— У времени лишь одно измерение, — говорит она. — В физическом мире мы можем воспринимать три пространственных измерения и одно временное.
Четырехмерное пространство будет очень сильно отличаться от нашего, объясняет она: вопрос о том, где у предметов внутренняя, а где внешняя сторона, бесконечно усложнится, а кубы, например, станут просто гранями чего-то еще.
Пока «Жизнь» утекает в никуда на краю внимания, мы разговариваем о математических доказательствах, о моих маме и папе и даже о том, какой бабушка была в молодости. Однажды я снова спрашиваю про кулон.
— Что ты имела в виду, — наступаю я, — когда сказала, что меня превратили в ходячее доказательство? Здесь что, правда написан ответ? — Я вытаскиваю кулон, открываю маленький серебряный фермуар и показываю цифры внутри. — Теперь я знаю, что этот символ, алеф-нуль, просто для отвода глаз, но это вот — эта строчка — это и есть дедушкино доказательство?
— Спроси у дедушки, — отвечает бабушка, точно как раньше, когда я спрашивала у нее про погоду.
— Не могу, — печально говорю я. — Он больше не желает про это разговаривать.
Последние пять минут экран на столе бурлил активностью — большие геометрические фигуры мерцали по всей поверхности. Теперь, по необъяснимой причине, они начинают вымирать и в конце концов распадаются на три короткие линии из трех бляшек каждая, которые вспыхивают — горизонталь, потом вертикаль — ad infinitum.[85] Думаю, вполне уместно сказать ad infinitum про эти отрезки, ибо всякий знает: они — из числа финальных позиций в этой игре; теперь они уже никогда не изменятся.
— Это код, — после долгой паузы признается бабушка. — Который, по его мнению, у тебя получится разгадать.
— Но я не могу…
— Не сейчас. Когда вырастешь. Когда он умрет, ты унаследуешь все его бумаги. Ты ведь об этом знаешь?
Я не знала, но все равно тупо киваю.
— Он думает, что тогда, при желании, ты сможешь разгадать код и сама решишь, что с ним делать. У него с этим трудности. Он не хочет, чтобы кто-нибудь взялся добывать сокровище, но в то же время жаждет прославиться как человек, решивший загадку «рукописи Стивенсона-Хита». Может, когда-нибудь там не будет птичьего заповедника, или, возможно, вместо того, чтобы самой выкапывать сокровище, ты захочешь сообщить разгадку кафедре археологии какого-нибудь университета, и они организуют нормальные раскопки…
— А почему он сам так не сделает?
— Он ненавидит университеты.
— Ой, точно.
Мы обе улыбаемся.
— А может, опять разразится война, или, скажем, настанет день, когда тебе не будет хватать на жизнь, как нам хватает сейчас. Сокровище существует, и у тебя есть ключ. Как ты с ними поступишь, решать тебе.
— Если только оно не выдумка, — говорю я в качестве эксперимента. Я размышляла над дедушкиными словами — дескать, рукопись может оказаться мистификацией. Даже если Стивенсон и впрямь жил на свете (а согласно свидетельствам, которые дедушка добыл, это несомненно так), все равно мистификация не исключается.
Бабушка кивает.
— Если только оно не выдумка, — повторяет она. — Хотя на самом деле не важно, есть сокровище или нет. Твой дедушка решил головоломку; он хочет, чтобы люди знали именно об этом.
— И ответ здесь, в моем кулоне?
— Да.
— А ты его знаешь?
— Нет.
Теперь, благодаря долгим часам скуки и поедания тостов, мы знаем количество слов и букв на каждой странице «Манускрипта Войнича». Но этого мало; дедушка хочет, чтобы я еще и разложила все эти числа на простые множители. Пока он не начал рассказывать о простых числах, я и не подозревала, насколько они сложные. Выясняется, что каждое число либо является простым, либо может быть выражено как произведение простых чисел; вот почему их порой называют строительными блоками вселенной. Число 2 — простое, как и 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19 и так далее до самой бесконечности (или алефа-нуль). Простое число нацело делится только на себя и на единицу. 4 — не простое число, так как равно 2×2. Число 361 равно 19×19, или 192. Число 105 раскладывается на простые множители так: 3×5×7. Число 5625 равно 32×54, или 3×3×5×5×5×5.
