— Что?.. — заметив на её щеке ресницу, Виталий машинально протянул руку, чтобы убрать, но Изабелла неожиданно перехватила его кисть. Она с секунду держала её на весу, как будто размышляя, что с ней делать… потом просто сцепила свои пальцы с пальцами мужчины…
— Чёрт возьми… — опустив взгляд, Лозинская неожиданно покрылась непривычным для неё румянцем. — Впервые в жизни я не могу сказать прямо то, что хочу… Хочу… а — не могу…
— А ты скажи…
— А ты догадайся…
— Ну, не могу… — он смотрел на неё снизу вверх, умильно, по-детски, выпятив вперёд губы и шутливо сведя на переносице брови. — Ну, Белла… ну, скажи сама…
— Я тебя уволю, к чертям собачьим… — судя по тому, что Изабелла заговорила низким, чуть хрипловатым голосом, разволновалась она нешуточно.
— Хоть скажешь — за что?.. — он не оставлял попыток перевести всё в шутку, но, как бы ненароком скользнул свободной рукой по её животу — дойдя до груди, мужская ладонь чуть заметно сжалась.
— Ты и сейчас ничего не почувствовал?.. — она смотрела с нескрываемой обидой. Виталию даже показалось, что в уголке глаз женщины блеснула слеза.
Внезапная догадка чуть было не отозвалась коротким смешком, но Мясников невероятным усилием воли подавил в себе этот импульс.
— Ну, как же — не почувствовал… — он снова несколько раз чуть сжал и разжал ладонь. — У тебя потрясающая фигура… потрясающая грудь… Потрясающая… — теперь ладонь скользнула женщине за спину и плавно опустилась вниз, на ягодицы.
— Потрясающая грудь?.. — Изабелла как-то горько усмехнулась. — Да ты даже не обратил внимания, что она только вчера стала потрясающей…
— У тебя всегда была потрясающая грудь… — он смотрел на неё пристально, как бы убеждая в правоте своих слов. — Я не заметил разницы…
— Ну, ты и льстец… Выкрутился…
Он никогда не видел Изабеллу такой — она казалась и рассерженной, и растерянной одновременно. Этим внезапным переменам была причина, и причину эту Виталий угадал на уровне интуиции…
Выходило, что, уезжая, якобы, на отдых, Лозинская на самом деле отправилась под нож пластического хирурга — тот не только придал её формам пышный, юный вид, но и убрал морщинки, подтянул лицо… Вчера Виталий списал эти эффекты на действие грима, но сегодня, с утра, понял: и гладкость кожи, и блеск в глазах — всё натуральное…
Она решила сделать сюрприз — ему?..
— Зачем ты меня обижаешь? — он тоже изобразил лёгкую обиду. — Я не давал повода…
— Ты мог бы сделать мне хотя бы один комплимент…
— Я мог бы делать их тебе ежедневно… Но ты сама меня отучила… Кто говорил, что терпеть не может ухаживаний?..
— Опять выкрутился… — теперь усмешка была более доброжелательной. — Не зря я взяла тебя к себе… Ох, не зря…
— Я хочу остаться у тебя до вечера… — он понял, что должен предложить это сам. Несмотря на то, что дома уже ждала Татьяна… Несмотря на то, что у него на сегодняшний день были свои собственные планы…
…Он заранее был уверен в том, что скажет ему Изабелла… Но того, что произнесла женщина уже в следующую секунду, не ожидали ни он, ни, кажется, она сама…
— А как насчёт — остаться насовсем?..
…Она шокировала его не только этими словами… Постигая их смысл, он изумлённо вглядывался в её лицо — оно было смущённым, и именно это было самым настоящим потрясением… Он долго не мог ничего ответить, лихорадочно придумывая недвусмысленную фразу, освобождающую от моментального принятия решения. Как ни крути, а к такому повороту он был совершенно не готов.
Изабелла смотрела на него выжидательно, и, чувствуя, что пауза затягивается, Виталий придал взгляду задумчивость и нарочито громко вздохнул.
— У тебя ещё и чувство юмора потрясающее… — едва улыбаясь уголками губ, он качнул головой.
Кажется, женщина боялась услышать что-то подобное… на её лице промелькнула тень сожаления и растерянность.
— Да, всё верно… — она вдруг деланно рассмеялась, и, легко отстранив его руки, резко встала. — Забудь.
— Бэл, подожди… — он поймал её за руку, — Ну, подожди…
— Мне нужно сделать пару звонков… — вырвав руку, она стремительно вышла из кухни.
Понимая, что ситуация накалилась, и попытка отмолчаться будет подобна смерти, Виталий кинулся следом.
