Тут Ум-Омар принялась нахваливать искусство цыган. А Фатима переводила недоверчивый взгляд с соседки на красавицу-цыганку.
— Что это за работа такая, сестра моя, Ум-Омар? — спросила она, хотя в глубине души не могла не восторгаться услышанным. — Танцевать перед народом!
— Танцевать не стыдно! — гневно произнесла Самира. — Так мы на жизнь зарабатываем. Танец, — искусство древнее, и не каждый может его понять. Вспомни хотя бы свирель пророка Дауда. Ведь это он смастерил ее, а мы теперь играем на этой свирели.
— Не болтай! — в сердцах крикнула Фатима. — Пророк велик, ему молятся! Станет он мастерить дудки! Кощунствуешь!
— Да, это правда. Дауд смастерил свирель, — поддержала цыганку Ум-Омар. — Правда, что это за свирель, мы не знаем. Шейх Абдеррахман об этом ничего не говорил.
Самира принялась подробно объяснять:
— Свирель — дудка, в которую дуют. Чего тут не знать! И придумал ее Дауд. Он — дед цыган, от него они и пошли. Слышала вчера, как брат мой искусно играл на свирели? Всем очень понравилось. Моложе меня, а успел уже жениться и обзавестись детьми. Девочка, которая танцевала, — его старшая дочь! Это отец научил ее так прекрасно танцевать. Чему выучишься в детстве, то на всю жизнь останется… Заговорилась я тут с вами, ох, пора мне, — заторопилась Самира и стала прощаться. — Спасибо вам за гостеприимство да за ласку.
Она направилась к двери, но вдруг поспешно вернулась:
— О аллах! Совсем забыла! Не дадите ли вы мне капель для больного сына?
Взяв капли, Самира на прощание сказала Мухаммеду:
— Приходи к нам в шатер, я тебе погадаю и вытатуирую на руке имя.
— Непременно приду, — обрадовался мальчик.
— Только посмей! — прикрикнула на сына мать. — Клянусь аллахом, я ножом вырежу твою татуировку!
Нрав у матери был крутой, и мальчик с грустью смотрел вслед цыганкам, а Самира, удаляясь, все манила и манила его рукой.
Мухаммед никак не мог понять, почему мать запретила ему идти к цыганам, ведь все ходили: мужчины, ребятишки, даже женщины. И ой обиженно выпалил:
— Не дашь мне яиц, чтобы заплатить цыганке, я отца попрошу. А имя свое все равно вытатуирую.
— Ладно, — примиряюще сказала мать. — Иди. Я никогда ни в чем тебе не отказывала. Вот и избаловала на свою голову. Только возвращайся побыстрее. Надо еще овец попасти и подоить.
Мухаммед пошел в курятник и, взяв яйца, вместе с другом отправился к цыганам. По дороге к ним присоединились еще ребята.
Шатры стояли кругом: так собакам легче их сторожить и ослы не разбегались ночью. В таборе царило необычайное оживление. У шатра, к которому подошли ребята, стояла цыганка в окружении девушек.
— Ты слишком маленькую дырочку проколола мне в носу, украшения едва влезают.
— Больше нельзя, красавица, — отвечала цыганка. — Нос порвется.
— А у меня уши распухли после того, как ты их проколола, — жаловалась другая.
— Не расстраивайся, красавица, — успокаивала ее цыганка, — через день-другой все пройдет.
Затем девушки стали прицениваться к украшениям, которые продавали цыганки. А юноши, пользуясь тем, что цыгане-мужчины заняты работой, любезничали с молодыми цыганками.
Большинство желало сделать себе татуировку. Чуть ли не из каждого шатра доносились жалобные крики ребят, когда их кололи иглами. Мухаммед подошел к той самой цыганке, которая приходила за молоком, и отдал ей яйца. Она спросила его имя, а потом что-то невнятно забормотала себе под нос, то и дело поминая имя пророка Мухаммеда. В это время подъехала машина, и в таборе поднялся невероятный переполох. Мужчины тут же прекратили работу. Собаки мгновенно сорвались со своих мест. Еще громче закричал больной ребенок. Управляющий сразу узнал машину бека и стремглав бросился к ней. За ним едва поспевал староста. За рулем сидел сам бек, рядом — вооруженный бедуин. Выбежала Нофа, учтиво приглашая бека на чашку кофе.
— Доброе утро, красавица, — приветствовал ее бек, — хорошо ли тебе живется в моей деревне?
— Конечно, хорошо, — улыбаясь, отвечала Нофа. — Да разве может быть на твоей земле плохо?! Заходи кофе отведать.
Бек вежливо отказался и спросил зычным голосом, заглушавшим звук мотора:
— А что делают в таборе управляющий и староста?
— Они оказали нам милость и согласились выпить чашечку кофе.
Управляющий и староста были частыми гостями в таборе и сейчас, застигнутые врасплох, смущенно молчали.
