Рассказ о сражении одержимого капитана «Пекода» Ахава с воинственным гигантским Белым Китом — не только сага о «величии и достоинстве китобойного промысла», о борьбе человека со стихиями природы, — это и символическое осмысление исторических судеб Америки и всего человечества. «Белый Кит плыл у него перед глазами, как бредовое воплощение всякого зла, какое снедает порой душу глубоко чувствующего человека, покуда не оставит его с половиной сердца… Все, что туманит разум и мучит, что подымает со дна муть вещей, все зловредные истины, все, что рвет жилы и сушит мозг, вся подспудная чертовщина жизни и мысли, — все зло в представлении безумного Ахава стало видимым и доступным для мести в облике Моби Дика. На белый горб кита обрушил он всю ярость, всю ненависть, испытываемую родом человеческим со времен Адама; и бил в него раскаленным ядром своего сердца, словно грудь его была боевой мортирой». В финале романа линь гарпуна обвился вокруг шеи Ахава и увлек его вслед за китом в пучину. Краснокожая рука индейца, над головой которого сомкнулись воды, еще прочнее прибивает флаг к стеньге, и ястреб, эта «птица небесная, с архангельским криком», вырвавшимся из ее царственного клюва, — все они, как и «Пекод», до последней его щепки скрываются в морской бездне, «и вот уже бесконечный саван моря снова колыхался кругом, как и пять тысяч лет назад».
Роман «Пьер, или Двусмысленности» (1852), посвященный мучительной запутанности человеческих отношений, затронувший запретную тему инцеста, оцененный критикой как «безнравственный», шокировал американскую критику, однако проложил путь, по которому пойдут Генри Джеймс, Дэвид Герберт Лоренс, Вирджиния Вулф. Роман «Израиль Поттер» (1855) — история солдата американской революции, на долю которого выпали все муки и несчастья, в то время как «герой» Пол Джонс извлек из нее для себя все возможные выгоды, — остался почти незамеченным. Писатель переключается на рассказы, повести, публикует четыре сборника стихов. Но время славы его прошло. Отныне и до конца дней ему суждены болезни, нужда, утрата близких — матери, братьев и сестер, сывовей — Малькольма в восемнадцать лет, Станвикса в тридцать пять. В 1866–1885 г. писатель живет на скудный заработок, служа инспектором почтовой таможни в Нью-Йорке.
Творческий путь Мелвилл достойно завершил повестью «Билли Бадд, фор-марсовый матрос». Нет, автор не пришел к примирению с действительностью, к полной покорности судьбе, хотя для него оставался трагически неразрешимый конфликт личности и мира, а мироустройство — несовершенным, негуманным, гибельным для человека. Писатель поднялся в повести до шекспировских высот трагизма. Основные темы и символические образы творчества Мелвилла предстают в ней в итоговом воплощении и решении. Разнородные жанровые начала, синтезированные в повести: историческое повествование, сцены корабельной жизни, морально-психологические и философско-исторические экскурсы-размышления — слиты благодаря единой, всеведущей авторской точке зрения (как в «Моби Дике») в неразделимый сплав, окрашенный трагической иронией и сарказмом, нежным лиризмом и горьким потрясающим драматизмом.
Мелвилла волновала судьба человека в современном мире, «тайна зла», порождающего разрыв человека с людьми. Он считал, что очеловечить «волчий мир» может лишь сочувствие людей друг к другу. В повести он как бы взвешивает силы добра и зла и в рамках установленных законов, в тенетах которых из-за сложного стечения обстоятельств оказался и погиб честный человек, простой матрос.
В повести писатель обращается ко времени, последовавшему за Великой французской буржуазной революцией, превзошедшей «по необычайному своему значению любую известную нам эпоху». Зло старого мира одолевалось «кровавой ценой», что, по Мелвиллу, неизбежно вело к поражению революции: «Незамедлительно сама Революция свернула на неправый путь и предстала даже более тиранической, нежели монархи». И все же развитию Европы был дан мощный толчок. Восстание матросов английского военного флота в апреле и мае 1797 г. против невыносимых дисциплинарных наказаний, в ходе которого были повешены вожди мятежа («это представляло для Англии несравненно большую опасность, чем все декреты и манифесты французской директории»), непосредственно предшествует событиям повести. Прозе своего времени писатель противопоставляет охваченные огнем войн времена. При этом внимание его обращено к «событию, о котором не пишется в национальных историях или историях военного флота или пишется вскользь», и в опровержении лжи официального морского еженедельника дает свое истолкование произошедшего с принципиально демократических позиций.
