Непрерывная цепочка этих вопросов, на которые я не могла ответить в принципе (в сущности и не надеясь, не рассчитывая найти хоть какие-либо ответы), в силу самого однообразия стала обретать черты кошмара и неописуемой муки. Мне начинало казаться, что, если не удастся вырваться из этого тошнотворного круга, я внезапно сойду с ума, закричу, совершу какой-нибудь возмутительный акт насилия прямо посреди улицы. Но тяжелее всего было сознавать, что особенности моего характера исключают возможность даже подобного утешения, что я безжалостно связана по рукам и ногам собственным решением не проявлять никаких эмоций.
Я замерзла и устала. Видимо, я долго бродила, не помня дорогу, и вдруг увидела, что стою на малознакомой улице. Наступила ночь, сквозь легкую дымку тускло светили фонари. Я взглянула на часы и обнаружила, что уже почти наступил урочный час нашего свидания.
Не успела я это осознать, как все внезапно преобразилось. Каким-то загадочным образом я превратилась в центральную точку, вокруг которой завращался вечерний мир. Люди, шагавшие по тротуару, мимоходом поглядывали на меня — одни с жалостью, другие с холодным интересом, третьи с каким-то болезненным любопытством. Некоторые подавали украдкой незаметные знаки, но я не знала, предостерегают они или же, наоборот, подбадривают. Освещенные и неосвещенные окна напоминали глаза разной степени проницательности, и все были устремлены на меня. Дома, уличный транспорт — все, что находилось в поле зрения, как будто ожидало, что же я стану делать.
Я развернулась и быстро зашагала в сторону гостиницы. Я торопилась, чтобы не опоздать, но мне почему-то не пришло в голову поймать такси. Город окружал меня своим вниманием, горящие глаза машин преданно следовали за мной — то ли задумчиво, то ли пророчески. В ушах звенел приятный голос Д., который говорил, что я должна действовать по собственному разумению. Перед моим мысленным взором всплыло чернобровое лицо, всегда вызывавшее смутные воспоминания: оно было не больше мыши и вскоре исчезло.
Я подошла к ярко озаренному входу гостиницы. Люди шныряли туда-сюда через вращавшиеся двери. Я замедлила шаг и наконец остановилась. Даже тогда мне еще казалось, что я должна шагнуть внутрь, явиться на встречу, не ударить лицом в грязь. Но затем мои ноги сами повели меня прочь, и я постигла истину, которую следившие за мной глаза, наверное, знали с самого начала: я готова убежать куда угодно, стерпеть любой позор, любую расплату, любое отчаяние, только бы не оказаться в этой ситуации.
Смогу ли я теперь вынести самобичевание? Вопрос, конечно, риторический, ведь хотя жить в такой безотрадности, после стольких неудач и трудно, умирать, очевидно, еще тяжелее.
ПОВЕСТКА В СУД
перев. В. Нугатова
Р. — старинный мой друг. Когда-то давно мы жили в одном доме, пусть и в разных квартирах, и в ту пору я, конечно, очень часто с ним виделась. Впоследствии наши пути разошлись, нас стали разделять все большие расстояния, мы могли встречаться лишь изредка и с огромными трудностями — один-два раза в год, да и то на пару часов или в лучшем случае на выходные. Однако наша дружба, всегда чисто платоническая, оставалась незыблемой, хотя, естественно, уже невозможно было сохранять прежнюю степень близости. Мне по-прежнему казалось, что между мною и Р. существует тесное и нерушимое взаимопонимание, коренившееся в каком-то принципиальном сходстве характеров, а, следовательно, не подверженное случайным переменам.
С последней нашей встречи прошло особенно много времени, так что я обрадовалась, когда мы наконец смогли условиться о новом свидании. Мы договорились, что встретимся в городе, вместе поужинаем, а вечером отправимся на поезде в пригород — туда, где жил Р.
Встреча была назначена на семь часов. В ресторан я пришла первой и, сдав вещи в гардероб, поднялась по лестнице в небольшой бар, где часто бывала и потому чувствовала себя, как дома. Я заметила, что, вопреки обыкновению, бармену помогает официант: погрузившись в досужие размышления, как это свойственно всем ожидающим, я задумалась, зачем вдруг понадобился помощник, хотя посетителей в баре не так уж много?
Почти тотчас же появился Р. Мы весело поздоровались и сразу же завели разговор, который, казалось, был прерван лишь накануне.
