Я вдруг утратила дар речи. Мое воодушевление уступило место беспокойству. Что я делаю, сидя в своем доме одна, вернее, наедине с незнакомцем, обнаруженным в голом виде среди кустов? Логика подсказывала мне, что его следует бояться. По правде говоря, в глубине души я и впрямь испытывала ощущение надвигавшейся опасности.
Я попыталась внести ясность в ситуацию:
— Сколько же времени вы скрывались там, в дюнах, поджидая прохожих?
— Много часов. До вас я уже окликнул двух гулявших дам. Но они сбежали так быстро, что я не успел объяснить им, в чем дело. Я их ужасно испугал.
— Может, не вы, а ваш… наряд?
— Ну разумеется, мой наряд. Однако это самое простое, что я смог придумать.
И мы оба от души расхохотались.
— Я сам во всем виноват, — продолжал он. — Вот уже несколько недель я живу здесь, неподалеку, с моей семьей, и нынче утром мне захотелось поплавать. Я поставил машину за дюнами, хорошенько заприметил то место, затем, увидев, что на пляже нет ни одной живой души, сложил одежду на песок, прижал ее камнем и долго плавал. Но, вернувшись на берег, не нашел ни камня, ни одежды, ни машины.
— Улетучились? Или украдены?
— Знаете, я вовсе не уверен, что вышел в том же месте, где входил в воду, — я не очень-то наблюдателен. Да и как можно отличить одну песчаную дюну от другой?!
— Или одну скалу от другой.
— Вот именно! Потому-то я и не стал просить вас поискать мой автомобиль за дюнами, ведь я представления не имею, где он может быть.
— Вы очень легкомысленны!
— О, я так захотел поплавать в море обнаженным, что не смог побороть искушение. Морской простор звал меня.
— Я вас понимаю.
И верно, я хорошо понимала его. Мне казалось, что он так же одинок, как я, и потому природа оказывает на него такое же пьянящее воздействие. Но тут у меня зародилось одно подозрение.
— А вы были намерены вернуться на сушу?
— Вначале — да. А потом, когда плыл по течению, — нет. Мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно.
Он пристально взглянул на меня и медленно произнес:
— Но я не самоубийца, если вы это имели в виду.
— Именно это.
— Я люблю заигрывать с опасностью, в таких случаях я прямо-таки дрожу от азарта, и когда-нибудь, наверное, совершу что-то ужасно безрассудное, но не испытываю никакого желания умереть.
— Скорее, желание жить?
— Именно так.
— И бежать от чего-то…
Эти слова явно застигли его врасплох, и он плотнее закутался в плед, словно хотел отгородиться от моей, смутившей его, проницательности.
— Кто вы? — спросил он.
— А вы как думаете?
— Моя спасительница, — прошептал он с улыбкой.
— И все? А ну-ка, давайте проверим, наделены ли и вы даром фантазии.
— О, боюсь, что я освоил лишь алфавит, а с фантазией у меня плохо.
— Впрочем, разве это важно, кто мы на самом деле? Вот вы для меня — прекрасная живая статуя, которую я нашла на пляже, отогрела и сейчас одену во что-нибудь, дабы поскорее вернуть вашей жене.
Он нахмурился:
— Почему вы говорите о моей жене? Я не женат.
— Простите, недавно вы упомянули о своей…
— …семье. Я живу здесь с родными — родителями, дядями, кузенами.
До чего же я глупа! Я сболтнула, что он прекрасен, лишь потому, что считала его женатым, и теперь сгорала от стыда, как будто сама явилась перед ним неприлично обнаженной. Он внимательно разглядывал меня, склонив голову набок:
— А вы… разве ваш муж не здесь?
— Нет. Сейчас — нет.
Он явно ожидал более подробного ответа. Я же поспешила отойти к камину и начала ворошить горевшие поленья, пытаясь собраться с мыслями… Я понимала, что этот человек безумно нравится мне, и чувствовала, как меня охватывает смятение. Теперь я уже не хотела, чтобы он ушел, но в то же время никак не могла решиться сказать ему, что живу одна в доме. Вдруг он этим воспользуется… А собственно, чем этим? Соблазнит меня? Что ж, я не против. Обворует? Если вспомнить о его „костюме Адама“, то он скорее жертва воровства, нежели вор. Нападет на меня? Нет, не похоже, он не производил впечатления агрессивной личности.
Обернувшись к нему, я пошла напролом:
— Скажите, вы опасны?
— Смотря для кого… Для рыбы, для зайцев и фазанов — несомненно, поскольку занимаюсь и рыбной ловлей, и охотой. Но для всех остальных…
— Ненавижу охотников.
— Значит, вы ненавидите меня.
