Разобраться с причиной половой несовместимости с собственным внутренним голосом я не успел, так как огненные шары в груди погасли. Жар моментально сменился холодом. Я стал стучать зубами и натягивать рукава рубашки на кисти рук, чтобы не отморозить пальцы.
В антракте ни я, ни Наташкино тело не шелохнулись. Я крепче прижался к ней. Точь-в-точь дети-сироты с картины сентиментального художника девятнадцатого века.
К концу второго акта я с ужасом осознал, что злая чернавка, отрицательная героиня из оперы, спасаясь от принца, не погибла, а вселилась в тело брюнетки-вороны, сидящей рядом. Мне даже показалось, что она уже бросает на меня кровожадные взгляды и тихонько рычит: «Вот я сейчас тобой полакомлюсь, мой маленький!» Спасаясь, я буквально заполз к Наташке, точнее, её телу, на колени, в то время как оно, тело, окончательно расползлось по креслу, разинув рот.
Но не успели прозвучать последние аккорды, перешедшие во взрыв аплодисментов, как Наташка невидимая воссоединилась с Наташкой осязаемой, окрепла, вскочила и неистово захлопала. Случилось это внезапно, отчего я, совсем уже посиневший от холода и ужаса, повалился вниз, стукнулся о спину впередисидящего господина в пиджаке, а затем застрял на полу между креслами. Оттуда, снизу, я видел, как горят Наташкины глаза и как сверкает её золотое платье Versace, подарок матери. Она это платье больше всего на свете любила.
Наташка сделала шаг к проходу и пропала из виду. К счастью, брюнетка-ворона-злая чернавка тоже куда-то подевалась. Наверное, нашла себе жертву поаппетитнее меня. Мне показалось, что я провалялся на полу несколько часов. С трудом справившись с искажающимся пространством и окоченевшими руками и ногами, обуздав собственные суставы, я кое-как выбрался из узкого проёма между креслами и огляделся в поисках Наташки. Её я не увидел, зато моя внутренняя тётка гаркнула наконец что-то полезное: «Она у сцены!»
На дрожащих ногах я двинулся в указанном направлении. Там я услышал её, Наташку. Точнее, не её саму, а нечто необычное, что гарантировало её присутствие. Тишину.
Аплодисменты огромного зала стали стихать, и это не было иллюзией, вызванной волшебными грибами. Эпицентром тишины являлась кучка зрителей у лесенки, ведущей на сцену. Кучка росла как пчелиный рой. Внутри что-то происходило. Поклонники классики не спешили вручать букеты кумирам-исполнителям, а переглядывались, странно улыбаясь. Музыканты высунулись из оркестровой ямы, как котята из корзинки, лица певцов, вышедших на поклон, выражали смесь глупого удивления с беспомощностью. Творилось нечто незапланированное.
К моему телу постепенно вернулась сила. Протолкнувшись сквозь спины в платьях, пиджаках и одну даже в смокинге, я увидел следующее: Наташка стоит на подступах к сцене. Она замерла в странном положении: платье задрано до головы, задница в красных, в белый горох, трусах сверкает, вокруг обомлевшая публика.
На удивление быстро я понял, что к чему. Раз – Наташка решила снять платье через голову. Два – дело застопорилось потому, что, когда Наташкина голова оказалась во тьме золотой ткани, она позабыла обо всём и застыла.
Если кому интересно, уточню, Наташкино тело было что надо, любая бы позавидовала. Эффекта добавляли красные в горох трусы с лифчиком и туфли на каблуке. Поклонники, а особенно поклонницы оперного искусства злобно шипели: «Сумасшедшая, вызовите милицию!» Не сомневаясь, что у подруги имеется хороший план, я пришёл на помощь. Хорошенько потянул платье спереди. Освободившись от Versace, Наташка деловито осмотрелась без капли смущения. Будто не провела несколько последних минут на подступах к сцене в задранном до ушей наряде. Хотя чего уж стесняться задранного платья, если сейчас его на тебе вовсе нет.
Наташка поманила крупную женщину, исполнительницу роли злой чернавки. Вместо неё к нам шагнул тот самый плотный мужичок-принц. Он вопросительно ткнул себя в грудь, мол, меня зовёте?
– Да не ты! – Наташка отмахнулась от ряженого, как от назойливой мухи. – Вы! Вы! Как вас… – Наташка забыла, чью роль эта женщина только что исполняла. К счастью, оперная дива, наконец, сообразила, что Наташкины призывы обращены к ней, и, бросая на коллег полные сомнений взгляды, приблизилась.
– Вы великолепно исполнили вашу партию! Спасибо вам! Носите! – тожественно произнесла Наташка, протягивая ей своё золотое платье.
Так вот в чём был план! Подарить чернавке самое ценное, что есть.
Та взяла платье, которое явно было ей слишком мало, обалдело промямлила слова благодарности и сделала нелепый реверанс. После чего совсем смешалась, раскраснелась и сбежала за кулисы.
Овация окончательно скомкалась. Зрители буквально лезли друг другу на плечи, лишь бы увидеть полуголую Наташку. На артистов всем было наплевать.