Мы уселись за стол и заказали напитки. Обслуживал нас не бармен, а официант. Когда он поставил на стол два бокала, меня поразило, какой он невзрачный. Конечно, не следует придавать слишком большого значения внешности, но что-то в наружности этого парня поневоле внушило мне неприязнь. При взгляде на него в памяти почему-то всплыло слово «троглодит». Не знаю, как на самом деле выглядели пещерные люди, но, по-моему, они были очень похожи на этого низкорослого, коренастого, заурядного человечка. Несмотря на отсутствие явного уродства, он казался поразительно нескладным: возможно, виной всему непропорциональная фигура и сильная сутулость. Он не был стариком, но лицо его несло странную печать древности — чего-то векового и почти непристойного, точно пережиток первобытного мира. Особенно четко запомнились его широкие, серые, бесформенные губы, по-видимому, не способные сложиться в цивилизованную улыбку.
Это может показаться странным, но я, наверное, уделила гораздо больше внимания официанту, нежели своему другу, и лишь после того, как мы подняли бокалы, заметила легкое изменение во внешности Р. Со времени нашей прошлой встречи он немного поправился и в целом производил впечатление преуспевающего человека. К тому же на нем был новый костюм, и когда я сделала комплимент по этому поводу, Р. рассказал, что купил его в тот же день, потратив часть значительной суммы, полученной в виде аванса за новейшую книгу.
Мне радостно было слышать, что у него так хорошо идут дела, но в то же время сердце кольнула зависть. Сама я находилась в столь плачевном положении, что поневоле сопоставила свои неудачи с его успехом, который неким подспудным образом делал Р. менее доступным для меня, хотя он оставался таким же дружелюбным и обаятельным, как всегда.
Покончив с напитками, мы спустились в ресторан поужинать. Я изумилась и, признаться, весьма некстати вышла из себя, когда меню принес все тот же официант.
— Вы что, внизу тоже обслуживаете? — с досадой спросила я.
Судя по тому, как внимательно Р. посмотрел на меня, его, наверное, поразил мой недовольный тон. Официант весьма любезно ответил, что его работа в баре на сегодня окончена и его перевели в ресторан. Я хотела предложить Р. пересесть за столик, обслуживаемый другим официантом, но мне тут же стало ужасно стыдно. Мне было очень совестно за столь неразумный и грубый всплеск эмоций перед Р., который наверняка меня осуждал.
Какое скверное начало ужина. Из-за проклятого официанта весь вечер не задался, напоминая непрерывную полосу невезения при игре в карты. Хотя мы продолжали непринужденно беседовать, нас больше не воодушевляла та необходимая искорка, которую мы неизменно высекали при взаимном общении. Даже еда казалась не такой вкусной, как обычно.
Я успокоилась, когда официант смел салфеткой крошки и принес кофе. Теперь-то мы наконец избавимся от его докучливой, зловещей близости! Но через пару минут он вернулся и, наклонив ко мне омерзительную физиономию, сообщил, что меня ждут в холле.
— Но этого не может быть — вероятно, это ошибка! Никто не знает, что я здесь, — возразила я, но он бесстрастно и упорно твердил, что меня кто-то спрашивает.
Р. посоветовал все же сходить и проверить. Поэтому я вышла в холл, где сидели и стояли несколько человек, дожидаясь своих друзей. С первого же взгляда я поняла, что ни с кем из них не знакома. Официант подвел меня к опрятно, неброско одетому мужчине средних лет с непримечательным округлым лицом и седыми усами. Его можно было принять за управляющего банком или другого добропорядочного гражданина. Кажется, он был лысым. Человек поклонился и поздоровался, обратившись ко мне по имени.
— Откуда вы меня знаете? — в изумлении спросила я. Я была уверена, что никогда не встречалась с ним раньше, но можно ли быть уверенной на все сто? Ведь человека с таким неприметным лицом, сколько ни встречай, все равно не запомнишь.
В ответ он пустился в подробные разъяснения, но говорил так быстро и тихо, что я улавливала лишь отдельные слова, не понимая общего смысла. Совершенно не в силах разобраться, о чем он толкует, я лишь смутно догадалась, что он просит меня куда-то пройти вместе с ним. Внезапно я узнала свой чемодан, стоявший на полу возле его ног.
— Что вы делаете с моими вещами? Как вы ими завладели?.. Служитель ни за что не позволил бы вам взять их в гардеробной, — сердито сказала я и наклонилась к ручке. Но не успела я дотянуться до нее, как незнакомец с неодобрительной ухмылкой схватил чемодан и вынес его за дверь.
