– Вы о чем?
– Оба наших мальчика обладали незаурядными способностями: нужно было решить, кого из них продвигать, отправив в столичную элитную школу. У нас не было денег, к тому же у родственника, готового приютить нас в Пекине, была всего одна небольшая комната.
– И что тогда?
– Я позвала обоих сыновей и сказала им: «Учиться, не думая, бесполезно; думать, не учась, опасно. Ни один из вас не преуспеет, если не исправится. Так что я не стану выбирать – вы будете по очереди жить у дяди, месяц здесь, месяц в Пекине». И представьте, сработало! Трудности стимулировали их. Или горечь… Потому что они были одарены; возвращаясь в Пекин, они возмещали пропущенные недели, дома Жу учился, а Рю размышлял.
– Золотая середина победила.
– Точно. Моя старшая, Тинг Тинг, уверяла, что…
Директор «Гранд-отеля» увлек меня за собой, чтобы поприветствовать и выразить свое почтение, даже не догадываясь, что прервал задушевный разговор, который я бы предпочел продолжить.
Назавтра я возобновил свои переговоры с «Перл-Ривер пластик продакшн». Мы с партнерами обменялись подарками. В нашей компании появился новенький, Джин, худой и лохматый. Он протянул мне «Беседы» Конфуция на французском языке, его внимание тронуло меня. Не сочтя нужным сообщить ему, что накануне этот труд упоминала госпожа Минг, я стал перелистывать книгу.
Во время переговоров я тщетно подстерегал момент, когда уместно будет прервать их; увы, на сей раз я встретился со своей приятельницей только во время перерыва и показал ей собственный экземпляр Конфуция.
– Как, вы прежде его не читали?
Для нее не знать Конфуция было так же нелепо, как никогда не есть риса.
– Нет, мне стыдно. Нынче же вечером исправлюсь.
Она простила меня:
– Тот, кто каждый день не двигается вперед, каждый день отступает назад.
Подсчитав, что она уже рассказала мне о семерых своих детях, я горел желанием услышать жизнеописания, состряпанные ею для оставшихся троих.
– Вы собирались рассказать мне о старшей дочери.
– О, моя Тинг Тинг…
Произнеся это имя, она покраснела. Оценив степень отразившегося на ее лице блаженства, я пришел к выводу, что она создала себе идеальную семью. В сущности, какое нам дело до истины, только счастье имеет значение, разве не так?
– Вы скоро ее увидите, – в волнении прошептала госпожа Минг.
– Как?
– Тинг Тинг пообещала навестить меня.
Вот тут я подумал, что, превысив скорость своей мифомании, она сильно рискует; уверен, на следующей неделе она скажет, что я пропустил визит Тинг Тинг, опоздал всего на пару секунд, чуть раньше – и мы непременно встретились бы, однако ее наглость обернется против нее. Невозмутимая хвастунья стояла на своем:
– Сначала она должна погостить у своего брата Ванга. Я вам рассказывала про Ванга?
– Нет.
– Как? Ванг дает мне столько поводов гордиться им. Он создает сады мечты.
– Простите, что?
– С отрочества Ванг восторгался самыми прекрасными китайскими садами, теми, что упоминаются в нашей литературе. Читая и перечитывая тексты, он серьезно изучил эти увядшие уже века, даже тысячелетия назад сады. Мысленно он бродил по их аллеям, наслаждался их ароматами, гладил лепестки цветов, любовался разноцветной листвой, зимней монотонностью. Порой, после долгого молчания, он рассказывал нам, откуда пришел: из Сада Орхидей или Фруктового Сада Красных Лягушек… Мы с мужем еще больше разожгли его страсть, отправив сына в Школу агрономов. Там Ванг расцвел, получил диплом, затем удостоился должности в мэрии, на севере страны. Тем не менее после девяти месяцев работы по обновлению муниципальных скверов он сообщил нам, что уезжает делать карьеру в Тайвань…
– И?..
– Получилось! Он произвел коренной переворот в садовом искусстве, предложив людям воображаемые сады. Согласно их вкусам – пионы, камелии, лотосы или цветущие сливы – и любимым временам года Ванг придумывает для них идеальный парк. За определенную сумму он после длительной подготовки описывает им его расположение, преобладающие цвета, последовательность цветения, отдельные пейзажи, пение птиц, журчание источников, спокойствие пруда, где дремлют водяные лилии, перемещение теней, золотистые сумерки, посеребренные луной купы деревьев; а еще за несколько юаней излагает результат в письменном виде.