К нам пробились старухи-смотрительницы в синих юбочных костюмах. Они возглавили ортодоксальную часть поклонниц классической музыки, окруживших нас с букетами наперевес.
– Не дайте им уйти!
Мелькнула бледнолицая брюнетка-ворона, реинкарнация оперного Зла. Круг стал сужаться…
– Что делают, наркоманы несчастные! Совсем распустились, паршивцы! – каркали поклонницы классической музыки, тянущие старческие узловатые руки к голой Наташке.
Я увидел оживших, будто в кино, мертвецов, набросившихся на последних живых людей… Змеиные языки дрогнули у самых наших лиц. Какая-то старушка ущипнула меня за бок, две другие вцепились в Наташку. В толпе я заметил великовозрастного юношу, опирающегося на костыль. Праведный пух на его верхней губе был покрыт, словно росой, капельками пота. Лицо юноши исказила злоба, свободной рукой он указывал в нашу сторону, призывая поклонников классической музыки к священной атаке…
Яркие огни, бархат и позолота… Ангелы и музы ехидно улыбнулись с потолочной росписи…
Всегда гадал, что будет, если выбить костыль у инвалида? Как он будет барахтаться на полу, словно перевёрнутый жук… Раньше я отгонял такие мысли, стыдился их, старался заткнуть ту дыру подсознания, из которой лезет подобная мерзость. Но теперь, столкнувшись с чистой злобой, исходившей от существа на костыле, я решил получить ответ на давно мучивший вопрос.
Внутренний голос злорадно объявил: «Посадка на ваш рейс закончена!»
Я издал боевой клич, прыгнул, прокатился по полу и вышиб костыль…
Вдоль шоссе зажглись фонари. Поперёк движения в небе пролегла вытянутая малиновая туча, похожая с одного конца на кошачий хвост, а с другого – на дым от сбитого истребителя. Диск в проигрывателе стал заедать. Обрывки звуков вместо песен. Татьяна Борисовна раздражённо стукнула несколько раз по передней панели барахлящего прибора. Не помогло.
Отворачиваюсь к окну. Воздух бьёт в небольшую щель.
– На светофоре направо.
Вот уже сворачиваем в наш маленький посёлок из пяти домов. Первым стоит бетонный замок Ивана Ивановича.
– Нехилые домики, – комментирует Татьяна Борисовна.
– У некоторых… – отвечаю я.
Мой дом, четвёртый по счёту, существенно уступает размерами бетонному замку. Кроме того, мой дом из дерева. Недолговечный материал по понятиям крепких хозяев, рассчитывающих прожить на Земле вечно. Надеюсь, Татьяна Борисовна не станет в последний момент заламывать цену из-за того, что мой дом тоже покажется ей «нехилым».
– Здесь остановите, пожалуйста.
– Что, туда нести?! – вскрикивает Татьяна Борисовна, увидев, что дорога к самому дому только строится и последние метров двадцать придётся тащить коробки на себе.
– Туда. Я вашего шефа предупреждал.
– Мне ничего не сказали. Я обычно до лифта доставляю – и баста!
– Помогите на тачке докатить, я один не справлюсь, кто-то должен придерживать.
– Я на каблуках, а у тебя тут колдобины! И вообще, у меня миома, мне нельзя тяжести поднимать! – фыркнула тётя Таня, ковыряя верёвочные узлы длинными, крепкими красными ногтями. Ну и грузчица мне попалась!
Иду к дому за тачкой, рассудив, что безопаснее не спорить. По слухам, эта баба собственного брата пристрелила из-за денег. Мало ли на что она ещё способна. Да и красивый вечер портить не хочется.
Татьяна Борисовна, напротив, изменила своё мнение и, когда я вернулся с тачкой к машине, ворча, предложила помощь. Мы погрузили по одной коробке в тачку и вдвоём легко докатили груз до дома. Я расплатился, прибавив сверху две сотни. Татьяна Борисовна никак на этот жест не отреагировала. Стоя на ступеньках дома, я смотрел, как она вернулась к своей «десятке», завела мотор и под аккомпанемент вновь заработавшего проигрывателя дала задний ход.
Брутальные способы заработка денег сдали позиции, звезда Татьяны Борисовны закатилась. Её всё больше стали атаковать конкуренты, менты и спецслужбы. Ставки взяток возросли. Бассейн пришлось сломать под напором судебных органов. Одна за другой продались квартиры – не хватало денег на закрытие нескольких уголовных дел. Наташка увлеклась героином, наши пути стали расходиться. Лет восемь назад до меня дошёл слух, что Наташка ширнулась на пару с одной девицей и у той остановилось сердце. Наташка просидела в отключке целые сутки и не смогла вызвать «скорую». Чтобы прижать Татьяну Борисовну, менты решили впаять Наташке срок за «умышленное неоказание помощи умирающему». Тётя Таня раздумывать не стала, купила Наташке билет до Малаги и запретила возвращаться. С тех пор ничего о ней не слышно…