Судя по всему, когда мы получим эти сведения для всех страниц «Манускрипта Войнича», дедушка даст им оценку. Все это время у него в голове роились всевозможнейшие гипотезы. Выявится ли система в числах (или простых множителях, когда они у нас будут)? Окажется ли на каждой странице квадратное число слов (проверено: нет) или Фибоначчиево число букв (он еще не выяснил)? Может, все числа, связанные с книгой, — простые? Из-за подобных обескураживающих вопросов он и хочет, чтобы я сделала всю эту работу, и, хоть я и взволнована тем, что мне доверили такое важное задание, даже я понимаю: оно потребует уймы времени. На простой подсчет слов и букв для каждой страницы ушли века. На эту новую работу уйдет больше, чем вечность.
Мой старый калькулятор что-то начал врать, так что в субботу мы едем в город, и мне разрешают выбрать сверкающий новый научный калькулятор, который будет моим собственным, — на нем целая куча кнопок! Разумеется, еще я хочу «Зед-Экс Спектрум», и игры, и все ручки и карандаши в магазине, но мой новый калькулятор такой большой и блестящий, что я быстро забываю про все остальное. Я так и жду, что на нем будет кнопка, с помощью которой можно мгновенно выполнить разложение на множители, но когда тем же вечером я спрашиваю об этом дедушку, он только смеется.
— Ах, — говорит он, переведя дух.
— Что значит «ах»? — спрашиваю я.
— Ну что ж. Да. В том-то и загвоздка с факторизацией. Никому так и не удалось найти короткий путь. Беда в том, что никто не понимает толком, как себя ведут простые числа. Проблемы, с ними связанные, ставили в тупик величайших математиков. Но теперь твоя бабушка…
— А что я? — говорит она, спускаясь по лестнице.
— Я только собирался сказать Алисе, что твоя работа может однажды помочь предсказывать простые числа и привести к открытию быстрых способов факторизации…
— М-м-м. Да, — неопределенно говорит она. — Может, в один прекрасный день…
— Но пока что, Алиса, боюсь, тебя ждет долгая кропотливая работа по старинке.
— Ты что, решил вместо себя посадить за факторизацию эту бедную девочку? — спрашивает бабушка, когда дедушка встает, чтобы сделать ей выпивку. — Стыд и срам.
Но они дружно хохочут, будто разложение на простые множители — всего лишь очередной «объездной путь».
Да уж, вот задача так задача. И все-таки, может, пробиваясь сквозь эти числа, я узнаю тайный обходной маневр. Для меня это достаточно сложно, так что я вполне наслаждаюсь работой, хотя и не знаю, сколько все это может продлиться. Стартовать нужно со списка простых; его я добыла в бабушкином кабинете и скопировала на чистые листки бумаги. Я выписала первую сотню от 2 до 541 — надеюсь, этого хватит, хотя у бабушки там, наверху, их больше десяти тысяч, как будто они — ее любимые зверушки, которых она коллекционирует. Впрочем, сотое простое число в квадрате равно 292 681 — это намного больше любого из моих чисел, так что, думаю, все будет нормально.
Чтобы выполнить факторизацию, нужно помнить следующее правило. Каждое натуральное число — либо простое, либо может быть выражено как произведение простых чисел (или «простых множителей»). Число, которое может быть разбито на простые множители, называется «составным». 7 — простое, так как делится только на 1 и само на себя. Но 9 — не простое. 9 — составное, потому что имеет простой делитель 3. Число 21 имеет два простых делителя — 3 и 7. Стало быть, факторизация происходит так: берешь число и пытаешься выяснить, на какие простые оно делится. Методом проб и ошибок. И на это и впрямь уходят века.
Впрочем, кое-что мне все же непонятно. Я — ребенок, и хотя я вполне справляюсь с факторизацией, я бы сама это дело мне не доверила, будь я на месте дедушки. Подозреваю, что он проверяет все мои результаты, когда они к нему попадают, но если он так делает, то почему сам не возьмется за факторизацию? Я в легкой растерянности. Допускаю, фишка в том, что проверять результат намного легче, чем самому его получать, но все равно: по-моему, это странновато. Думаю, он не проверял и мои данные по количеству слов и букв в рукописи. Может, все мои калькуляции ошибочны.
Иногда простые множители снятся мне по ночам.
В конце концов Киеран отваливает, и я понимаю, что иду в одиночестве. Ну, не совсем в одиночестве, иду я вместе с группой, но никто не семенит под боком и не треплется. Горло полно битого стекла. Все такое красивое; волнующий ландшафт окружает меня. Но я просто хочу завалиться спать. Когда мы добираемся до места, похожего, по-нашему мнению, на Большого Ястреба, и садимся на влажную травку, чтобы начать медитацию, я пользуюсь возможностью и немного кемарю, прислонясь к большому старому дереву, так что после сеанса Бену приходится меня расталкивать. Когда мы снова трогаемся, ноги мои налиты свинцом и тяжелы настолько, что, кажется, мне и шагу не ступить.