– Сад слов…
– Какая гениальная мысль! Удостоверившись, что все великолепные сады прошлого исчезли и существуют лишь в текстах, он решил пропустить один этап: он перескакивает сразу в текст. Почему сад обязательно должен быть реальным? Тем более что его реальная жизнь коротка, а воспоминание о нем сохраняется навсегда. Благодаря Вангу бедняк может иметь участок по своему вкусу. Тому, кто живет в тесном пространстве, Ванг предоставляет гигантское владение. Того, кто страдает от аллергии на пыльцу, Ванг обеспечивает безопасной весной. Старику, который уже не может ходить, Ванг возвращает бесконечные прогулки под кипенью цветущей вишни. Да вдобавок какое снижение цены: никакой земли, не надо покупать растения, каждое творение хранится и украшается надежными и опытными садовниками, которые ничего не стоят! Ванг много читал и учился, так что снобам, презирающим традиционный пейзаж, он может предложить английский парк, французский или итальянский – даже несмотря на то, что, между нами говоря, ничто не может превзойти китайский сад!
В туалет вошел Джин, подаривший мне «Беседы» Конфуция, и чуть ли не с распростертыми объятиями бросился к госпоже Минг.
Мы прекратили болтовню, я дождался Джина и вместе с ним поднялся, чтобы продолжить работу.
В конце встречи, когда мы записывали итоги дня, я все размышлял над рассказом госпожи Минг, который содержал если не признание, то, во всяком случае, объяснение. Как не разглядеть в воображаемых садах метафоры ее галлюцинаторной семьи, семьи, воплощенной лишь в словах? Разве так уж необходимо этим детям быть реальными, чтобы госпожа Минг их любила? Нет. Однако ее нежность по отношению к ним совершенно реальна.
Складывая документы, я спросил мужчину с правильными чертами лица и черными как смоль волосами:
– Вы родственник госпожи Минг?
– Она три года работала у нас, а я занимался подбором персонала.
– Она хороший работник?
– Очень. Однако нам пришлось ее уволить.
– Почему?
– Она раздражала коллег. Я получил несколько жалоб.
– Чем? Своими историями?
– Работницы завидовали.
– Чему завидовали?
– Ее детям.
– Но ведь их не существует!
– Проведя тщательное расследование, я имею множество причин верить, что они существуют и что госпожа Минг говорит правду.
С этими словами Джин поклонился, развернулся и присоединился к своим коллегам, спускающимся по лестнице.
Сбитый с толку, я даже не подумал нагнать его. Тем более что коллеги, не поняв, что речь идет о личном деле, подошли бы, чтобы разобраться в том, что беспокоит французского покупателя.
Я отправился в гимнастический зал, полагая, что бегущая дорожка освободит меня от моих раздумий. Увы, этот марафон привел к обратному: с каждым шагом мысль о госпоже Минг делалась все более неотступной.
Наконец, обессилев, я сел на скамью и набрал номер телефона Джина.
– Алло? Еще раз благодарю вас за книгу Конфуция, которую вы мне подарили. О, я не могу отвязаться от этой истории с госпожой Минг. Вы когда-нибудь видели ее детей?
Тут я как раз услышал детские голоса и возню вокруг моего собеседника.
– Нет, – ответил Джин, – но когда я пришел к ней, то рассмотрел их фотографии, сувениры, полученные от них. Чтобы убедиться, что это не надувательство, я перелистал записочки, которые они отправили своей матери за долгие годы, письма, написанные разными почерками, со штемпелями разных областей Китая. Все вместе в точности соответствует тому, что она рассказывает, материальных доказательств с избытком. Поэтому я предпочел избавиться от нее на фабрике: я не хотел, чтобы работницы узнали, что госпожа Минг вовсе не пошлая врунья, но, напротив, возглавляет дружную и многочисленную запретную семью. После чего я устроил ее в «Гранд-отель».
Оглушенный, я поблагодарил его и, прежде чем пожелать прекрасного вечера, спросил:
– Вы посвятили этой работнице свое время. Раздобыв для нее другую работу, вы проявили редкостную доброту. Это выходит за рамки ваших обязанностей в компании, не так ли?
– Я многим ей обязан.
– Вот оно что?
– Благодаря госпоже Минг у меня теперь есть Фен. Слышите ее?
Какая-то девочка приблизила губы к трубке и тоненьким, как иголочка, голоском пискнула:
– Здравствуйте, господин.
Я не стал продолжать разговор. На мгновение я представил себе эту Фен с чертами Ирэн, мимолетно упрекнув себя в том, что бросил ее с ребенком в животе, хотя и не верил, что он мой.