— Бела!.. — он догнал её уже на лестнице, — Ну, стой!..
— Что? — она повернулась к нему всем корпусом. Мясников чуть было не отшатнулся, увидев её взгляд: жёсткий, пронзающий насквозь. Он прекрасно знал этот взгляд…
— Я же тебя ещё завтраком не накормил…
— Я уже позавтракала.
— Чем?..
— Йогуртом.
— Да подожди ты!.. — она снова так стремительно повернулась и шагнула вверх, что он едва успел уцепиться за нижнюю оборку пеньюара. — Бела!..
Понимая, что только что Лозинская уронила себя в его глазах, и ни за что не простит ему этого "позора", Виталий сначала испугался… но уже через секунду почувствовал, как всё внутри наполняется непривычной для него злостью… Дурацкая ситуация. И неизвестно, чем она может окончиться для него — Изабелла баба крутая… Конечно, она может и "забыть", похоронить внутри себя его явный отказ… А может и отомстить — как ни крути, а тут задето женское самолюбие… И плевать ей, что она сама виновата — ну, кто бы на его месте бросился ей на шею в первую же секунду?!
Заполучить такого врага, как Лозинская — хуже не придумать…
…Он, видимо, не рассчитал силы… Она слишком быстро начала подниматься, а ему слишком не хотелось оставлять эту размолвку на такой драматической ноте…
Треск тонкой, шёлковой ткани заглушил вскрик Изабеллы — Виталий чересчур резко дёрнул за подол пеньюара, и женщина едва удержала равновесие. Обернувшись к нему, она ещё несколько секунд метала взглядом молнии, и лишь потом заметила, что оборка на подоле надорвана и её конец находится в руках Мясникова.
— Ты… — опешив от такой "наглости", Лозинская переводила возмущённый взгляд с куска ткани на лицо Виталия и обратно. — Ты что наделал?! Да ты знаешь, что это за фирма?! Ах, ты…
…Изабелла лупила его кулаками по голове, плечам, груди… Её довольно чувствительные удары сыпались на Виталия вперемешку с ругательствами совсем не литературного содержания. Стоя на пару ступенек ниже, Виталий зажмурился и какое-то время молча принимал её неожиданную, но довольно "милую" истерику, едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться… Наконец, решив, что — "пора", ловко перехватил тонкие женские запястья…
Она уже к тому времени изрядно вымоталась — сказались выплеснувшиеся эмоции… поэтому особо и не сопротивлялась. Подхватив её на руки, Мясников поднялся на второй этаж и, открыв ногой дверь спальни, прошёл к кровати… На секунду замявшись, бросил на дорогое, стильное покрывало обмякшее в его руках женское тело и сам рухнул следом…
* * *
…Татьяна ждала его уже вторую ночь подряд. Виталий и раньше иногда не ночевал дома, а в последнее время это повторялось всё чаще… Правда, в последние три недели он, на удивление, никуда не уезжал, напротив, дома появлялся раньше обычного, чему Таня была несказанно рада. Но радость оказалась преждевременной: сославшись на очередную командировку, Мясников снова исчез на сутки, и, вместо того, чтобы появиться сегодня с утра, позвонил и предупредил, что задержится, и когда вернётся — не знает.
О наличии у Виталия любовницы она догадывалась давно, но проверить этот факт не представлялось возможным. У них теперь не было общих друзей и подруг, у которых можно было бы осторожно поинтересоваться жизнью Мясникова вне их дома. Сама Татьяна давно никуда не выходила. Её попытки найти работу по специальности успеха не принесли — везде, куда ни обращалась молодая женщина, её ждал отказ, и даже диплом престижного вуза не играл никакой роли…
Она понимала, что всему виной история с её увольнением из налоговой… но, в конце концов, неужели даже должность бухгалтера в небольшой организации для неё тоже недоступна?!
Во всех своих неудачах Таня видела след своего бывшего мужа. За измену он решил платить долго и жестоко… Отобрал детей, лишил работы, наградил её "волчьим билетом"… Первое время её поддерживал Виталий — успокоив любимую женщину, что работать ей вовсе не обязательно, он водил её на спектакли и концерты, в начале лета отправил не две недели на морское побережье… Правда, поехала туда Татьяна одна — Мясников теперь был настолько занят новой должностью, что у него не хватало ни на что времени, какой уж тут отпуск?!
Вернувшись, Таня снова впала в привычное уже уныние…
Её жизнь постепенно превращалась в тягостное существование. Разлучённая с детьми, она никак не могла прийти в себя, и никакие земные радости её не трогали. Проводив утром Мясникова на работу, она целый день смотрела на часы — его возвращение вечером теперь было для неё единственным утешением.