Всех троих участников трагедии постигает смерть, и для них она — кара. Первого — Клэггерта, возведшего чудовищную ложь, неожиданная, мгновенная смерть настигает в момент, когда он клевещет на невиновного человека, и нет для него ни торжества, ни упоения победой, просто обрыв сознания и существования в расцвете жизненных сил, исчезновение из жизни, выпадение из памяти людской этого человека «без прошлого», но и без будущего. Смерть Билли Бадда — его казнь на рассвете — трагическая кульминация повести — изображается писателем как вознесение распятого на небеса. И, наконец, смерть капитана Вира, которого «поразила мушкетная пуля, выпущенная из иллюминатора капитанской каюты „Атеиста“», — в последние мгновения он произносит имя казненного матроса, и в словах его «по-видимому, не слышалось угрызений совести или раскаяния», в них звучит сочувствие, сострадание, любовь.
Глубокий непоколебимый демократизм позволяет Мелвиллу видеть могучие человеческие страсти среди простонародья, как и обнаруживать здесь людей незаурядных, именно в них открывать подлинный аристократизм (отсюда мотив «происхождения, совершенно не соответствующего нынешнему жребию» героя, характерный не только для Мелвилла, — английский писатель Томас Гарди разработал его в романе о судьбе крестьянки «Тэсс из рода д'Эрбервиллей», опубликованном в том же 1891 г., когда Мелвилл закончил свою повесть).
Билли Бадд — подкидыш, очевидно, незаконнорожденный и благородного происхождения. Он кажется капитану Виру великолепным образцом «genus homo» (человеческого рода), прекрасной моделью для статуи юного Адама до грехопадения, символ изначально прекрасных качеств человека, точно перенесенного из времени, когда не существовало ни Каинова града, ни городского человека; он воплощение того гармонического единства физического и нравственного совершенства, образ которого писатель запечатлевал во всех произведениях, начиная с «Тайпи» (достаточно вспомнить образ Марну в этой повести). Тема грехопадения властно влекла Мелвилла при чтении Шекспира, Шелли, Байрона, Мильтона, Шопенгауэра, и он разработал ее в повести как мотив невольного убийства, совершенного человеком, органически неспособным ни совершить зло, ни постичь его. В более широком смысле — это грехопадение мира, в котором торжествует буква закона, уничтожающая человека. Мира, где для верхов не существует законов, для низов же они — меч карающий, и в решении судьбы простого человека даже самые честные судьи, подобно Виру, вынуждены следовать букве закона. И что такое насильственная вербовка в королевский военный флот, когда в него набирались бродяги, несостоятельные должники, люди, находившиеся в разладе с моралью или законом, даже подозреваемые в преступлении, как не «санкционированное выше отклонение от буквы закона»?
Каптенармус Джон Клэггерт, своего рода начальник корабельной полиции с «редкими сыскными качествами», вкрадчиво льстивый по отношению к начальству, незаурядного ума, с античной чеканностью черт лица, но тяжелым выдающимся подбородком, мог сойти за человека благородного, если бы не был по самой своей природе низким и подлым. Этот своего рода Фуше корабельного мира (пусть читатель вспомнит биографию знаменитого политикана наполеоновских времен, опубликованную Стефаном Цвейгом в 1932 г.) доводит систему слежки и клеветы до виртуозного совершенства. Его изощренное коварство сродни коварству Яго, превращающего жизнь доверчивого Отелло в ад. Писатель исследует таинственные законы симпатии и антипатии, владеющие отношениями людей. И за разгадкой феномена зла, темных глубин в человеке писатель обращается не к классикам юриспруденции Эдварду Коку или Уильяму Блэкстону, но к библейским пророкам, к Платону, считавшему, что «природная безнравственность — это безнравственность от природы». Именно такой безнравственности и содействует буржуазная цивилизация, однако она скрывается за маской благопристойности, руководствуясь в действиях «холодным велением здравого рассудка» и искусно пряча свою цель. И в Клэггерте «таилась маниакальная злоба, врожденная, присущая самой его натуре», заставлявшая его испытывать по отношению к Билли Бадду, подобно Сатане, подбиравшемуся к райским кущам в «Потерянном рае» Джона Мильтона, «гнев бледный, зависть и отчаяние». Он «ощущал все обаяние этого духа, его мужественную и веселую безмятежность, он был бы рад приобщиться ему — и отчаивался». Большинство людей по природе, согласно Мелвиллу, непорочны, и их отделяет от людей порочных «мертвое пространство». Это «мертвое пространство» клеветы, ненависти, зависти. Писатель ярко живописует огромную притягательную силу мужественного прямодушия, веселой благожелательности, великодушия, открытости, исходившую от простого матроса Бадда.
