в послесловии самым полным на русском языке переводом Лира, отмечая между делом: «Я же льщу себя надеждой, что такие шедевры Лира, как <…> „Поббл без пальчиков ног“ <…> у меня получились ничуть не хуже, [чем у Маршака], хотя я и перевел их по-своему». По-своему — это так:
