Она остановила такси, и они поехали к ней на улицу Черняховского и по дороге все думали, что Чарли – это ее муж, иностранец, наверно. Но Чарли оказался красавцем эрдельтерьером золотой масти, а мужа дома вообще не оказалось, но зато через десять минут после их приезда к Анне завалилась целая компания ее друзей с предложением ехать сначала на бега, а потом в ресторан Дома кино, где «стол уже заказан».
Короче говоря, московская неделя пролетела как сон, а еще через неделю, в Эстонии, в Тапа, Степняк приступил к своему главному сражению с советской Системой, которая контролировала каждое перемещение своих граждан в пространстве и времени записями и печатями в паспорте, трудовой книжке и военном билете.
Применив свои знания криминалистики, Степняк с помощью перекиси водорода и квасцов вывел в своей трудовой книжке запись о работе в Уголовном розыске МВД СССР и вместо этого вписал себе службу в заготконторе краснодарского Мясрыбторга. Ровно месяц назад эта контора сгорела дотла вмеcте со всеми документами – сгорела, как знал весь Краснодарский угрозыск, для того, чтобы огонь уничтожил ведомости о закупке-продаже мифических тонн мяса, рыбы и икры, ну а заодно и все остальные архивные документы.
Таким образом, рассуждал Степняк, даже если эстонский ОВИР пошлет запрос по месту его прежней работы, то в ответ придет маловразумительная бумажка о том, что «архивы отдела кадров Мясрыбторга утрачены в результате стихийного бедствия».
Но Степняк сомневался в том, что эстонский ОВИР станет запрашивать о нем Краснодар. Именно потому он и выбрал Эстонию как трамплин в эмиграцию, что эстонцы в силу своей плохо скрываемой ненависти к России не только не станут утруждать себя письмами в Краснодар, но будут только рады, если он, русский, покинет их республику. Зачем он им нужен?
– Все, что я должен сделать, – говорил Степняк своей Фаине, – это помочь эстонцам избавиться от еще одного «курата» и «оккупанта». А помощь эта должна состоять в том, чтобы подать на эмиграцию документы, не вызывающие на первый взгляд никаких вопросов. И главный в этом деле документ – конечно, паспорт. С паспортом, – сказал Степняк, – шутить нельзя, паспорт сразу пойдет на проверку в милицию.
Но и подавать в эстонский ОВИР краснодарский паспорт со штампом свежей, месячной давности, прописки в Эстонии тоже было рискованно – это могло сразу насторожить любого эстонского «Степняка». «Что ж это вы, гражданин Степняк, – мог сказать эстонский «Степняк», – не успели приехать, а уже на эмиграцию подаете! А почему вы там не подавали, дома?»
Конечно, можно было «потерять» краснодарский паспорт и оформить в милиции новый. Но и этот путь Степняк забраковал. Во-первых, потому что на дубликате всегда пишут «взамен утерянного», что опять-таки может вызвать подозрения в ОВИРе, а во-вторых, при оформлении паспорта-дубликата милиция обязана послать запрос по прежнему месту прописки – не является ли имярек такой-то беглым преступником и не разыскивает ли его суд или уголовный розыск. А Степняк не хотел, чтобы в Краснодаре знали, где он находится.
Короче говоря, каждый свой шаг на пути к заветной границе Советского Союза Степняк с холодной неспешностью вымерял по самому себе, бывшему имперскому следователю. И поэтому ни разу не ошибся. Вступив в должность совхозного экспедитора, он тут же начал разъезжать по всей Прибалтике и соседним с ней Ленинградской и Псковской областям в поисках шифера, кирпича, пило- и лесоматериалов, фуража, запчастей и всего прочего, в чем нуждался совхоз «Красная Эстония». И непременно брал с собой Фаину. Всюду, в каждом населенном пункте, где они останавливались даже на одну ночь, Степняк являлся в районное отделение милиции и настаивал, чтобы ему и жене поставили в паспортах штампы о прибытии и убытии. Конечно, из-за отметки на один-два дня никто возиться с их паспортами не хотел, но и отказать не имели права. Очень скоро все чистые страницы в степняковских паспортах были заполнены большими чернильными штампами и размашистыми милицейскими подписями. И как только в паспортах не осталось места для новых штампов, Степняк отнес эти паспорта в Тапскую районную милицию, где их легко и уже без всякой перепроверки обменяли на новые, эстонские.
После этого Фаина перестала мотаться с мужем по командировкам, а устроилась официанткой в вокзальный ресторан. То была ее первая в жизни работа, и в тресте железнодорожного обслуживания Эстонской железной дороги ей выписали чистую – эстонскую – трудовую книжку.