Бек жестом пригласил их в машину, а сам обратился к Нофе:
— Обещаю вам сегодня веселый вечер, а пока — до встречи.
Староста с управляющим облегченно вздохнули — пронесло, — а Нофа вернулась к обычным делам.
Бек впервые появился в деревне утром, видимо, хотел поохотиться. И, как всегда, его визит не предвещал ничего хорошего.
Он заехал в свой дом, переоделся и вскоре уже скакал на коне. Следом — староста с управляющим, а за ними бежали гончие. Охотники направились к югу. Конь бека, белой масти, очень красивый, с узким крупом, шел словно танцуя, и один из крестьян невольно им залюбовался:
— О аллах, этот конь так же прекрасен, как Нофа!
И действительно: конь шел, выгнув шею, и чувствовал каждое движение седока. Хвост плавно раскачивался. Ухоженные, с блестящей шерстью, отличались красотой и собаки бека. Псарь изо всех сил старался угодить господину.
Вернувшись домой, Мухаммед тотчас побежал в поле хоть немножко поиграть с друзьями, так как времени у него почти не осталось: ведь ему еще надо было помочь матери по хозяйству. Но как приятно побегать по мягкой траве, вдохнуть аромат цветов, посмотреть на пестрых беззаботных бабочек, на муравьев, которые вылезли погреться на солнышке!
Но пришла пора возвращаться домой пасти овец.
Мать собрала Мухаммеду поесть — немного хлеба и фиников.
— Будь осторожен, сынок, — напутствовала она его, — стало тепло, и змеи уже выползли из своих нор. Да смотри еду не потеряй.
Вместе с другими мальчиками Мухаммед вышел из деревни, и они направились к незасеянным полям, где пасли скот. Еще издалека пастух увидел ребят и поприветствовал их. Мальчики уселись кто на овечьи шкуры, кто на абаи и приготовились к трапезе.
А ну-ка, — обратился пастух к ребятам, — выкладывайте, что принесли с собой.
Ребята с удовольствием запивали еду парным овечьим молоком.
— Здесь поблизости охотится бек, — заметил пастух. — Он велел мне не подпускать вас близко к засеянным полям. А то недоглядите и овцы попортят посевы. Потом вам же придется платить за потраву.
Один из мальчиков робко возразил, что почти все поля здесь принадлежат крестьянам, а не беку. Но пастух лишь пожал плечами:
— Так приказал бек.
Овцы между тем отходили все дальше, приближаясь к бобовому полю. Пастух велел Мухаммеду отогнать их, но овцы уже успели выщипать всю траву в близлежащих местах и теперь устремились к посевам.
— Как только бек отъедет подальше, я заиграю на свирели, а Омар споет, — сказал пастух.
Но тут появился бек со своими людьми. Они травили лисицу и двигались прямо к стаду. Лисица долго кружила, пока не забилась в овечье стадо. Теперь от собак ее отделяли каких-нибудь сто метров, и мальчики закричали, подгоняя собак:
— Ну быстрее, быстрее!
Лисицу могли спасти сейчас лишь быстрые ноги и хвост, помогавший ей в беге. Трое мужчин верхом и три гончие против одного выбившегося из сил зверька! Мухаммеду и пастуху очень хотелось, чтобы лисица убежала. И в тот момент, когда пастух уже крикнул: «Попалась, попалась!» — лисица добежала до поля и вмиг скрылась в густой пшенице.
Пастух потирал руки от удовольствия и благодарил аллаха:
— Ну и хитрая же лисица! Нырнула в отару, потом скрылась в поле — ищи-свищи. Теперь мне не придется выделывать ее шкуру.
Охотники возвращались с пустыми руками, но вдруг увидели зайца. Собаки сорвались с места и моментально настигли, зверька.
Заяц весь дрожал. Собака дважды ударила его лапой, и он больше не шевельнулся. Подбежал пастух с ребятами. Но бек решил блеснуть перед крестьянами своей щедростью и отдал зайца пастуху. Тот было обрадовался, но тут же с грустью подумал, что перед беком он так же бессилен, как и заяц.
Выдался чудесный весенний день, вокруг все благоухало. Настроение у ребят было тоже весеннее, и они попросили пастуха сыграть на свирели. Полились нежные, печальные звуки. Подошел пастух, который поблизости пас коров, и спросил:
— Удачно поохотился наш бек?
— Видишь этого зайца? Он как молоденькая козочка. Возьми его себе. Вчера я тоже подстрелил зайца, а жена не любит зайчатину, говорит, слишком жирная.
Пастух поблагодарил и спрятал зайца в сумку.
— Так и не отведали мы твоего мяса, — с сожалением сказал пастух, который пас овец, и добавил: — Передай жене Аюш, что это я подарил зайца для детей. Смотри-ка! Твои коровы бегут в деревню.