Он с улыбкой бросал мне вызов. Я снова уселась перед ним.
— Я заставлю вас изменить свое мнение…
— Мы знаем друг друга всего несколько минут, а вы уже намерены изменить меня?
— Мы совсем друг друга не знаем. — Запахнув поплотнее плед, он негромко продолжал: — Хочу ответить на ваш вопрос: нет, вам не стоит меня бояться. Я бесконечно благодарен вам за то, что вы вытащили меня из этой глупой переделки и храбро впустили к себе в дом. Но я не хотел бы злоупотреблять вашим гостеприимством… Возможно ли позвонить отсюда, чтобы за мной приехали?
— Конечно. Но не хотите ли сперва принять горячую ванну? Это вас согреет…
— Я не смел просить вас об этом.
Мы встали.
— И еще… если бы у вас нашлась какая-нибудь одежда…
— Одежда?
— Ну да, рубашка, брюки… Можете не сомневаться, я, разумеется, верну их вам постиранными и выглаженными.
— Видите ли… у меня здесь нет мужской одежды.
— А ваш супруг?
— Видите ли… у меня нет и супруга.
Воцарилось молчание. Он улыбнулся. Я тоже. Потом упала в кресло, бессильно, как тряпичная кукла.
— Очень сожалею, что у меня нет мужа, чтобы выручить вас, до сих пор мне никогда не приходило в голову, что от мужа может быть какая-то польза.
Он со смехом опять присел на диван:
— А ведь мужья бывают очень даже полезны.
— О, я заранее знаю, что мне не понравится то, что вы собираетесь сказать! Но все равно, говорите… Так какую же пользу мог бы принести мне муж? Не стесняйтесь, начинайте…
— Например, составлять вам компанию.
— Для этого у меня есть книги.
— Сопровождать вас на пляж.
— Я хожу туда с моим спаниелем Бобби.
— Открывать вам дверь и пропускать вперед, когда вы куда-нибудь входите.
— Я прекрасно справляюсь с дверями сама, и мне не нужен муж, который пропускает вперед других. Нет, этого мало; чем же еще он мог бы мне услужить?
— Ну, например, заключил бы вас в объятия и стал целовать в шею, в губы.
— Вот это уже лучше. А потом?
— А потом он отвел бы вас в спальню и сделал счастливой.
— Даже так?
— Он бы любил вас.
— И это ему удалось бы?
— Мне кажется, вас совсем нетрудно полюбить.
— Почему?
— Потому что вы очень милая.
И тут мы невольно, бессознательно придвинулись друг к другу.
— А разве так уж необходимо выйти замуж, чтобы испытать все это? Разве эту роль не может выполнить возлюбленный?
— Да… — почти неслышно прошептал он.
Внезапно его лицо окаменело. Он откинулся назад, туго стянул на плечах плед, вскочил с места, окинул тревожным взглядом стены, заставленные книгами, и произнес совсем другим голосом, твердо и раздельно:
— Мадемуазель, мне очень стыдно за свое неприличное поведение. Вы так очаровательны, что я забыл о ситуации, заставляющей вас слушать, а меня толкнувшей на недопустимые высказывания. Прошу простить мне эти выходки. Не могли бы вы провести меня в вашу ванную?
Его голос звучал с новой, властной силой, и я подчинилась не раздумывая.
Впустив его в ванную, я пообещала, что одежда будет ждать на табурете у двери, и бросилась в свою комнату.
Торопливо распахивая шкафы и выдвигая ящики комодов, я вспоминала всю эту сцену. Что же со мною приключилось? Я вела себя как авантюристка, льстила ему, поощряла, распаляла… да, прямо-таки вынудила его к ухаживаниям… Во мне проснулось страстное желание понравиться, оно пронизывало все мои слова, все жесты и взгляды, побуждая превратить нашу беседу во флирт. Сама того не желая, я установила между нами атмосферу эротического притяжения, вошла в образ доступной женщины и позволила ему проявить недопустимую вольность в обращении со мной; к счастью, в последний миг он вспомнил о приличиях и отреагировал должным образом.
Содержимое шкафов привело меня в полное уныние. Мало того что я не нашла в них никакой мужской одежды, но и все остальное решительно не подходило моему гостю по размерам. Вдруг мне пришло в голову подняться наверх, в комнату моей служанки Маргит, которая отличалась высоким ростом и дородной коренастой фигурой; пользуясь ее отсутствием, можно было позаимствовать что-нибудь из ее вещей.
Вспотев от волнения, я вытащила из ее сундука самую широкую одежду, какая нашлась, спустилась вниз и крикнула сквозь дверь ванной:
— Мне стыдно признаться, но это просто ужасно: я могу предложить вам только халат моей служанки.