А к этому времени подоспел и израильский вызов, заказанный через московскую знакомую Анну Сигал.
Верный своей манере выверять каждый шаг с прикидкой на психологию эстонского «Степняка», Василий Степняк, исправно работая экспедитором, выждал еще три месяца и только в начале августа отправил Фаину со всеми документами в Таллин, в ОВИР. Сам он в этот ОВИР не поехал. «Зачем мне с моей русской будкой там маячить? – сказал он Фаине. – Я ж этих милицейских жлобов по себе знаю. Увидят мои усы и сразу настрополятся – че это кацап в Израиль едет, кто такой? Нет, душа моя, ты уж сама дуй по всем инстанциям, в общем потоке, как чистокровная Шварц».
28 сентября – то есть меньше чем через два месяца! – они получили разрешение на эмиграцию. Васыль Степняк обыграл Систему.
И также тихо, в общем потоке, они бы 20 октября улетели в Вену, если бы не эта неожиданная глупость в грузовой таможне. И надо же было ему уступить Фаине и связаться с этим мудацким грузовым багажом! Как будто в Америке нет утюгов и кухонной мебели! Ведь хотел же он ехать налегке, даже книги свои был готов бросить к чертовой матери! Ну кому на фиг нужен в США советский Уголовный кодекс?!.
Терзая себя этими мыслями, Степняк стоял в тамбуре поезда «Москва – Львов» и, глядя на сиротские колхозные поля, прикрытые первым октябрьским снегом, курил одну сигарету за другой. Какой порядок действий он бы наметил, если бы ему, Степняку, поручили расследовать самоубийство начальника грузовой таможни майора Ашидовой?
Первым делом он запросил бы эстонский ОВИР о сроке выездной визы Степняков, исчезнувших с места происшествия. Затем «Аэрофлот» – о наличии у этих Степняков билетов до Вены. После этого приказал бы вскрыть их багаж в связи с подозрением на попытку вывоза запрещенных предметов. И в этом багаже наткнулся бы на странную для колхозного экспедитора подборку литературы.
В этом месте мысли Степняка сбивались. Во-первых, он тут же начинал заново материть себя за то, что соблазнился взять с собой эти книги, а во-вторых, потому что точно помнил: среди этих книг есть две брошюры, изданные Краснодарским университетом. Конечно, когда ваш багаж идет в общем потоке, то проверяющий инспектор смотрит только на год публикации книги – и все. А где эта книга издана – в Москве или в Краснодаре, – ему до лампочки. Но если бы он, следователь Степняк, проверял теперь багаж некоего Степняка, сбежавшего с места самоубийства начальника таможни, то, не найдя в этом багаже ни алмазов, ни золота, он бы начал листать каждую книжку в этой странной библиотеке в надежде найти какое-нибудь письмо, записку или клочок бумаги, который позволил бы ему потянуть за ниточку.
Однако никаких клочков бумаги он, следователь Степняк, не нашел бы. Потому что тот Степняк, который уезжал, тоже не дурак – он перед упаковкой книг вытряс из них все бумажки, записки и даже закладки. Чтобы не задерживать внимание таможенного инспектора.
Но вот, не найдя в книжках ничего интересного, обратил бы он внимание на то, что две брошюры – «Пособие по применению советского права» и «Практика советского суда в сельских условиях» – изданы юридической кафедрой Краснодарского университета? Или он не заметил бы этих брошюр?
И как ни крутил Степняк в голове эту ситуацию, он понимал, что он, следователь Степняк, не заметить этих брошюр не мог. Но отсюда сразу следовал телефонный звонок в Краснодарский университет насчет «не было ли у вас студента по фамилии Степняк Василий Викторович и куда он был направлен на работу после окончания вуза?». И все, дорогой Васыль Викторович, говорил себе Степняк, вы накрылись!
Тут, потея от страха, Степняк закуривал новую сигарету, потому что вторичным звонком в эстонский ОВИР он, следователь Степняк, тут же установил бы, что в трудовой книжке Степняка В. В. нет записей об учебе в Краснодарском университете и работе в уголовном розыске. И тогда он, следователь Степняк, лично, сам поехал бы 20 октября и Шереметьевский аэропорт – на случай, если эти Степняки рискнут воспользоваться своими авиабилетами. А одновременно подал бы в Прокуратуру СССР заявку-требование на всесоюзный розыск супругов Василия и Фаины Степняков «в связи с их исчезновением с места гибели майора Ашидовой, начальника московской грузовой таможни».
